Полукровка (СИ)

Дальше Стефан помнил только отдельные фрагменты, из которых и сложилась общая картина происходящего. А затем он взял со стола пистолет и выстрелил себе в рот.
Когда Стефан очнулся с ложкой во рту, он уже знал, что времени на бегство у него очень мало. В тот момент один из служащих позвал его для разговора с дядей.
И Стефан пошел, только не к дяде, а к своему кораблю.
Он понимал, что не успеет добраться до Ксилуса вовремя, потому, оставив для Эсты электронное послание, которое она так и не прочла, полетел в сторону Навернии, пытаясь связаться с Аликеном. Он помнил позывные, которые ему открыла Эста, и надеялся, что Аликен ответит вовремя. Честно говоря, он не поверил своим глазам, когда спустя десять минут получил ответ с координатами точки приземления и паролем на вход в атмосферу.
Аликен был очень удивлен, увидев Стефана в обители навернийского сопротивления. Стефан не стал вдаваться в подробности, ограничившись словами "заговор", "нужна твоя помощь", "она бы не оставила тебя в беде", "мы должны ее спасти". И это подействовало. Аликен согласился выслать пятьдесят кораблей, чтобы попытаться захватить резиденцию в день прилета Эсты и остальных. Сложности заключались в другом: Стефан не знал, когда настанет этот день. Аликен предложил перехватывать послания со спутников Олмании, чтобы определить, когда какой-нибудь неизвестный или известный корабль войдет в атмосферу Олмании в нужном квадранте. Безусловно, они рисковали, ведь всегда оставался шанс на ошибку. Но другого выхода Стефан не видел, а потому принял решение довериться судьбе.
Первое сообщение, которое они получили, не удивило Стефана. На олманию стали прибывать корабли под эгидой Межгалактического Совета, а Полак привел в боевую готовность все военные комплексы на Навернии. Это означало только одно: если Стефан не сможет успеть вовремя, начнется война.
Сутки напряженного ожидания прошли, и, наконец, долгожданное сообщение прибыло: в атмосферу Олмании в нужном квадранте вошел военный корабль.
Самым тяжелым было пробить оборону его родной планеты и приземлиться возле резиденции. Это удалось только двум кораблям, на одном из которых летел сам Стефан и Аликен. Остальное рассказывать не пришлось. Все и так знали, чем закончился тот день.
Со дня убийства Науба минула неделя. Временно, до решения Совета Всевидящих, обязанности Императора стал исполнять сам Стефан.
Тем утром он, Эста, Зафир и Назефри встретились на своем тайном месте у озера. Четверо детей из одной семьи, они теперь остались совсем одни. Чем была их жизнь до этого, и когда именно каждый из них повзрослел? Эста рассталась с детством в день своей несостоявшейся свадьбы. Назефри в девятнадцать лет, после того, как брат покинул ее комнату. Зафир в двадцать пять, когда оставил родной дом. Стефан несколько дней назад, после того, как увидел тело обгоревшей девочки, отдавшей свою жизнь за него. У каждого из них теперь была своя дорога.
— И что мы дальше будем делать? — спросил Стефан, закидывая очередной камушек в воду.
— Мы с Назефри возвращаемся на Доннару, — ответила Эста.
— Конечно, Камилли и Урджин сказали мне об этом утром. А ты, Зафир?
— Останусь с тобой ненадолго. Думаю, помощь старшего брата никогда не повредит.
— Ладно, — вздохнул Стефан. — Пойдем. Пусть девчонки потолкуют немного наедине.
Зафир на прощание взглянул на Назефри и, отвернувшись, побрел прочь.
Она еще несколько минут сидела тихо, но потом подскочила и побежала вслед за ним.
— Зафир! — крикнула она удаляющейся от нее фигуре.
Он обернулся на ее крик, но не остановился.
— Зафир, я прощаю тебя! — прокричала она.
Назефри знала, что брат услышал ее слова. И еще она знала, что они для него ничего не изменят. Нельзя получить искупление, если ты сам не можешь простить себя. Кто знает, может, когда-нибудь и он сделает то же, что и она: отпустит и пойдет дальше.
Назефри вернулась к сестре и присела рядом с ней на берегу.
— Почему ты не сказала мне? — спросила Эста.
 
— А что бы это изменило? Тебя не было здесь. Ты путешествовала с учителем по Вселенной, и у тебя самой было достаточно проблем. Кроме того, это была не только моя тайна. Мы с Зафиром хранили ее вместе.
— Но почему Камилли, Назефри? Почему ты выбрала именно его?
Назефри искренне рассмеялась.
— Скорее, это он выбрал меня. Я только не смогла устоять, так же, как и ты в свое время. Знаешь, мне было очень страшно признаться ему, что уже не девочка, а он притянул меня к себе и ответил, что это не важно, и я нужна ему такая, какая есть. Простые слова, но после них я почувствовала, что стала, наконец, свободной. А потом он искупал меня, и все потеряло всякий смысл.
— Я люблю тебя, сестра. Всегда помни об этом.
— И ты не забывай, Эста, что я тоже тебя люблю, — засмеялась Назефри и обняла сестру. — Кстати, я беременна.
Эста искренне удивилась и с неверием посмотрела на нее.
— А Камилли знает?
— Не думаю, что сейчас подходящее время рассказывать ему об этом.
— А может, именно это облегчит его боль?
— Может быть…
Тем же вечером Назефри призналась мужу, что ждет ребенка. Он долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на ее грудь и, наконец, остановился на животе.
— Знай только одно, олманка: я не позволю своей дочери размахивать мечами и носиться на полной скорости по зарослям на авиамотоциклах. Хватит с меня и ее мамочки.
— А почему ты думаешь, что это будет девочка?
— Потому что загадал именно ее, когда занимался с тобой любовью на Ксилусе.
— А вдруг это все-таки мальчик, которого я загадала у озера?
— Мальчика я подарю тебе потом. Не спорь, жена, — предупредил он ее, расстегивая на ней костюм.
— Скоро ужин, Камилли.
— Всегда можно опоздать…
Эста вернулась в свой домик за резиденцией и застала мужа, сидящего в темной комнате одного. Все последние дни он вот так проводил свое свободное время. Он не занимался с ней любовью по ночам и не пытался излить душу, как ей того хотелось. Она знала, что время залечит его рану, но все равно беспокоилась о нем.
— Я буду в душе, — произнесла она в пустоту, не ожидая ответа.
Он и не ответил.
Она разделась и, забравшись в душевую кабину, встала под струю теплой воды. Она слышала, как он вошел в ванную следом за ней и разделся. Дверца кабины открылась, и маленькое пространство вокруг занял ее муж.
— Давай, я помою твою голову, — Эста протянула руку к его волосам, но он перехватил ее и прижал к своим губам.
— Потом, малыш.
Глаза Урджина свербели красными прожилками. Он явно не спал несколько ночей, и Эста не понимала, как он еще держится на ногах.
— Ты устал, милый. Тебе нужно отдохнуть.
— Я не хочу, Эста. Не могу закрыть глаза, потому что постоянно вижу ее лицо.
Эста снова протянула руки к его волосам, и на этот раз расплела их. Маленькие пальчики разбрелись по его голове и стали нежно массировать ее. Урджин закрыл глаза и несколько мгновений наслаждался, а потом обхватил ее руками и завладел влажным ртом.
Эста поняла все без слов. Он подхватил ее за бедра, она теснее прижалась к нему. Его поцелуй стал глубже, язык утонул в ее мягкости и, приподняв ее на руках, он медленно погрузился в горячее тело. Каждое движение вызывало дрожь, каждый стон усиливал возбуждение, каждое прикосновение ее сосков, кожи ее живота принуждало его двигаться все быстрее. Эста раскрыла губы и закричала. Ее тело затрепетало, сокращаясь в остром чувстве удовольствия. Он поймал ее крик своим ртом. Он проглотил его целиком, и, заполнив ее еще раз, закричал сам.
 
Она висела на нем еще несколько минут, только потом соскользнула и снова обняла.
— Наверное, это правильно, малыш.
— Что правильно?
— Мне плохо, но когда ты рядом, когда ты со мной, я понимаю, что смогу это пережить.
— Конечно, милый, сможешь. Я люблю тебя, и мы вместе справимся с этим.