Крестный путь Сергея Есенина
Не будем утомлять читателей подробностями. «Наружный осмотр» включает 14 пунктов. «Внутренний осмотр» – 11. Затем следуют подписи Гиляревского и понятых (Симоненко и Субботин). Вероятно, Николай Родионович Симоненко являлся помощником врача. Далее идёт «мнение» судмедэксперта:
«На основании данных наружного осмотра и вскрытия трупа заключено, что смерть Витенберга последовала от асфиксии (задушения) путём прекращения доступа воздуха в воздухоносные пути чрез сдавливание шеи верёвкой, на что указывает присутствие на трупе странгулационной борозды, имеющей прижизненный характер (см. п. 14), равно как обнаруженное при вскрытии полнокровие внутренних органов (в п. 17, 18, 19), характерное для смерти от задушения. Положение найденного по данным дознания трупа, а также отсутствие знаков борьбы на трупе дают основание заключить, что в данном случае было самоубийство чрез самоповешение, найденное при вскрытии. Найденное при вскрытии вдавление мозга (п. 26) представляет последствие старого воспалительного абсцесса (нарыв) и прямого отношения к смерти не имело.
Суд. мед. эксперт Гиляревский».
Сравнение безграмотного сочинения «московского» «Акта» (с точки зрения принятого тогда стандарта) с документом на подобную тему, написанным Гиляревским (срок между документами – всего 10 дней), убедительно доказывает: попавшая в поле зрения есениноведов фальшивка не выдерживает критики.
Терминология, стиль, форма «дезы» заставляют думать: Гиляревский не имел к ней никакого отношения.
«Позвольте, – будут защищаться последователи версии самоубийства поэта, – ведь фамилия Гиляревского стоит на «Свидетельстве о смерти», а оно выдавалось родственникам усопшего, которые могли навести у врача какие-либо справки, – и тогда…»
Скорее всего, Гиляревский даже не подозревал об использовании своего имени во всей этой кощунственной акции. Заметьте, в газетах конца 1925-го – начала 1926 года и много позже фамилия судмедэксперта в связи с «Делом Есенина» совсем не упоминается. Он так и умер, не ведая о покушении на свою репутацию.
В заключение настоящей главы попытаемся окончательно смутить скептиков. Родственники Есенина не знали даже фамилии Гиляревского, так как получили не точную копию уже упоминавшегося фальшивого «Свидетельства о смерти» поэта, а всего лишь следующий документ:
«СПРАВКАМосковско-Нарвский стол записей актов гражданского состояния удостоверяет, что в хранящейся при архиве регистрационной книге Московско-Нарвского района за 1925 год в статье под № 1120 записан акт о смерти 28 числа декабря месяца 1925 г. гражданина Есенина Сергея, 30 л.
Причина смерти: самоубийство, самоповешение. Выдано на предмет представления во все учреждения.
Заведующий столом К. Трифонова.
Архивариус (Подпись неразборчива).
Регистрировал В. Эрлих.
16.01.1926 г. Бассейная, 29, кв. 8».
Ссылка на судмедэксперта Гиляревского, бывшая в оригинале «Свидетельства…», здесь исчезла, возникла «филькина грамота», увы, не смутившая близких почившего поэта. Именно эту подмётную «грамоту» получила Зинаида Райх-Мейерхольд, прибывшая тогда с мужем-режиссером в Ленинград.
По чьему-то наущению опять взяла грех на душу Клавдия Николаевна Трифонова. Неизвестно!..
Полковнику МВД Эдуарду Хлысталову пришло письмо от племянницы Гиляревского (к сожалению, она не назвала свою фамилию), в котором утверждала, что он был человек исключительной порядочности, настоящий русский дворянин в самом высоком смысле этого слова, и пойти против своей совести ни в коем случае не мог. Судьба вдовы судмедэксперта, Веры Дмитриевны Гиляревской (р. 1871), дочери русского адмирала Д. З. Головачёва и дворянки Л. Е. Гессен, косвенно подтверждает, что у ее беспартийного мужа отношения с советской властью были отнюдь не соглашательско-доверительными.
21 марта 1933 года Веру Дмитриевну, работавшую перед тем машинисткой в университете, как «социально чуждый элемент» постановлением Особого совещания при Народном комиссаре внутренних дел СССР выслали в Воронеж. Дальнейшая её судьба неизвестна.
…Чего только не писали в последние годы о Гиляревском! Дескать, он причастен к утаиванию правды о смерти Фрунзе, что в свои пятьдесят пять лет он, бывший дворянин, выпускник Санкт-Петербургской военно-медицинской академии, пошёл в прислужники ГПУ; на разные лады комментировался известный «есенинский» акт экспертизы, строились различные гипотезы… В архивные же «святцы» не заглядывали (это стоит много времени, нервов, а по нынешним временам и средств). Оказалось: к загадочной кончине Фрунзе Гиляревский никак не причастен: родился он не в 1870 году (эта дата мелькала в печати), а 27 августа 1855 года, и ко дню гибели Есенина ему уже было семьдесят с лишним лет (умер в 1931-м). Говорить о его сотрудничестве с ведомством Дзержинского нет ни малейших оснований; подброшенная кем-то в архив «справка» – сплошная «липа», а досужие толки о ней, с точки зрения историков судмедэкспертизы, непрофессиональны и даже вульгарны.
Может, В. Д. Гиляревской было известно об использовании фамилии мужа в грязном деле? Есть слабая надежда получить ответ на этот вопрос в её письмах (если они сохранились) к родственникам, эмигрировавшим в Италию и во Францию (на допросе она говорила о переписке и даже называла адреса). Среди её корреспондентов – племянник, князь Багратион-Мухранский Георгий Александрович (обосновался в Париже), с именами кровных потомков которого ныне связаны шумные толки о восстановлении в России монархии. Согласитесь, неожиданный поворот «есенинского» сюжета.
В описательной части акта Гиляревский оставил ряд сведений, позволяющих усомниться в самоубийстве поэта. «В желудке (покойного. – Э. X.) около 300 к. с. полужидкой пищевой смеси, издающей не резкий запах вина». Проанализировав все имеющиеся у нас данные о роковом дне жизни Есенина, мы можем констатировать, что последний раз поэт употреблял пищу с 14 до 18 часов. Он пил пиво, ел хлеб, фисташки и другие быстро перевариваемые продукты. Водки или вина не было. На основании современных научных данных судмедэксперты говорят, что смерть Есенина наступила не позже чем через 3–4 часа после употребления пищи, следовательно, вечером 27 декабря 1925 года.
Гиляревский также написал: «…петли кишок красного цвета», «…нижние конечности тёмно-фиолетового цвета, на голенях в коже заметны тёмно-красные точечные кровоизлияния». И та и другая подробности, по мнению современных судмедэкспертов, свидетельствуют о том, что тело находилось в вертикальном положении не менее суток.
Несмотря на временную дистанцию, можно было бы и сейчас провести следственный эксперимент. Но бывшему руководству Ленинграда пришла в голову сумасбродная (или вполне осознанная) мысль снести здание бывшей гостиницы «Англетер». Вопреки протестам жителей, в 1987 году средь бела дня власти стёрли с лица земли (направленный взрыв) историческое здание. Пусть «ещё одно дурное дело запрячет в память Петербург».
Кто же в таком случае установил факт самоубийства Есенина? Как ни грустно это признавать, сделали это газетчики. О гибели поэта могли сообщить вечерние газеты, но этого сделано не было. Уделив много места на своих страницах происшествиям и судебной хронике, трагедии в «Англетере» не отвели ни строчки ни вечерние 28-го, ни утренние газеты 29 декабря, хотя о случившемся говорил весь Ленинград. Но зато уже в вечерних газетах этого дня, ещё не имея выводов Гиляревского, журналисты объявили о самоубийстве поэта. Видимо, они ждали команды властей, а когда получили «добро», наперебой стали придумывать детали гибели Есенина. Особым вниманием редакторов и издателей пользовались воспоминания друзей, знакомых, очевидцев, в которых те с упоением повествовали о пьяных куражах Есенина, прежних покушениях на самоубийство, об унижении им женщин, о лечении в психиатрических больницах. Упорно и методично формировали в народе убеждение, что он пьяница, дебошир, шизофреник, которому ничего не оставалось, как повеситься.