Настоящая фантастика – 2010
«Монгол» кивнул. Шаркая ногами, качая поникшей головой, побрел в свою комнату.
— Вас тоже не забудут, — пообещал «гном». — Работать в ближайшее время точно не придется. Может быть, организуем что-то вроде ежемесячного экстремального шоу. Сейчас не отвечай, у тебя шок. Но подумай. Идем.
Телепортер стоял совсем рядом с неисправной и уже ненужной душевой. Заметить его было невозможно — спрягали на совесть.
— «Нинья», ты знала? — спросил я.
— Конечно, — отозвался звездолет. — Но ты не спрашивал.
— Понятно, — согласился я.
Подумал, что Юра мог уже успеть и одеться, и трижды переодеться, и ванну принять. Где-то в пятках шевельнулось нехорошее подозрение. Очень нехорошее. Сколько человеку надо времени, чтобы повеситься?
Я рванул по коридору, понимая, что не успеваю.
Ногой вышиб дверь.
Ворвался в комнату.
Одевшийся Юра держал на коленях блаженно мурчащего Пита и довольно улыбался.
— Я решил, — тихо сказал «монгол». — Лечу дальше без «балласта». А ты, капитан?
Опешившие журналисты практически не сопротивлялись. Мы легко вытолкнули их в телепортер. А потом вывели аппарат из строя — старым, «дедовским» способом: раздолбали к Черным Дырам всю панель управления.
— Еще телепортеры на борту есть? — уточнил бортврач, вытирая пот.
— Нет, — ответила «Нинья». — Рада видеть вас до сих пор на борту. Мы долетим.
— А ведь это, наверное, тоже было запланировано, — вслух подумал я. — Что мы вот так их выгоним…
— А какая разница? — пожал плечами Юра. — Мы получили что хотели — летим к Альфа Кентавра без всякой связи с Землей. Можем приемо-передатчик разнести вдребезги, но я б оставил, новости слушать. А сейчас я лично собираюсь заняться починкой системы водоочистки…
«Добрались хорошо тчк альфа кентавры милейшие люди тчк пришлите кого-нибудь забрать звездолет музей тчк пит зпт юрий зпт герман».
«Границы? Я никогда с ними не сталкивался. Но слышал — многие думают, что они существуют».
Т. Хейердал
Арина Трой
Пифия
1
Кружевной перчик — долголетие. Имена жениха и невесты, спрятанные в ажурное сердце в тонкой оплетке — супружеская любовь и верность.
Экзотический цветок — дочка.
Звездочка — сын. Еще одна звездочка.
Рука дрогнула, оставив на нежной коже кривую, как безобразный шрам, коричневую линию.
— Что с тобой, Жень? Тебе плохо? На тебе лица нет.
Как разобраться, кто выбирает: ты ли узор, он ли тебя? Кто сплетает невидимые нити судьбы задолго до нашего рождения. Настоящий мендигар видит их, в отличие от тех, кто просто малюет все, что взбредет в голову. Расписывают под хохлому, и не знают, дурочки, что у каждого свой орнамент, сложенный из древних символов. Единственный в мире. Как не бывает двух одинаковых листков, не бывает двух похожих судеб. Узор читать — все равно что открытую книгу. Вспыхивали передо мной неведомые буквицы, светились забытые символы, и я точно знала, как соблюсти равновесие, не задумываясь о будущем.
Но сейчас меня как током ударило.
Шесть к одному. Странное равновесие. Страшное. Как обвести звездочку крошечной змейкой, зная, что каждый изгиб ее тела — это боль и слезы на долгие годы.
— Женька, может, воды? Девчонки, налейте ей, — распорядилась Лёка.
Я покачала головой, аккуратно вытирая ватным кругляшом Лёкину ладонь, чтобы не осталось следа.
Может, ничего еще не случится? И я все придумала? Ведь не проверяла же я, сбывалось ли предначертанное мною. Но откуда рука знает, что и как рисовать, если раньше могла вывести только «палку, палку, огуречик»? Откуда я знаю о равновесии?
Спрятав глаза, чтобы Лёка ничего не разглядела, я застыла над ее ладонью, мучительно думая, как обвести менди вокруг пальца.
2
С самого начала я была против этой затеи с подземным городом.
Хотелось пить разноцветные коктейли и вдыхать исходящие от смуглой, нагретой солнцем кожи Игоря аромат корицы, мяты и чего-то еще, волнующего. Хотелось, забыв о холодах, спокойно нежиться с книжкой на солнце у бассейна, наслаждаясь каждой секундой счастья. Но кого когда волновали мои желания? Жизнь так несправедлива. В отличие от меня, моим друзьям все это было не впервой. Они приехали на Восток за экзотикой, не приглаженной официальным туризмом, за острыми ощущениями. Адреналинозависимые.
— Дура, — прошипела Лёка. — Мужики — как дети. Что увидят, с тем и играют. Если тебе все равно, можешь оставаться, а я Арсюху не отпущу по бабам таскаться.
Игорь улыбнулся, расслышав Лёкины страдания, и взъерошил мои коротко стриженые волосы:
— Купаться и напиваться в баре можно было и дома, Женек. Не стоило из-за этого так далеко забираться. Тебе понравится, вот увидишь, братишка.
Идиотское прозвище. И имя тоже. С детства терпеть не могла.
Игорь не впервые обещал, что мне понравится. Он уже полгода таскал меня по всем экстремальным тусовкам. Ради него я была готова вытерпеть не только унизительное прозвище, но и тихо страдать, делая вид, что моя улыбка вызвана неподдельным восторгом, а не тем, что сердце ухнуло в желудок и теперь они вместе болтаются где-то в районе пяток.
А как еще мне, санитарке, было удержать Дока, от которого фанатела примерно половина женского персонала больницы, независимо от возраста и матримониального статуса. Не мосластым же, пардон, задом, упакованным в потертые джинсы. Все знали о его большой любви к экстриму. И я как-то в курилке брякнула, по дурости, что с детства мечтала спрыгнуть с парашютом. Девки покатились со смеху, а Док впервые за два года посмотрел на меня, как на человека, а не пустое место со шваброй, и взялся организовать. Опсестра Лерочка Михайлова, ревниво стрельнув быстрыми глазками, тут же поспорила со мной на сто баксов, что откажусь. Отпираться было бесполезно.
Летя с Игорем в тандеме над землей, я спиной поняла, что сразу на несколько пунктов обошла наших медицинских гламурных дам. А потом пришлось держать марку, подогревая в Доке веру в то, что я крутая экстремалка. Куда деваться, когда девицы и тетки всех мастей так и тянут руки, чтобы откусить кусочек твоего «пирога»?
Несколько минут у входа в подземный город я, как могла, упиралась, пытаясь выдавить из безжалостного Дока хоть каплю сочувствия. Темнота страшила меня еще с тех времен, когда мой умник-братец подвывал на разные лады, пока мы ждали лифт в неосвещенном подъезде. Игорь и слушать не желал моих сбивчивых «ну, я тут вас подожду», тем более что местные проводники, глумливо хихикая, начинали поглядывать в нашу сторону. Док, не терпя возражений, схватил меня в охапку и потащил вниз по высоким неровным ступеням, вырезанным в породе.
Каменный мешок облапил меня склизкими стенами и сводами, насквозь пропитанными копотью чадящих масляных светильников. По ногам тонкими, как паутина, нитями сочилась вязкая сырость, поднимаясь с нижних ярусов. Мы, едва привыкшие к сумраку, шли по узким галереям, притихшие, словно придавленные древней каменной подушкой.
Многочисленным обитателям подземелья не было до нас никакого дела. Одни валялись по углам, пыхтя пряными кальянами. Гашиш не оставил им ни воли, ни желаний. Другие неспешными тенями бродили по длинным разветвленным галереям, пытаясь выторговать на мелкие нефритовые зерна очередную порцию зелья, держащего их здесь, как на привязи. Один, доведенный до крайности бесплодностью древней породы, униженно, но настойчиво клянчил денег у иностранца с бледным, как луна, испуганным лицом.
За мной увязался тщедушный старик, пытаясь всучить мне грязную тряпицу с мелкими зеленоватыми камешками размером с фасолинку. Минут пять он шел за нами, потешно складывал руку щепотью под белой, будто приклеенной бороденкой, умоляя купить хоть один из них. Я никак не могла вспомнить, кого он мне напоминает, и пройти мимо тоже не получилось. Лишь на мгновение остановилась и выпустила руку Игоря, чтобы дать оборванному деду монетку в обмен на камешек с продетой в него веревочкой.