Сдаёшься?
Все возвращаются на свои места к выстраиваются снова в очередь.
Пауза.
Третья женщина (интеллигентная). Безусловно, надо спрашивать не конечного, а вот так: «Скажите, пожалуйста, за вами еще никто не занимал?»
Десятая женщина. Так и язык сломать недолго. Я поди раз десять на дню очередь занимаю, так что мне несподручно каждый раз рассуждать. Эва как длинно! Буду, как всегда, последнего спрашивать. Кто умный, тот не обидится, тому обидеться и за деньги в голову не придет.
Восьмая женщина. То-то и оно!
Пауза.
Первая женщина. И чего все стоим?
Восьмая женщина. И не говорите. За мясом стоим. За хрусталем стоим, за апельсинами стоим, за золотом стоим, за детскими колготками стоим, за коврами стоим, за книгами стоим, за бюстгальтерами стоим, даже в музей стоять приходится — все дефицит. Скоро за воздухом стоять будем.
Пятая женщина. А ты не стой, кто тебя неволит? Чай, не за хлебом стоим. Явное дело. В войну бы за хлебом постояла — тогда бы другую песнь завела. А тут чего — плащ французский! Чай, без него не помрешь. Не хочешь стоять — ступай себе домой добровольно. Или вон рядом в отдел иди, смотри, сколько тама плащей висит — навалом, и все разноцветных цветов! Бери любой — да домой. Дешево и сердито. Явное дело.
Одиннадцатая женщина. Да то разве плащ? Виду нет никакого. Одно недоразумение.
Пятая женщина. Да ты сразу скажи, тебе плащ али вид нужон? Плащ ведь он шоб в дождь не вымокнуть. А в дождь, скажи, кому твой вид нужон? Ведь оно, если, к примеру, ливень хороший, то тебя и с двух шагов никто не заметит. А коли когда и заметит, так ему твой вид явное дело без надобностев, чай, не невеста.
Одиннадцатая женщина. Ну, знаете, невеста — не невеста, а всякой женщине получше одеться хочется.
Пятая женщина. Вот в чем-то и беда. Сами и виновны. Явное дело. Все норовим теперь что получшее ухватить. Двифицит. Сорту — люк. Сапоги нам всем подавай шоб финляндские, да шоб из самой мягкой кожи, да на доподлинном меху, простыни — шоб африканские, на свои вроде и лечь уж зазорно, мясо — так шоб уж одна мякоть, шоб боже упаси ни одной косточки, плащ — так шоб беспременно хфранцузский, последнего фасону. А что ж мы, собаки, что ли, чтоб кости глодать? Вот за мякотью и стоим. Что ж тут поделать!
Шестая женщина. И не говорите, у меня давеча голова разболелась, так я мужа заместо себя за мясом послала. Так он мне через десять минут на четыре рубля одних бараньих костей приволок — обе лопатки ему мясник отвалил. Вот как надул!
Все смеются.
И ведь пришлось смолчать, иначе в другой раз в магазин не выгонишь: скажет, не понимаю, дескать, сама иди.
Десятая женщина. А что, бывает и нас, женщин, хорошо надуют. На той неделе мне, например, зарез подсунули. Я в другом районе в магазин зашла. Своего-то мясника я как облупленного знаю, он меня на мякине не проведет, а этот так ловко кусок перед носом крутанул — только мясо видать было, а домой прихожу, развернула — батюшки, одни жилы, так и есть зарез. Эва и крутанул.
Девятая женщина. Да чё там, милая. У них это дело известное, у них все сто три способа по обману народа изучены, они их небось как таблицу умножения знают, они все эти способы небось по наследству, как золото, от отца к сыну передают. А что конфеты покупаешь? Широченной спиной к тебе повернутся, а в кульке среди дорогих, шоколадных обязательно несколько карамелей попадется. Так и лягушку домой принести можно — спины-то у них не прозрачные!
Шестая женщина. А с яйцами что? С яйцами?! Я вот сколько хожу — так непременно в кульке на десяток два битых принесу. Два — на десяток! Это надо же, какая прибыль-то им? Пробовала как-то вернуть — какое там! Вы, говорит, сами по дороге разбили, несли и разбили, а у меня яйцо отборное, диетическое. И коробки с целыми яйцами раскрывает и мне показывает. С тем и ушла.
Восьмая женщина. То-то и оно!
Шестая женщина. И откуда столько жулья на белом свете поразвилось?
Одиннадцатая женщина. Не жалуемся, вот они и процветают.
Третья женщина. Ну, знаете, не все жулики, бывают и вполне честные продавцы.
Десятая женщина. Честных-то там не держат. С честными там разговор короткий. Вот у меня племянница в мясном работала, так она брать себе ничего не хотела, как станут делить между собой мясо после работы, так она не берет — молодая еще, с совестью, с гонором, значит. И что вы думаете? Ведь пришлось уйти — директор на нее всю недостачу чуть было не перевалил: поставил ее замом своим, да в отпуск ушел, а ревизии, как по закону полагалось бы, не сделал, с бухгалтерией договорился. У него весь этот магазин в кулаке — у них у всех там рыльце в пушку, — а недостача там лет на десять потянула бы, никак не меньше.
Четвертая женщина. Так что же она не пожаловалась?
Десятая женщина. А связываться не хотела. Перешла в Союзпечать работать. Там, говорят, культурственней, жадности меньше, оттого такого спросу нет, этого самого дефициту. И то сказать, из газеты «Неделя» ведь щей не наваришь.
Мужчина. Вот так мы все: нас же обворовывают, а мы связываться не хотим. А еще на кого-то пеняем.
Одиннадцатая женщина. Что говорить, сейчас только в торговле жить и можно, как увидишь на улице женщину, шикарно одетую, так и знай — или жена дипломата, или в скупке работает.
Седьмая женщина. У меня соседка в овощном работает, так они всю зиму бананы и клубнику едят, а я только очистки в мусорном ведре вижу.
Восьмая женщина. То-то и оно!
Пауза.
Девятая женщина. Чтой-то очередь будто совсем не движется? Я вот по этой двери заметила — три часа назад против этого края стояли, и опять будто тот же край.
Третья женщина. Меряют.
Первая женщина. Да где там меряют! Долго ли человеку примерить? Просто без очереди идут. Смотрите, вон, вон мужчина прошел!
Очередь зашевелилась, заволновалась.
Голоса:
— Не пропускайте там без очереди!
— Без очереди не пропускайте!
Пятая женщина. Чай, на своих, не на казенных стоим!
— Этот мужчина без очереди!
Седьмая женщина. Не стыдно, а еще в замше!
Голоса:
— Не пропускайте, не пропускайте его!
— Он посмотреть только.
— Я тоже посмотреть!
— Я тоже!
— Не пропускайте!
Первая женщина. Опять ведь мужчина.
Седьмая женщина. Им все некогда!
Пятая женщина. Явное дело. А нам, поди, есть когда?
Седьмая женщина. Значит, есть. Глядите, одни бабы в очереди стоят. Один мужик на эдакую очередину — и тот, поди, завалящий пенсионер.
Девятая женщина. А ты что, женихов пришла в очереди выбирать?
Седьмая женщина. Скажете, женихов! Я бы сейчас самого лучшего жениха на один французский плащ променяла!
Десятая женщина. Эва как!
Все смеются.
Четвертая женщина. А еще жалуемся, что времени у нас ни на что нет. По таким очередям стоять — откуда тут будет время?
Десятая женщина. А что мужиков за женскими плащами посылать? Они и за своими-то не стоят, вон ихний отдел пуст — терпения в них женского нету.
Четвертая женщина. Мужчин никогда в очереди не увидишь!
Девятая женщина. А ты уж, гляди, соскучилась?
Четвертая женщина (смеется). Разве что!
Пятая женщина. Явное дело! Мужчинов по очередям нет.
Десятая женщина. Ну а в воскресенье в восемь утра в винный отдел?
Все смеются.
Восьмая женщина. То-то и оно!
Все смеются. Потом пауза.
Десятая женщина. И чего все так за этими импортными вещами убиваются? Не понимаю. Не хлеб же действительно. Не все ли равно, какой плащ — французский, русский или африканский, — лишь бы не промокал. И ведь так дорого стоит, а все равно эва сколько стоят. Богатые все больно стали.