Кровь, золото и помидоры (СИ)

— Другие священники в городе такого же мнения? — поинтересовался Папа.
— Чуть менее восторженно, чем он, но все до единого крайне положительно отзываются, — кивнул кардинал, — жертвует на благо церквей большие суммы денег, строит большой собор, сам живёт очень скромно. В общем если и есть пример того, как должен жить и действовать архиепископ Святого престола, то лучшую кандидатуру мы если и найдём, то с большим трудом, ваше святейшество.
— Узнайте подробности, что там за история с падшими женщинами, — попросил его Иннокентий III, — если всё действительно так и он поспособствовал возвращению их к церкви и господу, отвратив от греха, нужно будет оповестить об этом все наши приходы, чтобы было на кого ровняться светским правителям.
— Всё сделаю святейший отец, — низко поклонился кардинал.
  
Глава 13
 
22 июня 1200 года от Р.Х., Венеция
— Сеньоры, собрал я вас сегодня, чтобы оповестить, что строительство корабля подходит к концу, а следовательно, после завершения всех судовых испытаний, я снова отправлюсь в далёкое путешествие, — выступил я перед двумя внимательно слушающими меня взрослыми.
— Поскольку сеньор Бароцци настоятельно изъявил желание поучаствовать в этом полном опасности походе, то нам необходимо прояснить несколько вещей, связанных с нашим отсутствием.
— Если дело касается заместителя, то можешь не волноваться, сеньор Гельбер моя правая рука и полностью компетентен, а самое главное предан вам и мне, чтобы пуститься в какие-то несогласованные авантюры, тем более, что казна армии находится не у него, а у вас дома, — заверил меня Пьетро.
— Об этом мы поговорим отдельно, пока же, с сеньором Франческо нужно обсудить то, что мы повезём на продажу туземцам.
— Прошлый набор бус и ножей, чем тебя не устраивает? — поинтересовался он.
— Мне нужно будет крепкое вино и много.
«Лучше бы конечно ром, но где его взять в таких количествах в этом веке, — посокрушался я про себя».
— Если спрошу зачем? То получу ответ? — поинтересовался он.
— Я заметил, что большинство туземцев пьёт откровенную бурду, которую гонят из сбродивших фруктов и прочего, что произрастает в их местах, так что крепкое вино, пусть даже худшее, из того что у нас имеется, позволит, я думаю, неплохо нам подзаработать.
— Ну и ещё мне нужны будут наконечники копий в больших количествах, но из плохого металла, чтобы если повернут их в нашу сторону, нам не пришлось бегать от своего же товара.
— Да мы и ножи такими же делаем, — хмыкнул сеньор Франческо, — ты сам сказал прошлый раз, что главное — это количество, а не качество.
— Ну, значит и продолжаем делать также и дальше, — улыбнулся я.
— Что-то ещё? — поинтересовался он.
— С товарами вроде пока всё, если появятся мысли о новых, то сразу вам об этом сообщу, — заверил я его, — главное же, ради чего я вас собрал — это месть! Наконец план полностью созрел в моей голове, вы доложили, что предварительную подготовку тоже закончили, так что она готова пролиться на голову того, кто её вызвал.
Оба взрослых вздрогнули при этих словах.
— Кому же не повезло в этот раз? — цинично поинтересовался сеньор Франческо.
— Филиппу II Августу.
Прозвучавшее имя, вызвало синхронный вздох.
— Ты не оставил этой идеи, — тяжело вздохнул Франческо, — у меня только стало налаживаться с Агнесс и ты хочешь, чтобы король рассорился со своей нынешней женой. Я ведь представляю, куда он поедет, а точнее за кем в этом случае.
— Я давал вам время сеньор Франческо, даже поработал несколько недель сводником, — я пожал плечами, — то, что у вас так всё медленно развивается, не моя вина. 
— Да как ты не поймёшь, она всё ещё любит его, и если я просто предложу ей выйти за меня, она тут же откажется, да ещё и выгонит меня за порог! — возмутился он.
— Давайте я всё устрою и быстро? — предложил я ему свою помощь.
— Точно нет, — мгновенно открестился он, — зная твои методы, я отказываюсь от такой помощи.
— Ну тогда замечания больше по этому поводу не принимаются и обсуждаем план дискредитации короля, — я строго на него посмотрел и он смутился.
 
— Менестрели пойманы, сеньор Бароцци?
— Все, кого смогли, поймать, поймали, — кивнул он, — тридцать человек ждут своей участи в городской тюрьме. Ваш отец был так добр, что предоставил нам её взамен оплаты расходов на их содержание.
— Отлично, агенты в городах, куда они отправятся пень песенки, присутствуют? — я посмотрел на Франческо и тот хмуро кивнул.
— Просто мои люди, которые смогут написать будут ли они петь, что хотим мы и сколько людей это услышали.
— Превосходно! — воодушевился я, — опальный поэт, нелюбящий Филиппа II нашёлся?
— Более того, привезён и дожидается встречи с вами в соседнем крыле, — обрадовал меня известью Франческо, — некий Гас Брюле, в Париже весьма заметная фигура, его контрафактуры становятся даже знаменитее оригиналов. За свои весьма фривольные песенки был изгнан в своё время из родной Шампани, затем из Бретани, а недавно он наступил на хвост и королю Франции, когда сочинил стих, подвергающий сомнение девственность нынешней королевы. Я подумал, что этот мой выбор, оценишь лично ты.
Я захлопал в ладоши в восхищении, несмотря на личную заинтересованность, сеньор Франческо поставил дело выше своих чувств, что не могло не радовать.
— Не перестаёте меня удивлять сеньор Франческо! Думаю, сегодня мы вместе оценим его творчество по достоинству.
— Звать? — поднял бровь тот.
— Почему нет? Заодно дадим задание и отпустим до утра, пусть покажет свой талант.
Франческо хмыкнул и позвал слуг, которые через пару минут привели такого смазливого сорокалетнего мужчину, что я едва не присвистнул. Прилизанный, в хорошей одежде, с торчащими в разные стороны усами и горящими глазами, он более всего подходил под описание «имел лихой вид, хотя и слегка придурковатый».
Поняв, что попал в общество нобилей, он стал кланяться, сыпать комплиментами, изощряясь в словесности, но я показал ему молча взять его странный струнный смычковый инструмент и играть. Он забренчал, весьма томным голосом про любовь и ревность.
Пришлось остановить его, подняв руку.
— Не пойдёт.
Лицо трубадура побледнело, Франческо и Пьетро наоборот заинтересовались.
— Дай сюда, — взяв трёхструнный, непривычный с виду музыкальный инструмент, я по подобию игравшего до этого трубадура, приложил его к плечу и включившийся симбионт стал настраивать нервные импульсы, чтобы пальцы к нему адаптировались. Через пару минут неровной какофонии звуков, которые вызывали изумлённые лица у слушателей, симбионт наконец подобрал нужную последовательность игры, и я, затихнув на мгновение, стал наигрывать вступление к скандинавской балладе «Herr Mannelig». Решив пока не мучатся с одновременным переводом и пением, я запел её на норвежском. Тягучие речитативы сменялись ритмом игры на виоле, как подсказал мне симбионт, нашедший наконец в моей памяти упоминание аналога того, на чём я сейчас играл и я твёрдо и уверенно допел и доиграл, всё до конца.
— Думаю, будет лучше как-то так, — закончив и отняв инструмент от плеча, я протянул его обратно поэту.
Тот, выпучив глаза на меня смотрел в полном ступоре и прострации. Глаза стариков же наоборот наливались весельем.
— Я как-то раньше не видел вас сеньор Витале за игрой на этом инструменте, — наконец нарушил молчание сеньор Бароцци, — но даже я, неспециалист в этой профессии, могу сказать, что ваше исполнение мне понравилось много больше, чем нашего уважаемого гостя.
— Какие инструменты сеньор Бароцци, — отмахнулся я, — я первый раз в жизни взял это в руки.
— Первый раз в жизни! — со стороны поэта послышалось отчаяние в голове, — это самый сложный и трудный для изучения инструмент! Я двадцать лет потратил на то, чтобы научиться на нём играть!
Оба нобиля переглянувшись, заржали, вызвав у него едва ли не панику.