Кровь, золото и помидоры (СИ)
— Хорошо — это всё конечно крайне интересно, но зачем вы вернулись обратно? — поинтересовался я у него.
— Вот тут сеньор Витале, самое интересное и начинается, — смутился он, под моим взглядом, — я этим же вечером слегка напился и проснувшись поутру обнаружил, что у меня под рукой лежит странное письмо. Увидев кому оно адресовано и тут же вскочил на коня и помчался обратно в Венецию, думая, что вы наверняка должны об этом знать, как можно быстрее.
С этими словами, он и правда протянул мне запечатанный свиток. Осмотрев незнакомые печати и общее состояние документа, я сделал вывод, что его не вскрывали. Взломав воск, я пробежался глазами по строкам. Хмыкнув, вернувшись в начало и уже второй раз прочитал более внимательно.
«Уважаемому сеньору Дандоло, третьему сыну дожа Венецианской республики».
«Милостивый господин Витале. Мы, преданные патриоты Франции, просим вас, через проверенного обоими сторонами трубадура, предоставить нам доказательства измены датской сучки Ингеборги и умысел её, против нашего государя».
«Будем в том вам весьма благодарны и Франция не забудет вашей помощи».
Подписи под письмом не было. Я задумался. Конечно же, перед тем как посадить на кол того бедолагу из замка, я сначала с ним поговорил по душам в подземелье. Мне было интересно, почему на него одного, так взъелась королева. И он, поняв, что ему уготовано, пел соловьём, рассказывая, что и правда подсматривал в бане за ней, но не для того, чтобы удовлетворить себя, а только дивясь тому, что она вытворяла: с женщинами, с мужчинами, сама с собой. Простой сын мелкого буржуа даже не представлял себе до этого времени, весь доступный спектр людских плотских утех. Поэтому-то и ходил подсматривать тогда, когда королева раз в месяц устраивала себе длительный банный день. Жаль, его это не спасло от расправы, поскольку тогда я ещё думал, что змеюка сдержит своё слово и его признания, подписанные тремя свидетелями, просто полежат у меня до лучших времён, но видимо не всё было хорошо во французском королевстве, если нашлись дворяне, которые решили проявить собственную инициативу и провести расследование.
— А кто кстати сейчас сенешаль его величества? — поинтересовался я в задумчивости у трубадура.
— Сеньор Бертольд фон Андекс IV, герцог Миранский, — тут же ответил он.
— А-а-а, — в один голос протянули мы с сеньором Франческо, удивлённо переглянувшись. В действие вступила третья сила, которой не нравилось, что его дочь просто выкинули с трона и из Франции. На эту помощь я не рассчитывал, когда планировал своё план, но она оказалась как никогда кстати.
— Сеньор Франческо, я оставлял документ у вас, не будете любезны принести нам его вместе с письменными принадлежностями? — повернулся я, и тот, встав из-за стола, отправился в свой кабинет, вскоре вернувшись оттуда с указанным письмом.
Сев за стол, я задумался над ответом. Нужно было слегка подкорректировать уже действующий план, с учётом новых вводных. Я с помощью симбионта накидал портрет человека, затем сделал комментарии к нему и посыпав песком, скрутил документ, запечатав подогретым сеньором Франческо воском и прижав перстень с собственным гербом к остывающему материалу.
— Мэтр Брюле, — я достал с пояса кошелёк, открыл его и отсыпал туда двадцать золотых матапанов, — от скорости и главное от вручения этих двух писем, теперь зависит ваше будущее. Станете ли вы знаменитым, обеспеченным и любимым многими трубадуром, или не приведи господь, умрёте, от ужасных и нечеловеческих пыток, если решите передать эти документы не в те руки. Это я вам могу обещать.
Трубадур вздрогнул и испуганно отдёрнул руки от документов.
— Может отправить с ним охрану? Витале? — Франческо ещё не понимал, что я задумал, но по моим словам понял, насколько всё серьёзно.
— Если у королевы есть своя партия во дворце, а она не может не быть, то присутствие охраны у простого трубадура может навести их на ненужные мысли, — задумался я, — так что мэтр поедет один, но сопровождая какой-нибудь торговый караван. Вам весь наверняка есть что отправить в Париж, сеньор Франческо?
Компаньон кивнул головой.
— Ну вот и отлично, попросите главу охраны, присмотреть, чтобы с их попутчиком ничего в пути не случилось.
— Распоряжусь, — кивнул он понятливо.
— Ну что же, мэтр Брюле, — я перевёл взгляд на успокаивающегося менестреля, — вернётесь в Париж, никуда не суйтесь. Остановитесь в той же таверне, где вы пили прошлый раз и обнаружили у себя письмо, и когда появятся слуги сенешаля, предадите им оба документа. Вам понятно?
— Вы думаете, на меня они снова выйдут сами? — понял он.
— Я просто в этом уверен, — подтвердил я, — а теперь простите, вам наверняка нужно отдохнуть, после долгой дороги.
Он закивал головой, простился с нами и позволил слугам увести себя. Мы остались одни с Франческо.
— Что за портрет ты нарисовал? — спросил меня он, — уже даже не спрашиваю, какие нераскрытые таланты у тебя ещё есть.
— Помните, я просил вас подыскать во Франции подходы к королевской кухне? — задумчиво спросил я, всё ещё размышляя, правильно ли я поступил.
— Да, это оказалось сложнее, чем я представлял вначале, этот цех не пускает к себе посторонних, только семейный подряд, — ответил он.
— Но насколько проще, то же самое будет сделать сенешалю? — поинтересовался я у него и сам же ответил, — стократно, чем нам!
— Погоди, я начинаю наконец понимать весь твой план, — его глаза заискрились весельем, — ты хотел пропихнуть на кухню кого-то, кто смазлив и красив также, как тот поварёнок, что так понравился королеве в Этампе, чтобы она не смогла устоять и согрешила прямо в королевском дворце?
Я улыбнулся.
— Было бы просто замечательно, если бы таких поварят было несколько, для большего выбора. Мы заложники своих привычек, поэтому королева вряд ли устоит от возможности позабавиться с таким красавчиком, поскольку питает слабость к поварятам.
Сеньор Франческо покачал головой.
— Теперь, когда на твоей стороне, пусть и не догадываясь о причинах твоей вспыхнувшей ненависти к королеве, будет отец Агнесс, дело явно пойдёт быстрее, — заметил он, — много быстрее.
— Думаю, вы только не совсем правы, насчёт «внезапной ненависти», — я погладил подбородок, — Агнесс переписывается с роднёй и как я видел, пишет обо мне не иначе, как об «ангеле милосердия» во плоти.
Сеньор Франческо хрюкнул от этого заявления, затем мгновенно возмутился.
— Ты читаешь её почту?! И нашу переписку тоже?
— Ой сеньор Франческо, ну что там читать, — я прикрыл глаза и продекламировал стихи, которые он посвятил своей пассии в одном из недавних писем.
На моих глазах, мой ранее непрошибаемый ничем компаньон, покраснел.
— Витале! — возмутился он, — это уже точно перебор!
— Вы сами этому поспособствовали сеньор Франческо, — с сожалением произнёс я, — теперь приходится тратить кучу времени, читая переписку родственников и не только. Оказалось у нас в доме шпионов от других родов едва ли не больше, чем порядочных слуг, представляете себе?
Он тихо ахнул.
— И ты ничего не предпринимаешь?
— Конечно не делаю, зачем? Тогда мне придётся искать новых, кто решит предать, а так, они у меня все на виду, — оскалился я, и от этой улыбки он поёжился.
— И ты не боишься? — удивился он.
— Так я же никому не доверяю, — я удивлённо на него посмотрел, — каждый знает только то, что я позволяю ему знать.
Он покачал головой, проворчав.
— А я-то думал, что я одинок.
— Вам проще, у вас есть я! — гордо провозгласил я, и стал серьёзным, — ну и судя по письмам Агнесс, когда готовить подарок на свадьбу, сеньор Франческо?
Он искренне возмутился.
— Витале! Ты переходишь все дозволенные границы!
— Ладно, — я встал, дошёл до него и приобнял за плечи. Глава дома от удивления даже замер, — доброго вечера, сеньор Франческо.
И шепнул ему уже на ухо.
— Через неделю, я отбываю. Ночью. Без фанфар и маханий чепчиков. Все инструкции, касающиеся вас, будут у дяди Джованни, заберёте их только после моего отбытия.