Полукровка (СИ)
— Это никого не интересует!!! — закричал Науб. — Ты хотя бы понимаешь, что это значит? Его здесь нет, он не может решить этот вопрос немедленно! А вся резиденция тем временем только и трещит о том, какую потаскуху вырастила императорская семья!
— Мы можем все уладить!
— А ты уверена, что он собирался что-либо подписывать? Ты, глупая девчонка! Куда смотрела твоя сестра, когда этот чужак соблазнял тебя!!!
— Эста не могла ничего сделать. Не следует ее приплетать.
— Ты что, не понимаешь, что сейчас будет? Ты в своем уме?
— Говорите, дядя, что должны сказать.
Назефри засмеялась. Громко, сильно, будто в последнем крике своей беспомощности.
— Ну, что же Вы, говорите!
— Согласно закону нашего народа и нашей семьи, ты изгоняешься из Олманской Империи без права общения со своими родственниками, кои от тебя отрекаются. С этого момента ты не можешь носить фамилию нашей семьи и упоминать в разговоре место своего происхождения. С собой ты можешь взять только деньги, завещанные тебе твоей матерью, и, корабль, который достался тебе от отца. Покинуть стены этого дома и атмосферу этой планеты ты должна в течение одного часа.
— У меня есть возможность оправдаться, составив официальное свидетельство?
— Ты уже совершила этот грех. Это подтверждение для твоего народа теперь ничего не значит. И, честно говоря, я сомневаюсь, что твой новоявленный "муж", станет что-либо подписывать, особенно после того, как от твоей репутации не осталось и следа. Новость о твоем позоре разлетится по всем Мирам. Фуиджи не позволит своему племяннику заключить союз с изгнанной девицей, тем более олманкой.
— Жестокость в нашей крови, не правда ли, дядя?
— Ты должна была знать, на что идешь, и делать все вовремя. Я Император, и как бы не любил тебя, мой долг следовать традициям своего народа. Это закон, Назефри, и перед ним — все равны.
С этими словами Науб покинул зал совещаний. Маленькие соленые капельки заструились по щекам молодой девушки. Теперь она осталась одна. Это самое страшное, что могло произойти в ее жизни, это то, чего она боялась все эти три года, и то, что в конце концов, настигло ее.
Стефан пытался заговорить с сестрой, но все то время, пока она поковала свои вещи и шла к кораблю, девушка не проронила ни слова. Он хотел узнать, куда она летит и что собирается делать, сколько денег ей завещала мать, и на сколько ей этого хватит. Назефри знала, что практически все деньги лежали на их с Зафиром совместном счету, к которому она больше не имела доступа. А тех крох, которые остались у нее, ей едва ли хватит на несколько месяцев.
Нет, Назефри не собиралась лететь на Доннару. Дядя был прав: после такого позора у нее не было шансов, а преклоняться, молить и тем самым растаптывать остатки своего достоинства, она не собиралась.
Дверь грузового отсека корабля закрылась за Назефри. За ней она оставила всю свою прошлую жизнь.
Урджин едва не выронил ложку, когда почувствовал, что с Эстой что-то не так. Она извинилась перед всеми в то утро и отказалась завтракать с семьей, оставшись в своей комнате. Урджин аккуратно встал из-за стола и уже собирался подняться к ней, чтобы выяснить, что же все-таки произошло, когда его жена, белая, словно мел, влетела в столовую.
— Урджин, Камилли, мне нужно срочно поговорить с вами!
— Дело не терпит отлагательств? — с издевкой спросил Фуиджи.
— Извините, но это так.
— Что-нибудь случилось на Вашей родной планете, о чем мне бы следовало знать?
— Нет, дело касается лично меня.
— Прошу нас извинить, — прекратил этот допрос Урджин, и вывел Эсту из помещения. Камилли удалился следом.
— Малыш, что? Что произошло?
Эста повернулась к Камилли и, едва сдерживая крик отчаяния, произнесла:
— Вчера до нас дошло послание от Стефана. Назефри…
Эста набрала в грудь побольше воздуха.
— Что Назефри? — спокойно спросил Камилли.
— Науб изгнал ее из Империи в день нашего отъезда.
Камилли пошатнулся, словно от удара.
— За что?
— Вы забыли, мы все забыли, что брак должен быть подкреплен официальным документом. Вы не подписали с Назефри этих бумаг, и по нашим законам такой союз есть ни что иное как прелюбодеяние. Слухи поползли по резиденции, наверняка, кто-то из слуг подслушал наш разговор. В итоге Науб узнал о вашем "браке". Если бы это дело не подверглось огласке, все бы обошлось, но теперь она не имеет право даже общаться с нами, не говоря уже о том, чтобы жить на Олмании.
— Это возможно? — не верил своим ушам Камилли. — Какое им дело до наших с Назефри отношений?
— Она олманка, Камилли. Там все имеет значение. Более того, она принадлежит к знатному роду, долг которого оберегать законы нашего мира. Теперь для всех остальных она стала падшей.
— Я хоть сейчас могу подтвердить законность нашего брака! Почему никто не спросил об этом у меня?
— Стефан надеялся, что Назефри прилетит сюда, к тебе. И затем бы мы смогли урегулировать этот конфликт. Но ее здесь нет.
— Где она?! — закричал Камилли. — Куда полетела, черт бы побрал эту девчонку?!
— Я надеюсь, что она отправилась на Ксилус, к нашему учителю. Больше я не представляю, где она могла укрыться.
— И ты собираешься найти ее? — послышался голос Фуиджи, выходящего из столовой в гостиную, где они беседовали.
Эста и Урджин замерли на месте, не в силах повернуться и посмотреть в глаза Императору.
— Она моя жена, — отчеканил Камилли, — конечно я собираюсь ее найти.
— Официально, она тебе никто. Это ты понимаешь?
— Что Вы такое говорите? — прошептала Эста. — Он женился на ней! Он в ответе за нее. Кто, кроме него, может ей помочь?
— Ты смотришь на все только с одной стороны.
— О нет, я вижу гораздо больше!
— Если он хочет ей помочь, он должен не за ней лететь, а к Наубу. Он должен все сам объяснить Императору и со своей стороны подписать все документы. Только после этого он может искать Назефри.
— А если с ней что-нибудь случиться?
— Твоя сестра — взрослая девочка. Если он наплюет сейчас на все законы, они оба останутся за бортом и ничего не смогут изменить. Я не потерплю в своем доме присутствия опозоренной девицы, изгнанной из своего родного мира. Всему есть предел.
— Если Камилли не полетит за ней, ее найду я! — прошипела Эста.
— Не смей даже думать об этом! Не хватало еще, что бы этот позор лег и на плечи моего сына!
— Позор? Она моя сестра!
— Ты подданная Олмании, больше она тебе не сестра.
— Как же легко Вы можете отречься от всего, что Вас окружает? А если они любят друг друга?!
— Любовь не имеет никакого значения, когда речь идет о чести правящей семьи.
— То есть, для Вас любовь ничего не значит?
— Что такое любовь, девочка? Мой сын любил Клермонт, очень сильно любил, и потому хотел отказаться от брака с тобой.
— Я не любил ее!
— Не смей перебивать меня! Ты бегал вокруг нее кругами, сдувая пылинки с ее волос, ты не сводил с нее глаз, когда она заходила в комнату, а сейчас говоришь мне, что не любил ее? Прибереги ложь для кого-нибудь еще, например, для нее, — Фуиджи указал рукой в сторону Эсты. — Ради Клермонт ты собирался отказаться от долга перед Империей и с легкостью бы сделал это, не пригрози я тебе изгнанием.
Эста отшатнулась от Урджина и прикрыла ладонью рот.
— Что ты так смотришь? — обратился к ней Фуиджи. — Проснись же, наконец! Он не пожертвовал властью ради Клермонт, любовь для него никогда не будет стоить дороже этого!
Ноги Эсты подкосились. Она получила ответы на все свои вопросы. Она поняла, что человек, стоящий возле нее, никогда ее не любил. Он не сдувал с нее пылинки, и не расцветал на глазах, когда она входила в комнату. Он жил с ней, потому что мужчина способен хотеть женщину, которую не любит. Она так ждала его признания, а признаваться-то по существу было не в чем. Дядя говорил, что может быть больно, но она и представить себе не могла, что это за боль! Нет, Урджин никогда не примет ее настоящую, никогда, если узнает правду, просто потому, что он ее не любит.