Музыка Океании (СИ)

Не воздух Элласа.
Но где тогда она была? В пролетающей капле воды Эльпис увидела своё отражение. Изуродованное, сломанное тело. По коже ползли трупные пятна, она разлагалась. Как давно я мертва? Как давно падаю сюда… куда?
Вдруг она почувствовала, как что-то щекочет плечо. Она ожидала увидеть хитиновый панцирь уродливого насекомого, но вместо этого…
Перо?
Крошечное перышко, трепещущее на ветру. Эли отвела от него свинцовые глаза и в этот момент увидела лицо с хищным клювом вместо носа. Гарпия впилась своими когтями прямо ей в глотку и весь окружающий гвалт голосов и криков исторгся из пасти страшного чудовища. Гарпия разорвала ей горло и запела прямо внутрь кровоточащей раны, словно играя на Эли, как на извращённом музыкальном инструменте.
Эльпис подскочила на кровати, распахнув глаза. Из её горла вырвался крик — громкий, пронзительный. Глаза наполнились слезами, её трясло от только что пережитого кошмара. В голове гудело и дребезжало, так что она закрыла уши руками.
— Тише, — раздался голос сквозь дребезг. Эльпис, ещё не отделавшись от ужаса, принялась брыкаться, но тёплые руки обхватили её. — Эли, это был сон, — голос Ники стал настойчивее.
Сон. Ужасный, отвратительный кошмар. Она изо всех сил пыталась справиться с дыханием, пыталась вернуть себе контроль над телом. Руки Ники обняли её и тут…
Её руки.
Эльпис остолбенела, почти позабыв об этом сне. Что-то было в этом прикосновении, едва уловимое. Наверное, Ника и раньше обнимала её так, но только теперь Эльпис смогла это прочувствовать и понять. Её объятья были особенными, в них заключалось столько любви и нежности, что Эли тотчас ощутила себя слабой и хрупкой, какой-то совсем маленькой и беззащитной. Сонная Ника прижимала её к себе как самое сокровенное и дорогое сокровище. Она обнимала её так, как любая женщина хотела бы чтобы её обнимали.
Удивительное чувство, вызывающее трепет.
— Я люблю тебя, Ники, — прошептала она. Во рту стоял тошнотворный вкус перезрелых ягод. Последствия дешевого вина. Но Эли показалось, что она ещё никогда не была так уверена в своих словах, как теперь.
Руки-крылья погладили кожу на плече.
— И я тебя, — ответила она сонно.
Что-то сломалось в Эльпис, что-то разорвалось. Гордыня, которой она так дорожила? Ей показалось, что даже шум в ушах стал значительно тише. Буря беспокойств, беснующаяся в сердце, вдруг улеглась. Они заснули вновь, и на утро Эльпис проснулась на удивление бодрой. Она встала задолго до Ники. Тихо, не желая будить её, оделась и собралась. Перед уходом из гостиничного номера Эльпис заглянула в спальню, поцеловала Нику в сомкнутые губы, но та не проснулась. Эльпис также тихо вышла. На её пустой подушке лежало белоснежное пуховое перо.
***
Её половина кровати была пустой. Ника не знала, что это могло значить. Куда делась Эли, во сколько она ушла? Она помнила, как проснулась с отголоском поцелуя на губах и это было невозможно приятно, но вот только потом он растаял, а её рядом не оказалось.
Ника почувствовала леденящий озноб, который, словно змея проскользнул вдоль позвоночника. У неё было дурное предчувствие, и она ничего не могла с ним поделать. Она вышла на балкон «Резиденции», набросив на голые плечи чёрный соболиный полушубок. Погода сегодня была чуть лучше, чем обычно. Сквозь серые облака силилось пробиться солнце, так и норовило воткнуть в брешь свой обоюдоострый луч. Ника закурила, глядя на жужжащий внизу город. Утро было относительно ясным, она даже могла рассмотреть противоположный берег Итаки, круглый диск концертного зала «Олимпиус», где они выступали вчера. И будем выступать завтра. Наверняка Пигмалион вызвал её утром, потребовал дать опровержение, как и хотел.
Как же мерзко Ника чувствовала себя на утро после произошедшего. Из головы не шло заявление Эльпис о шуме, стоявшем у неё в ушах. Интересно, была ли это правда или просто пьяный бред? Эли часто говорила вещи, от которых потом отрекалась. С ней было невозможно понять, где правда, а где мираж.
 
Она докурила, бросив окурок в утренний город. Стоило оставить окно приоткрытым, после вчерашней попойки люкс пропах табаком и алкогольными парами. Она хотела пойти принять ванну и не вылезать оттуда до возвращения Эльпис, как вдруг дверь номера открылась. В проёме двери появилась служанка-метиска, Ника вспомнила: её звали Психея.
— Извините, кирие, — огромные синие глаза показались Нике полными страха и смущения при виде обнажённой постоялицы. Обслуга в «Резиденции» была обучены не докучать гостям, ведь в гостинице останавливались высшие чиновники, в том числе и из Сциллы. — Я зайду позже.
Молодая девушка уже хотела закрыть дверь, но Ника остановила её.
— Нет, стой. Всё в порядке. Делай свою работу.
Психея отвела глаза, стараясь не рассматривать Нику. По ней было видно, что она колеблется.
— Точно? — осторожно переспросила она.
— Да, входи.
Ника поспешно завернулась в халат, небрежно валяющийся на полу возле шкафа, и прошла к центру гостиной, кивнув на расставленные на полу бутылки вина:
— Здесь точно нужна уборка. Приступай, я пойду в душ, не буду тебе мешать.
Через полчаса, когда Ника вышла из ванной комнаты, служанка уже успела привести гостиничный люкс в приличный вид. Бутылки были убраны, как и рассыпанный по столику пепел. В вазоне красовался букет свежих нарциссов. Вот Эльпис обрадуется, когда вернётся, — подумала Ника, оглядывая цветы.
— Вам принести чай и завтрак, кирие? — учтиво спросила служанка.
— Позже. — Из-за волнения аппетит как отрезало. — Скажи, ты видела, как Эльпиника покидала гостиницу сегодня?
Девушка кивнула головой, всё ещё не осмеливаясь смотреть прямо на Нику, хоть та и была в халате и с полотенцем, обернутым вокруг головы.
— Да, кирие. Около девяти утра она ушла.
— Как она выглядела?
Служанка немного растерялась этому вопросу, но Ника спрашивала достаточно настойчиво, чтобы у той был хотя бы малый шанс промолчать:
— Хорошо. Белая шуба, укладка, макияж. Красная помада на губах.
Ника тяжело вздохнула. Худшие сомнения подтвердились, в таком виде она могла отправиться только к Пигмалиону. И ничего не сказала! Даже не разбудила!
— Вызвала машину на стойке внизу. Я дежурила там утром, только поэтому заметила, — быстро добавила служанка.
— Ясно… — рассеянно обранила Ника. На неё напало тягучее чувство надвигающейся беды.
— Доброго дня, — Психея выдавила из себя заученную улыбку и уже было ринулась к двери.
— Нет, подожди, — Ника сама не знала, зачем её окликнула. Ей просто стало нестерпимо страшно оставаться одной. — Ты… можешь задержаться ненадолго? — попросила она.
Психея растерянно обвела взглядом гостиную.
— Я уже убралась, кирие.
— Я знаю… Просто… побудь немного здесь, — попросила она. — Сядь, — она кивнула на диван. — Не переживай, я скажу, что это я попросила тебя.
— Хорошо, кирие, — Психея всё ещё сомневалась, но её научили выполнять все требования постояльцев «Резиденции», особенно тех, кто снимал такие шикарные люксовые номера.
— Расскажи ещё о севере, — попросила Ника. — Ты говорила, что ты родилась на Пацифиде.
Психея пожала плечами и устремила свои невероятные глаза в окно, то ли стесняясь хозяйки номера, то ли пытаясь мыслями перенестись за сотни километров от Харибды, в то место, которому она на самом деле принадлежала. Ника не могла не отметить насколько красивой была девушка. В ней заключалась таинственная отстранённость вкупе с этой экзотической наружностью. Она бы могла написать о ней песню.
— Там очень долгие, чёрные ночи. И очень тихо. Эта тишина кроет в себе опасности. Иногда она перебивается далёким воем лесных зверей или леденящим душу шорохом у тебя за спиной. Чтобы избежать этой тишины, мой народ любит рассказывать истории. Долгие, мрачные, истории о таких же людях, как и они сами. О тех, кто выживает в этих землях, полных угрозы.