Сваха для дракона (СИ)
Песок был вездесущим, проник даже во дворец Ихтирама. Когда мы поднимались по громадным ступеням парадной лестницы, пересекали многочисленные залы и комнаты, он хрустел под ногами, напоминая о звуке трескающихся костей.
Когда я покидала дворец десять лет назад, он был полон слуг и придворных, что пытались угодить моему своевольному отцу и урвать кусок пожирнее. Сейчас же все они сбежали, позволяя отцу наслаждаться усугубляющимся безумием, и дворец опустел. И как благородный Ихтирам отреагирует на появление блудной дочери? Прогневается? Растрогается? Осыпет проклятиями и прогонит прочь?
Но когда мы вошли в тронный зал, – я впереди, остальные по пятам, – все померкло, кроме неряшливой фигуры, восседающий на троне. Благородный Ихтирам, закутанный в грязные одеяния, что-то бормотал себе под нос,словно спорил с голосами, что атаковали его со всех сторон. Наше появление он проигнорировал, принимая десяток незнакомцев у своего порога за игру больного воображения.
Крепко зажмурившись, я сделала шаг перед, вставая перед его мутными выцветшими глазами:
– Прохладной ночи, отец. Я дома.
Но князь Ихтирам не откликнулся – только вздрогнул, а затем бормотание стало громче. Отец, озираясь по сторонам, строго выговаривал пустоте за неизвестные прегрешения, отдавал приказы, которым не суждено было исполниться. Лоркан с тревогой взглянул на меня, а я не могла найти себе места. Руки дрожали, в коленях поселилась предательская слабость. Растерянная и ошеломленная, я не знала, что делать дальше.
Дворец сильно изменился с того дня, когда последним раз довелось мне разглядывать яркие фрески на стенах и потолке. Часть рисунков потрескалась, и там, где раньше красочно и подробно рассказывалась история Селофиссар и цурионского народа, теперь виднелись белые пробелы от осыпавшейся штукатурки. Позолота, украшавшая своды тронного зала, за десяток лет потускнела и облупилась, и даже здесь под ногами обнаруживался вездесущий песок из пустыни. Он захватил дворец, как только понял, что некому более держать оборону.
– Отец, – позвала я вполголоса, но не надеялась на ответ. Казалось, повысь я голос, и обветшалые стены замка обрушатся, погребая нас под завалами битого кирпича. Ихтирам заозирался по сторонам, словно его воспаленные глаза видели что-то, что нашему зрению было недоступно. В тронном зале пахло безумием, но этот кислый запах пропитал каждую комнату дворца. Начинала опасаться, что, надышавшись этими миазмами, сама сойду с ума.
Снорре прошелся по зале, придирчиво изучая каждый сантиметр стен и пола в поисках ловушек. Я его не осуждала, со стороны выглядело до нельзя подозрительно: разрушенный дворец, сумасшедший князь, глухой и слепой. Капитан вполне мог предполагать, что я притащила их в Цурион, чтобы претворить в жизнь слухи о смерти Лоркана. Заманила в ловушку, будучи в сговоре с предателями. Однако сам князь и не думал, что я могу его предать. От одного звука его мягкого голоса мне становилось чуть лучше, как будто в меня по капле вливалась уверенность в том, что все будет хорошо.
– От дели Перияна я слышал, что благородный Ихтирам болен, но я не мог и помыслить, что настолько! – прошептал Лоркан, неслышно приближаясь со спины. Он разглядывал выцветшие тряпки, в которые кутался отец, и не верил своим глазам. Никто из нас не верил, что великий князь Ихтирам, благородный повелитель Великой Пустыни, окажется… таким.
– Кто ты? – скрипучий старческий голос заставляя нас замереть, словно непослушных детей, застигнутых на месте преступления.
Ихтирам завозился, усаживаясь на богато украшенном княжеском кресле ровнее, и уставился на меня абсолютно слепыми глазами. – Кто посмел войти в двери моего дома без приглашения и разговаривать со мной без должного почтения?
От устрашающего гласа, что пугал меня до икоты в детстве, не осталось и следа. Отец был слаб и немощен. Не кричал, а шептал, едва шевеля потрескавшимися бледными губами. Он был одинок и безумен, и не было никого, кто мог бы протянуть ему руку помощи.Дели Периян говорил, что его люди присматривают за Ихтирамом, но не осталось ни следа от их присутствия во дворце. Слуги и подданные покинули князя, и только я могла ему помочь. Страх, давно похороненный в глубинах памяти, вновь поднял голову, и я оцепенела. Сердце в груди рвано билось в груди, сбивая с мыслей.
Под слоем грязи и многолетних обид в Ихтираме я увидела его – отца, который учил меня ловить разноцветных блестящих ящериц, что грелись на теплых камнях в саду. Отца, который приходил ко мне каждый вечер после «смерти» матери, чтобы пожелать спокойной ночи и избавить от кошмаров. Того отца, что изгнал меня, но умирал от тоски, скучая.
– Отец, это я. Ималь.
Ихтирам разразился мелким, дребезжащим смехом, который потонул в надрывном кашле. Прикрыв ладонью рот, князь сотрясался всем телом, стараясь сдержать очередной приступ. Заскорузлые пальцы окрасились багрянцем – кровавый кашель. Дурной знак.
– Моя дочь умерла, – доверительным тоном пояснил князь и безвольно обмяк на троне, – очень много лет назад. Я сам убил ее! Вот этими руками отправил на смерть!
Ихтирам слепыми глазами уставился в пространство, поднимая ладони с кровавыми брызгами.
– Отец! – я рванулась вперед, падая на колени перед троном, хватаясь за подол дряхлого одеяния.
– Ималь? – Ихтирам недоверчиво повернул ко мне лицо, вслушиваясь в звучание моего голоса. – Быть не может!
Он не верил мне, не верил в то, что проклятая им дочь вернулась домой, и принимал меня за злобного духа, желающего пожрать его душу. Я обернулась, кидая умоляющий взгляд на Марну. Быть может, если он увидит меня, то поверит?
Когда прохладные ладони Марны легли на лоб, Ихтирам замер. Мутные глаза, подернутые желтоватой пленкой, доверчиво уставились туда, где должно было быть ее лицо. Прикусив губу, Марна зажмурилась, направляя импульс от запястий до кончиков пальцев. Я жадно следила за тем, проявляются ли какие-то изменения, но все осталось неизменным.
– Пожалуйста! – шепнула я, не понимая, к кому обращаюсь – с Марне или же к Селофиссар, что направила меня к дому. Раздался щелчок. Затем еще один, и еще один. В воздухе разлилась прохлада, за грязными окнами потемнело и дворец погрузился в блаженный полумрак. Селофиссар послала ливень смыть удушливую духоту, что пропитала дворец и высушила отца до неузнаваемости. Крупные дождевые капли барабанили по крыше и крыльцу, отзываясь дрожью где-то в глубине. Марна вскрикнула, прижимая ладони плотнее – Ихтирам обмяк в кресле, словно силы внезапно покинули его А желтая пленка, что ослепила его, медленно растворялась.
– Ималь, это действительно ты! – прошептал Ихтирам, хватая меня за руки. – Я думал, что никогда…
Он помолчал, всматриваясь в мое лицо, как будто видел его впервые.
– Я думал, тебя прокляли пустынные духи. Воплощение богини, ее любимая дочь, ставшая врагом… Твоя мать всегда говорила, что ты станешь великой, пока ты не предала ее забвению.
– Нет, я…
– Я был ослеплен ненавистью и ревностью, Ималь. Твоя мать, также, как и ты, стали жертвами моей гордыни. Сможет ли она когда-нибудь меня простить?
Я утерла слезы рукавом. Сухие пальцы Ихтирама коснулись моей щеки, а затем рука вновь безвольно повисла плетью. Отец потерял сознание, погружаясь в мир мучительных сновидений.
* * *– Войска Агне будут здесь через несколько часов, а князь не в состоянии вести оборону, – проговорил Лоркан, начиная срочный совет, – какие есть предложения?
После того, как Селофиссар обрушила на Рион всю свою мощь, а слухи о том, что княжна Ималь вернулась, разошлись по городу, люди потянулись ко дворцу. И те, кого прогнал отец, повинуясь своему безумию, и те, кто ушел сам, испугавшись княжеского гнева. Вернулись слуги, стыдливо пряча глаза, и бросились приводить дворец в порядок без лишних указаний. Пришли и лекари – отцу требовался уход, лекарственные снадобья и покой. Ослабевший, он почти не приходил в себя и бредил, когда я появлялась в его покоях. Полагаться на то, что он встанет на ноги за несколько часов, было глупо. Свобода Цуриона и его спасение полностью легли на наши плечи.