Сдаёшься?
Юлия Александровна. Но ведь при такой постановке вопроса не замедлят сказаться последствия. Если они сейчас поженятся и у них появится ребенок, где они будут жить? У меня нельзя, у меня всего одна комната, и я не стану просиживать по ночам в скверах! Я чутко сплю!
Олимпия Валериановна. Вас тоже мучает бессонница, голубушка? Хотите, я дам вам рецепт нового замечательного снотворного, у меня есть несколько, мне достает бывшая очаровательная актриса, которая теперь работает сестрой милосердия в больнице?
Юлия Александровна. Нет. Благодарю вас. Предпочитаю обходиться без снотворного, хотя и сплю очень чутко. Помимо того, я уверяю вас, что это вовсе не мелочь, хотя вам сейчас может так показаться, веревки в ванной и на кухне у нас постоянно заняты — помимо моей, в нашей квартире еще семь комнат, и почти все многосемейные, а нечего и думать, чтобы я позволила сушить пеленки у себя в комнате над роялем самой лучшей фирмы «Блютнер», приобретенным ценой многолетней экономии на самом необходимом, — вам-то, разумеется, приходилось слышать об этих уникальных инструментах!
Олимпия Валериановна. О да, голубушка, конечно, именно такой рояль стоял у нас в…
Юлия Александровна (перебивая). К тому же ко мне на дом ходят ученицы из очень интеллигентных семей, и с развешанными пеленками и орущим младенцем я тут же лишусь существенной части своего заработка, который целиком идет на Кирилла, ведь не так-то просто в наше трудное время отыскать людей, желающих платить за уроки музыки для своих детей. Вы, может быть, считаете, что они могут жить здесь?
Олимпия Валериановна. Господь с вами! Вы видите, от моего дивана до Диночкиного, в буквальном смысле слова — ха-ха — рукой подать, а я старый больной человек, у меня бессонница, даже тогда, ха-ха, когда я наглотаюсь снотворного. Я могу, конечно, попробовать похлопотать насчет Дома ветеранов сцены, но боюсь, что даже в случае успешного хода дела оно затянется на года, а насколько я вас поняла, голубушка, дело, по-видимому, не терпит отлагательства…
Юлия Александровна. Ну вот видите! А вы говорите «естественно» и «не будем драматизировать»! Да в нашем с вами положении это событие даже не драма, это трагедия!
Олимпия Валериановна. А вы думаете, что последствия уже так скоро будут?
Юлия Александровна. Видите ли, я верю своему сыну и думаю, что в самое ближайшее время ждать нечего, но это может случиться каждую минуту, и потому я пришла к вам, как мать к матери, то есть как женщина к женщине, ради бога, повлияйте со своей стороны на Дину, поговорите с ней, пожалуйста, построже…
Олимпия Валериановна. Так ведь говорить-то пока с ней не о чем, когда будет о чем, тогда и поговорим, голубушка.
Юлия Александровна. Но это чудовищное легкомыслие с вашей стороны! Когда будут последствия, тогда поздно будет о чем-нибудь говорить!
Олимпия Валериановна. Ах, кофе убежал! До чего все-таки неудобно готовить его на плитке — то никак не нагреется, а то раз — и уже убежал.
Юлия Александровна. Я просто не верю своим глазам и ушам! Вы ведете себя так, как будто то, что я вам рассказала, вас никак не касается.
Олимпия Валериановна (пробуя кофе). Ха-ха! Вкус как у военного, желудевого. Знаете что, голубушка, никогда не кипятите кофе. Ни в коем случае. Даже натуральный — он сразу становится как суррогат. Меня это действительно не касается.
Юлия Александровна. Кого же, по-вашему, это касается?
Олимпия Валериановна. Их. Только их.
Юлия Александровна. Но они же еще дети! Уверяю вас, они только кажутся большими. Мой сын сам сказал мне, что всерьез о женитьбе еще не думал!
Олимпия Валериановна. Простите за нескромный вопрос — сколько вам лет?
Юлия Александровна. Я никогда не скрываю своего возраста! Мне сорок пять. Недавно исполнилось.
Олимпия Валериановна. А во сколько лет вы вышли первый раз замуж?
Юлия Александровна. Я была замужем один-единственный раз!
Олимпия Валериановна. Вы вышли замуж в двадцать два года. А им сейчас сколько?
Юлия Александровна. Не сравнивайте нас с ними. В двадцать лет я уже была абсолютно самостоятельной личностью, я аккомпанировала лучшим солистам. К тому же я жестоко поплатилась за свою поспешность. Я не хочу, чтобы то же самое случилось с моим единственным сыном.
Олимпия Валериановна. От ошибок, голубушка, мы с вами их все равно, увы, не убережем. Даже если будем очень стараться. К прискорбию, они все равно совершат положенные им ошибки — одну за другой. Точно так же, как мы. В двадцать лет я была уже вдовой — мой первый муж погиб в Гражданскую войну. Он был художник и подавал блестящие надежды. Вслед за этим я выходила замуж еще несколько раз. Но каждый раз мои мужья погибали в войнах. Кто — где. В Гражданской. На Халхин-Голе. В Финской. В Отечественной. Увы. Почему-то все они лезли под пули. Или это мне нравились только такие? Я была замужем официально только три раза, и еще несколько раз неофициально. В четвертый раз мой брак отказались фиксировать — сказали, что не положено. Вы не пугайтесь, это вовсе не так страшно, как кажется. Просто есть женщины, которые эти вещи делают тайно, я же предпочитала зарегистрировать в ЗАГСе каждую свою связь. И поверьте, голубушка, всякий раз я ждала чего-то необыкновенного. Но мне попадались такие странные люди. Последний мой муж оказался и вовсе, извините, гомосексуалистом.
Юлия Александровна. О боже!
Олимпия Валериановна. Да, да. Вы знаете, я сама дожила до сорока шести лет — а тогда мне было именно столько — и не знала, ха-ха, что гомосексуалисты могут быть совсем обыкновенными мужчинами и встречаться с женщинами, как все остальные. Но увы, это было именно так. Он был обыкновенным мужчиной, только как-то чересчур трепетно относился к мужской дружбе, и за ним постоянно следовал повсюду его молодой друг. Так вот однажды я вошла в комнату, когда меня не ждали… До сих пор, голубушка, не могу забыть той чудовищной картины, которая предстала моим глазам! Разумеется, мы сразу разошлись, хотя, можете себе представить, он обливался слезами, целовал мне руки и уверял, что любит только меня. Тогда же он мне признался, что с ним это произошло во время войны, в армии, когда долго не было женщин. Другие — как бы это сказать… извиняюсь — вступали в связь с лошадьми.
Юлия Александровна. Боже мой!
Олимпия Валериановна. Да. Кончил он свою жизнь очень печально. После меня он женился еще раз, по-видимому, очень хотел избавиться от своего недуга, но та женщина тоже как-то обнаружила его тайну и, по-видимому, заявила на него, хотя мне рассказывала, что его забрали, когда он в общественном туалете с определенными целями приставал к мальчику. Ему дали большой срок, и я навещала его в тюрьме, когда дело доходит до беды, мы, женщины, часто забываем старые обиды, ведь так? В тюрьме он находился у начальства на хорошем счету, работал библиотекарем. Он был очень образованным человеком — у него было университетское образование, казалось, он примирился со своей судьбой, но, на беду, попал под очередную амнистию. Когда у него было все собрано и он шел в приемный покой, или как это у них называется — в общем, отметиться об уходе на волю у начальства, — ему сообщили, что произошла ошибка и что под амнистию он не попал, он тут же рухнул замертво, а когда очнулся, то уже ничего не понимал, сюсюкал, лепетал и хныкал, как маленький, — «я больсе не буду, позалуста, я больсе не буду»: произошел, как говорили в старину, удар. Он там и умер, в тюремной больнице, я до последнего дня навещала его. Вот каких странных, несчастных людей мне приходилось встречать в жизни.
Юлия Александровна. Вы рассказываете просто чудовищные вещи! Я прожила совершенно другую жизнь и, слава богу, не встречалась с подобными мерзостями!
Олимпия Валериановна. Вот, вот. Я нарочно рассказала вам это, голубушка, чтобы вы не думали, что у всех на земле жизнь уже складывается так хорошо и правильно, как в хрестоматии для четвертого класса и как нам всем, разумеется, хочется. Войны, увы, оставляют в душах людей надолго свои, извиняюсь, зловонные следы. Все-таки я считаю, что наших детей надо оставить в покое — пусть они сами совершат ошибки, которые они должны совершить. Право же, не стоит так волноваться, голубушка, все как-нибудь образуется, вот увидите.