Крестный путь Сергея Есенина
– Эдуард, – спросил я, – но откуда вы всё это знаете?
– Из книг, разумеется, – с вызовом ответил он. – Есть такие книги, только достать их непросто. Причём, в девяностые годы было столько опубликовано драгоценного и неповторимого!..
– Ясно, – кивнул я. – И что же происходило с этими людьми? Я имею в виду тех, кто в чёрном. Они что, исчезали?
– Ну как вам сказать, – ответил Эдуард Хлысталов. – Взять хотя бы специалиста по аномальным явлениям Воробьёва из Обнинска. С ним то и дело происходили несчастные случаи, и к тому же очень странные, воздействующие на психику. Воробьёв исследовал феномен летающих тарелок, – продолжал Эдуард Александрович, – НЛО, причём приблизился к его разгадке вплотную. Он даже написал в письме другу, что наконец-то отыскал все части головоломки и остается только собрать их воедино. Не успел он отправить письмо, как раздался телефонный звонок от «человека в чёрном», а вскоре и сам он возник на пороге. Воробьёв так описывает его: «Он был невысокий, смуглый, узкоглазый и буквально излучал опасность».
Эдуард Хлысталов помедлил, словно проверяя, какое впечатление произвели его слова. А я… Впервые с начала монолога Эдуарда Хлысталова я почувствовал, что его рассказ захватил меня, и холодок пробежал по спине: я вспомнил лицо человека, который стоял за мной на вокзале «Московский» в Ленинграде и которого я видел потом за окном усадьбы Люстерника [10] в Переделкино.
– Это случилось лет десять назад, – продолжил Эдуард Хлысталов. – Через некоторое время к Воробьёву наведались сразу три человека в чёрном. Они сказали, что он на самом деле расшифровал код НЛО, но не учёл кое-каких существенных деталей. Эти детали были до того ужасны, что, когда люди в чёрном сообщили их Воробьёву, этого оказалось достаточно, чтобы надолго уложить его в постель. С того дня Воробьёва стали преследовать очень странные недомогания – симптомы помрачения рассудка, физическая слабость, сильнейшие головные боли. Когда он не занимался исследованиями, то чувствовал себя прекрасно, но стоило ему вернуться к работе, и болезнь разгоралась с новой силой. Вот почему он забросил свои эксперименты с исследованиями НЛО… – Хлысталов на мгновение умолк, затем снова понизил голос: – И знаете, дорогой мой, эта книга разительно отличалась от всех предыдущих. Какая-то дикая история о путешествиях духа в Антарктиду. Никакая разгромная критика не могла нанести больший вред предшествующим исследованиям, чем эта книга, написанная его же рукой…
При этих словах я вздрогнул. Мне вспомнился Виталий Николаевич Воробьёв, президент Общества аномальных явлений из наукограда Обнинск, который хоть и занимался проблемой НЛО, в течение 15 лет мучился страшными мигренями.
Я снова подумал: «Который теперь час?» Комната обрела покой. Стены были всего лишь стенами, книги радовали глаз прочностью переплётов.
Я ощущал своё тело. Всё было нормально. И водка в моём стакане оставалась нетронутой. Я испытывал настоящую нежность к Эдуарду Хлысталову, чудаковатому полковнику МВД, разделившему со мной эту ночь. Он бубнил, не переставая, а стоило ему перевести дыхание, как я тут же подливал ему водки и подкидывал вопросик:
– Но если люди в чёрном не люди, то кто же они?
– Вот этого не знает никто. Похоже, их родина далеко за пределами трёхмерного пространства. Они появлялись у нас в определённое время в конкретных местах, видимо, в тех случаях, когда между их миром и нашим устанавливалась пространственно-временная граница. Возможно, они – мыслеформы, воплощённые чуждым разумом, а может, и суперсовременные варианты злых фей или троллей, – кто их знает?..
Он искоса взглянул на меня, явно гордясь собственным красноречием.
– Потрясающе! – только и смог вымолвить я, думая при этом: «Ну и чушь!» Но странное дело, чем бредовее становилась болтовня Хлысталова, тем увереннее я себя чувствовал. Мне очень хотелось узнать, который час, но я не осмеливался взглянуть на часы – боялся, что Хлысталов подумает, что он надоел мне, и уйдёт, и я опять останусь один. Он мог говорить сейчас о чём угодно, например о ценах на морковь, или читать телефонную книгу с начала до конца и наоборот, лишь бы не уходил, лишь бы сидел здесь и произносил слова – любые. Потому что раз я слышу слова и понимаю их смысл, значит, принадлежу миру людей.
И чего только я не узнал за эти часы! Чудовищная модель мира, которую выстроил Хлысталов, покоилась на уверенности в том, что устами его глаголила абсолютная истина.
Мы расстались с ним только под утро. Он пригласил меня посетить его коттедж в Подмосковье. Эдуард заговорщицки произнёс, что подготовил мне нечто бесценное – некий артефакт.
* * *Я принял душ, побрился, побросал в сумку кое-какие вещи (в том числе обе рукописи и открытку от Хлысталова) и вызвал такси. В дверях я в последний раз оглянулся на разбросанные по полу книги и листы бумаги. То, что я увидел, мне не понравилось, и я мысленно поклялся по возвращении сразу же приняться за уборку. Запирая дверь, я вдруг осознал, что ужасно волнуюсь. Я пережил эту ночь и решил прекратить бегство, чего бы это мне ни стоило. Мне казалось, что я ехал к единственному человеку на свете, способному распутать все узлы, – к Эдуарду Хлысталову. Вот ведь странно: стоит только принять решение, как тут же улетучиваются все сомнения и страхи, рушатся все барьеры, и перед тобой открывается широкая прямая дорога. Точно так же я чувствовал себя на боевом задании. Когда ползёшь на брюхе по «зелёнке», где за каждым деревом по моджахеду, или прорываешься сквозь вооружённую охрану, чтобы убрать какого-нибудь диктатора, это называется храбростью. На самом деле никакая это не храбрость. Конечно, страшно, но в то же время ты уверен в себе. У тебя есть место назначения и приказ, который необходимо выполнить. Задача стояла одна: добраться, куда нужно, сделать, что должен, и вернуться назад живым.
Эдуард Хлысталов расскажет мне всё, что я должен узнать или по крайней мере укажет путь к этим знаниям.
Ведь он написал в открытке, что есть и другие исторические бумаги!
Я снова подумал о нелепости моего плана. Поразвлечься на досуге, от нечего делать – порыться в биографии Есенина и при этом сорвать куш. Потрясающая наглость. К тому же мне ещё ни разу в жизни не удалось заработать приличной суммы, так что нечего и надеяться. Но это меня уже не волновало. Сначала Есенин преследовал меня; настал мой черёд гнаться за ним.
Я не знал, куда заведёт меня эта погоня. Может, в знаменитый «Бедлам», с диагнозом «параноидальная шизофрения»? Может, смерть настигнет меня в обличье человека в чёрном, который и не человек вовсе? А может, я просто окажусь в незнакомом городе, один-одинёшенек, без планов и надежд? Но какая разница! Раз уж очутился на дне водоёма, делать нечего, придётся выплывать на его поверхность. Голова моя болела, но прочие симптомы – тошнота, расстройство зрения, звон в ушах, боли в суставах – исчезли, как не бывало. Я подумал: «Может, и бессонница пройдет?» Потом решил, что это совершенно не важно.
Кроме коттеджа Эдуарда Хлысталова, мне предстояло посетить экспозицию выставки о Сергее Есенине в Эрмитаже, на объявление о которой я наткнулся в Интернете.
В аэропорту Шереметьево я взял напрокат машину и отправился в окрестности подмосковного городка Лобня… Поля, которые в прежний мой приезд были зелены и пестрели цветами, теперь покрылись позолотой. Странно, но я вдруг почувствовал, что еду домой. Отступила в сторону моя нелюбовь к Санкт-Петербургу, куда я собирался вылететь после встречи с полковником МВД Хлысталовым. С тревогой думал я о Эдуарде Хлысталове, проклиная себя за то, что не смог связаться с ним сразу, как только получил открытку. Однако шестое чувство подсказывало, что там всё благополучно.
Я ждал встречи с Эдуардом Хлысталовым, как мальчишка, стосковавшийся по любимой учительнице за время долгих летних каникул.
Наконец я свернул с главной дороги к коттеджу. Кругом стояла тишина, та же глубокая, всеобъемлющая тишина, что поразила меня в прошлый раз. Каждое мгновение ощущалось неповторимым; казалось, что день, как маятник, легонько покачивается между прошлым и будущим.