Мир клятв и королей (СИ)

— Тебя познакомить со Стефаном? — спросил Гилберт, когда Пайпер уставилась в пространство перед собой.
— Ты можешь рассказать о нём? Хотя бы немного? Кто он, чем занимается, как вообще связан… с этим?
— Стефан был частым гостем при ребнезарском дворе. Он…
— Погоди, — Пайпер поперхнулась воздухом. — Гостем при дворе? Сколько ему лет?
— Хм-м, — задумчиво протянул Гилберт. — Точно не знаю. Около семисот, наверное. Он старейший маг из… нет, старейший маг живёт среди фей. Но господин Камари сейчас не в лучшем состоянии. Он почти не покидает дворца фей и редко связывается с кем-либо. Считай, он уже давно перестал быть магом. Так что да, Стефана можно назвать старейшим и мудрейшим магом из всех. Он знал первых сальваторов и часто помогал им.
«Что не делает его любимчиком коалиции», — мысленно добавил Гилберт. Ему не прельщала мысль о том, что Стефан, которого он знал, мог быть в сговоре с Предателем. Может, Стефан и мог кому-то показаться причудливым или, наоборот, чрезвычайно простым, но сомневаться в полезности его знаний было бессмысленно. Многие маги использовали его книги и опирались на его исследования. Даже Марселин, по неясным для Гилберта причинам недолюбливавшая Стефана, не могла не обращаться к его трудам в опытах, которые она проводила над разными частями тел ноктисов.
Взгляд Пайпер настораживал Гилберта. Он, утративший свою истинную силу, учился читать людей без неё. Рыцари объясняли ему, как читать язык тела того или иного человека, а феи и эльфы учили видеть сквозь чары. Маги говорили, что из одного взгляда можно узнать больше, чем из тысячи слов и сотни клятв, и Гилберт не раз находил тому подтверждение. Но взгляд Пайпер не поддавался пониманию: одновременно заинтересованный и отрешённый, словно она хотела во всём разобраться, но не была готова признать это перед Гилбертом.
Пайпер резко мотнула головой вправо и уставилась на распахнутую дверь.
— Пайпер? — обратился к ней Гилберт.
Девушка, качнув головой, схватила блокнот и принялась активно перелистывать исписанные чужими для неё языками страницы. Гилберт успел подумать, что она догадалась о чём-либо или, что было бы ещё лучше, всё же услышала голос Лерайе. Это позволило бы им в мельчайших деталях разработать план её обучения, подобрать лучших учителей и перенести из зала Истины в библиотеку особняка все необходимые книги. Возможно, это помогло бы Пайпер избавиться от чувства, что она оказалась втянута в эту историю случайно. И Гилберт, наконец, перестал бы изводить себя мыслями о собственной бесполезности.
Но Пайпер, подскочив на ноги, протянула Гилберту блокнот. Количество посланий увеличилось вдвое, и самым значимым, как решила Пайпер, была обведённая в несколько кругов фраза.
— Что это значит? — нетерпеливо спросила Пайпер, указав пальцем на обведённую фразу.
«Erzari dzer saar nua tertraust».
Гилберт нервно сглотнул и сжал блокнот в руках.
— Гилберт?
«Никому, кроме меня, не доверяй».
Перстень Гвендолин, кажется, сдавил ему палец.
  
Глава 8. И дар, и мощь
 
У Пайпер был выбор — сидеть в четырёх стенах и, изливая злость на несчастные книги, проклинать ничего не ответившего Гилберта. Или же, взяв себя в руки, явиться к нему и потребовать своего присутствия на ближайшем собрании его драгоценной коалиции.
До следующего собрания коалиции было три дня. Гилберт уверенно заявил, что перенесёт его на сегодняшний вечер. У Пайпер осталось полдня на то, чтобы придумать, как именно вытрясти все ответы.
Дядя Джон вооружился подносом с маффинами и Лукой с широкой, но немного дрожащей улыбкой, готового в любой момент предложить чашечку чая (тот едва не рассыпался в извинениях из-за того, что не успел с чаем в прошлый раз), и смог добиться своего. Они расположились в той части особняка, куда Пайпер так и не смогла попасть. На стенах просторной картинной галереи не было ни одного свободного места.
Галерея доказывала, что особняк и впрямь находится под воздействием пространственной магии. Не менее десяти метров в длину и пяти в ширину и высоту, со стеклянным куполом вместо потолка, пропускавшего яркий дневной свет. Усеявшие стены картины были огромны и, что самое удивительное, некоторые из них были живыми.
 
Пайпер стояла напротив картины, высотой и шириной не меньше двух метров, и следила за разворачивающейся на ней битвой. Кавалерия мчалась навстречу пылавшему оранжевым, красным, фиолетовым и зелёным гиганту, закрывшему всё небо. Разноцветные мазки медленно перемещались, позволяя коням бежать, воинам размахивать мечами и копьями, а пожару вдалеке пылать. Пайпер потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к этому мельтешению, и после она смогла рассмотреть самих воинов: отливающие серебром доспехи с плащами, на которых перемешались вышитые из золота животные; мерцающее оружие, хорошо различимое даже на фоне безумной фантасмагории гиганта. Но как бы Пайпер ни пыталась, она не могла углядеть, когда кавалерия переходила в атаку или когда гигант начинал действовать. Враги мчались друг к другу без остановки, и красочные мазки помогали им в этом, осторожно, так, что Пайпер совсем не замечала ни начала, ни конца.
Пайпер не нашла никакой таблички радом с картиной и, сглотнув, спросила у дяди Джона:
— Что здесь изображено?
— Войска эльфов пытаются остановить впавшего в безумие элементаля, грозящегося уничтожить границу их королевства, — отчеканил он.
Пайпер испытывала смешанные чувства, и картина здесь была ни при чём.
Она хотела поговорить. Правда хотела, но не могла начать. Перевернувшийся с ног на голову мир вызывал тысячи вопросов, если не больше, а Пайпер не находила в себе сил, чтобы озвучить их. Ещё вчера она была готова до смерти забить Гилберта книгами, лишь бы он дал ответ. А сейчас, оставшись один на один с дядей Джоном, которого она знала лучше всех, она ни к чему не стремилась.
По крайней мере, раньше она думала, что знает дядю Джона.
— Чаю? — дрогнувшим голосом предложил Лука, замерший рядом с Джонатаном.
— Можно мы поговорим наедине? — спросила Пайпер, посмотрев на мальчишку. Она надеялась, что её улыбка не была расценена им как звериный оскал. Пайпер не понимала, почему Лука побаивается её, хотя в глубине души догадывалась. Она не хотела, чтобы он, как самый болтливый и знающий достаточно много, в её присутствии из-за страха не мог и двух слов произнести. Её не радовала сама мысль, что кому-то её скромная персона может внушать ужас.
— Если вам что-то понадобится, — пропищал Лука, отступая к ближайшей двери, — зовите.
— Ты не мог бы не караулить под дверью? — натянуто улыбнувшись, попросила Пайпер.
— Я не буду караулить под дверью, — Лука недоумённо похлопал глазами. — Моя клятва связала меня с магией этого особняка, так что я всегда узнаю и услышу, если кто-то позовёт меня.
— А-а, — протянула Пайпер, чувствуя, как нарастает неловкость. — Этого я не знала.
Лука хотел добавить что-то ещё, но, захлопнув рот, быстро кивнул им и скрылся за дверью.
— Прекрати применять на нём магию, — как бы вскользь упомянул Джонатан, посмотрев на неё.
— Я не применяю магию, — огрызнулась Пайпер. — Я ей вообще не владею.
— Владеешь, — настойчиво возразил он. — Для того, чтобы взять её под контроль, ты должна принять её и признать её существование. Пока ты отказываешь сделать это, ты не будешь чувствовать магию так хорошо, как маги, феи или эльфы, но будешь неосознанно её использовать.
— Как я могу чего-то не чувствовать, если это во мне?
— Прямо сейчас ты чувствуешь свою печень? Или, может быть, лёгкие, желудок? Они внутри тебя, но ты их, конечно же, не чувствуешь.
— Это плохое сравнение, — немного подумав, сказала Пайпер. — Конечно же, я не могу их почувствовать. Это глупо. Я смогу их почувствовать только в том случае, если я очнусь во время операции и запущу руку себе в живот. Но это уже мерзко.
— Твоя магия во многом схожа с внутренними органами, — взяв маффин и протянув его племяннице, сказал Джонатан. Пайпер отрицательно покачала головой, покосилась на картину, находившуюся недалеко от Джонатана, но всем своим видом показывала, что готова слушать дальше. Искатель добавил: — Магия живёт в тебе с рождения, но по причинам, которых я не знаю, не проявляла себя.