Полукровка (СИ)

— Ромери, ты не говорил, что он настолько одарен.
— Ты не спрашивала меня об этом.
— Ладно, мальчик, отпусти его. Я и так преподнесла ей хороший урок за дерзость.
Зафир медленно отошел от суирянина и спрятал клинок. Фуиджи и Урджин помогли Сафелии подняться. Камилли продолжал лежать на полу, не в силах поверить, что боль в груди бесследно исчезла.
— Ну что ж, надеюсь, сюрпризов сегодня больше не будет? — серьезным тоном произнесла Сомери. — Давайте пройдем в зал совещаний, и решим то, ради чего здесь собрались.
Помещение, где утром Нигия уже побывала, не привлекло бы внимание человека с тонким вкусом. Обыкновенная большая деревянная "коробка", длинный стол и множество стульев. Никаких украшений или маленьких деталей, призванных смягчить тяжелую атмосферу этого неуютного зала.
Сомери заняла место в торце стола. Остальные суиряне расселись рядом с ней. Фуиджи и Ромери сели друг напротив друга, Урджин, Эста, Сафелия и Нигия рядом, а Камилли, Назефри и Зафир по другую сторону от них.
— Итак, — начала Сомери, — я не буду вдаваться в историю этого вопроса. Некоторые из вас в нее уже посвящены, остальные вольются по ходу обсуждения. Все мы, сидящие перед вами, происходим от истинного древнего суирского рода. Временно в Совете восседают только десять человек. Я надеюсь, что скоро места Париса и Аделаиды займут Урджин и Эста, как обладатели особого дара управления. Вы уже поняли, что мужчину, который сидит справа от меня, зовут Руи. Слева от меня находится его жена — Айму. Дальше вы видите Кайла и его сестру Морам, а напротив них — Джероми и Евангелину. В отличие от вас, мы можем общаться друг с другом ментально, и все они, кроме меня, являются провидцами. У нас есть основания полагать, что "двери" откроют иные, и придут на Олманию, как четыреста лет назад явились на Ори. И мы подготовились к этому событию, объединив десять пар "спасителей". Их дар впечатляет, однако, у Урджина и Эсты самый большой талант. Почему? Потому что Эста — дочь своей матери, а Урджин — сын своего отца. Все просто. Два древних рода, в одном из которых уже был один Хозяин, а во втором часто появлялись потенциальные повелители. Ромери рассказал мне, что ваш дар только недавно был открыт. Что ж, времени на длительное обучение у нас, к сожалению, нет. Именно вам двоим предстоит закрыть "дверь". Задачей всех остальных будет провести вас к точке приложения и подстраховать. Зафир, как олманец, столь щедро одаренный природой, должен будет вступить в контакт с иными вместе со мной и попытаться выяснить, каким образом они открыли "дверь". В случае, если Урджин, Эста и другие спасители не смогут захлопнуть проход, Олманию ожидает та же участь, что и Ори.
— Что вы знаете о пропавших кораблях и поселениях? — спросила Эста.
— То же, что и вы. Мы предполагаем, что иные таким образом, разведывали обстановку перед вторжением.
— Почему вы уверены, что они настроены воинственно?
— А вы в этом сомневаетесь? Или ваша встреча с этими существами оказалась столь миролюбивой, что вы решили пригласить их к себе в гости?
— Вы знаете, кто покушался на меня?
— Мне бы самой хотелось узнать, кто это. У тебя есть предположения?
— Нет.
— Ну что ж, тогда время расставит все по своим местам.
— Почему Вы объединились с Некратой?
— Что? — не поняла вопроса Сомери.
— Вы объединились с Некратой, чтобы не позволить остальным поглотить весь мир. Почему?
Сомери откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Невозможно управлять всем миром. Он слишком велик, и мы бы в любом случае потерпели поражение.
— Но, это же так заманчиво!
— Что именно, Эста? Жизнь во Вселенной разнообразна. Каждая раса, каждая народность уникальна. Ты думаешь, мы не могли бы сразиться со всеми планетами? Могли бы. И победили бы, поверь мне. Но есть еще кое-что, кроме этого. Чистота рода. Мы такие, какие есть. Самые последние во Вселенной. Пустись мы в тяжбу со всем миром, наша раса потеряла бы свою уникальность. Взгляните на себя. Вас тянет друг к другу, как магнитом. Первое, что погубило бы суирян — это смешанные браки. Мы бы лишились таланта.
 
— Поэтому вы выбрали отшельнический образ жизни?
— А чем он плох? Мы знаем о вас все, мы принимаем решения, которые позволяют и вам и нам мирно сосуществовать. Чего еще вы хотите? Борьбы за власть? — Сомери рассмеялась. — Власть и так в наших руках.
Эста отвернулась, осознавая, насколько наивными для этих людей кажутся ее вопросы.
— Я не до конца понимаю, что именно мы должны делать, — спросил Урджин.
— Думаю, двух дней полета будет достаточно, чтобы все объяснить.
— Полета куда?
— На Олманию, конечно.
— И когда нам вылетать?
Сомери подняла левую руку и взглянула на электронные часы.
— Через двадцать минут, — ответила она и улыбнулась.
Сорок восемь часов тянулись так же медленно, как телега по высокоскоростной трассе. Нервничали все, кроме суирян. Конечно, у этих людей был запасной план, у олманцев же такого выбора не было. Первые сутки на корабле они провели в обсуждениях: что, кому, и когда делать. К эпицентру хотели отправиться все, однако, кандидатуры Нигии и Сафелии были сразу же отклонены. Камилли уговаривал остальных оставить и Назефри в резиденции, но Сомери показалось, что ее талант определять источники энергии и их количество мог весьма им пригодиться. В итоге, почти переругавшись друг с другом, они все, уставшие и измотанные, разошлись по своим каютам.
Назефри не могла уснуть. Постоянно ворочаясь в неудобной постели, она то и дело задевала Камилли, нарушая и без того его беспокойный сон. В дверь тихо постучали, и она, как всегда, знала, кто это был.
Если бы это произошло еще месяц назад, она бы перепугалась и ни за что не открыла. Но, по какой-то неведомой ей причине, она больше не боялась его. Назефри накинула на плечи халат и, оставив спящего Камилли одного, вышла из каюты.
Зафир старался не смотреть ей в глаза. Каким бы ужасным человеком он ни был, и что бы не совершил по отношению к ней, он все еще любил ее, и это чувство приносило его существу самую страшную боль из всех, когда либо им испытанных.
— Чего ты хочешь? — спросила Назефри, кутаясь в халат.
— Только поговорить.
— О чем, Зафир? Что нового ты можешь мне сказать?
— Давай пройдем в зал совещаний. Там нас никто не услышит.
Назефри первой развернулась и пошла по коридору. Что он хотел ей сказать? И почему она верила в то, что захочет это услышать?
— Ну? — спросила она, как только они оказались в нужном помещении.
— Это не легко для меня, пойми.
— Думаешь, мне легко? Я настолько ненавижу и презираю тебя, что даже твое отдаленное присутствие на этом корабле заставляет меня трястись.
— Я вижу, не нужно объяснять.
— Так о чем ты хотел поговорить со мной?
— Я знаю, как ты относишься к нему, — он тяжело вздохнул. — И как он относится к тебе.
— Конечно, ведь он — мой муж.
— А, я? Кем для тебя был я?
— Был братом, Зафир. А потом стал дьяволом.
— Я не хотел…
— Ты не хотел? Ты сделал это, а потом стал угрожать!
— Я не знал, что делаю. А потом испугался.
— И это, по-твоему, тебя оправдывает?
— Меня ничто не сможет оправдать.
— Так зачем мы здесь?
— Я хотел попросить прощения, Назефри.
— Прощения? — прогремел баритон Камилли, который ворвался в помещение, словно ураган.
Он стал перед Назефри, заслонив ее своей спиной, и сжал руки в кулаках.
— Не нужно, Камилли, — попросила она, но он не слышал.
— Ты ублюдок, Зафир. Поддонок. Не будь у тебя твоего дара, я выбил бы из твоей паршивой головы все мозги. А потом бы отрезал твой член, чтобы ты никогда не смог повторить содеянное.
 
— Я понимаю, Камилли, но это ничего не изменит.
— Ты остался безнаказанным за свои деяния. И это волнует меня больше всего.
— Что ты знаешь о наказании, Камилли? Разве есть способ более извращенный, чем понимать, что любишь человека, который ненавидит тебя, чем знать, что ты самое последнее ничтожество во Вселенной и пытаться это изменить, но быть не в силах что-либо исправить?