Бастард (СИ)
Робб старался делать вид, что все в порядке, но он начал проводить все больше времени с Теоном Грейджоем и стал подражать ему. Кейтлин предпочла бы видеть слезы сына, а не озлобленную усмешку.
Однако, как бы плох ни был Робб, Арья была хуже. Она пыталась пробраться в комнату Джона Сноу и будто не слышала, когда ей говорили, что он может заразить ее. Пришлось даже сделать решетку у его окна, пока Арья не догадалась, что сможет туда влезть. Она и раньше умела пропадать, но сейчас делала это постоянно. Ее находили спящей на крыше конюшни и молящейся в септе посреди ночи, находили в псарне вместе с собаками во время уроков шитья. Но страшнее всего было, когда ее не находили, а она объявлялась сама — Кэт боялась, что Арья все-таки пробралась к бастарду, или сбежала в Волчий лес, или навредила себе каким-нибудь безумным способом, который и в голову никому не придет. Никакие разговоры не помогали, Арья не слушала — и, уж конечно, не отвечала на вопросы.
За следующий месяц их посетили несколько целителей из Эссоса. Красный жрец из Волантиса говорил, что может помочь, нужны лишь две жертвы — человеческие. Нед выгнал его, едва услышав об этом. Браавосиец, высокий и худой, со следами оспы на широком лбу, предлагал отвести Джона Сноу в Черно-Белый Дом, где его, быть может, смогут исцелить. Лювин, едва услышав об этом, побелел и упросил Неда в тот же день отослать браавосийца. И это были лишь те, с которыми Кейтлин и Нед встречались. Посланник из Пентоса вернулся ни с чем, Мирийцы же прислали письмо, где написали, как следует правильно умерщвлять больных серой хворью — благословением богов это письмо прочла Кэт, а не ее муж.
С каждым днем Нед все больше впадал в отчаяние.
Все стало еще хуже, когда к ним приехала Лиза — причем на сносях. Кейтлин была рада сестре, но не тогда, когда она пытается объяснить ее мужу, что чрезмерная забота о бастарде — оскорбление. Конечно же, она буквально повторяла мысли Кэт, но Неду не нужно было это слушать.
У Лизы была еще одна неприятная черта — она не умела хранить тайны. Суть болезни Джона была секретом от детей, когда он только приехал — теперь о ней знали все. Лиза не стеснялась говорить об этом за обеденным столом, едва вспоминала какую нибудь страшную историю о серой хвори, напоминала, что Джон Сноу опасен для ее ребенка — племянника Кэт.
Архимейстер Эброз, лучший целитель в Семи Королевствах, прибыл много позже Марвина и задержался намного дольше. Он каждый день приходил в комнату Джона со странными инструментами, подолгу запирался с Лювином в его покоях, и в конце концов предложил отправить мальчика в Цитадель.
Кейтлин радостно ухватилась за это решение — оно избавило бы ее детей от угрозы, а Нед смог бы успокоиться, не посещая мальчика каждый день и смириться с участью бастарда.
Они ждали архимейстера у дверей комнаты Джона, когда Лювин воспротивился этому решению.
— Мой лорд, я не хочу говорить плохо о коллегах, но в Цитадели его едва ли вылечат.
Нед бросил на него непонимающий взгляд
— Но ведь Эборз сказал…
— Что там лучшие инструменты — и это, несомненно, правда. Я могу вспомнить дюжину способов излечить серую хворь, которые убьют вашего сына, — Мейстер увидел непонимание на их лицах и, с тяжелым вздохом пояснил: — Ванны с мышьяком останавливают болезнь, но пациент после них не проживает больше полугода. Уверен, еще больше подобных способов ждут проверки.
— Они не осмелятся…
— В Цитадели десятки больных, и они меняются довольно часто, милорд. На моей памяти лишь двое из них поправились — никто из них не был бастардом.
Эброз легко принял отказ.
— Это ваше решение, лорд Старк. Быть может, эссоские мудрецы смогут сделать то, чего не могу я. Но, если нет, вот вам мой совет — убейте его, это милосерднее, чем дожидаться конца. Убейте и сожгите тело. Серая хворь боится огня.
Нед побледнел и заговорил голосом мертвеца.
— Разве нельзя просто отрубить руку? Болезнь ведь лишь в ней…
Эброз покачал головой и начал что-то объяснять, когда скрипнула дверь.
Джон Сноу вырос и побледнел, его длинные темные волосы опустились до лопаток. Бастард смотрел прямо на нее, и Кейтлин впервые не видела в нем страха перед ней. Казалось, он хотел что-то сказать, но потом просто отвернулся и захлопнул дверь.
Они смотрели друг на друга лишь несколько мгновений, но Кейтлин почувствовала, как мурашки пробегают по ее спине.
Вечером Лиза с восторгом объявила, что нашла решение. Горести, город в Эссосе, куда ссылают зараженных. Будто они без нее не знали.
— Я вижу, вас слишком беспокоит близость болезни, — ледяным голосом ответил Нед, — это, должно быть, вредно для ребенка. Полагаю, вам лучше поселиться в Винтертауне.
Лиза оскорбилась, но Нед не был настроен слушать женские упреки. С каждым днем он становился все холоднее.
Прошла еще неделя, и Квиберн, про которого они уже успели забыть, объявил, что может попробовать один способ.
Крики Джона Сноу были слышны, наверное, за полмили от замка. Кейтлин не представляла, что человек может издавать подобные звуки.
Нед вошел в комнату бастарда белый как снег, а вышел с легкой усталой улыбкой.
Они сказали детям, что Джон Сноу поправляется, и скоро выйдет к ним — даже Арья перестала приходить каждый день к его комнате. Все стало как раньше. Арья смеялась, когда мальчик-конюх катал ее по двору, Робб учился обращаться с копьем, будучи верхом, Санса ворковала с Браном. Даже Теон Грейджой, казалось, стал чаще улыбаться. Даже стены Винтерфелла, наверное, потеплели. Кейтлин нравился такой Винтерфелл.
А через неделю серая хворь вернулась.
Арья обезумела, когда они сказали, что к Джону запрещено приходить. Робб убежал, едва сдерживая слезы. Кейтлин почувствовала, что у нее больше нет сил, она лишь растерянно смотрела на то, во что превращается счастливая семья из-за одного больного бастарда.
— Все будет хорошо, папа, — Кэт увидела, как Санса, встав на цыпочки, клюет Неда в щеку и обнимает. Она вспомнила, что говорила то же самое после смерти матери, но не могла вспомнить, выглядел ли ее отец столь же несчастным.
Нед вновь послал гонцов в Эссос, во все его уголки, вплоть до Асшая, обещая золото любому, кто сможет исцелить его сына. Они и так потратили больше, чем могли, чтобы достойно принять всех приезжавших и оплатить их услуги. Если это продолжится, то зимой им будет не на что покупать еду — но ведь не могла она сказать этого мужчине, чей сын умирал.
Тем вечером Арья едва не пробилась к бастарду, ткнув охранника в глаз метлой.
Кейтлин знала, что нужно сделать, но, Боги, это было… она даже не могла подобрать нужного слова. От одной мысли ее начинало тошнить.
"Соберись, Кейтлин Талли. Семья, долг, честь — этому тебя учили с детства".
Ей нужно было подумать. И нужен прохладный воздух, пока ее не вырвало.
Она шла по вечернему Винтерфеллу будто под водой. Вейлон Пуль, кастелян замка, что-то ей говорил — она что-то ему отвечала, но даже под угрозой смерти она бы не вспомнила, о чем шла речь.
Вдруг она обнаружила себя подходящей к комнате Джона Сноу. Охранник даже не пытался возразить — все знали: Эддард Старк верит своей жене.
"Это милосердие, — сказала она себе, открывая дверь, — он уже мертв".
Мертвым он, однако, не казался. Джон Сноу сидел, опираясь спиной о стену, положив книгу на скрещенные ноги. Правая рука в перчатке безвольно лежала на кровати, а левой он переворачивал страницы. В комнате пахло потом, травами и болью. Деревянный меч лежал у изголовья кровати — Кейтлин могла бы поклясться, что им пользовались.
Джон Сноу поднял на нее свои серые глаза. О чем он думает сейчас, этот мальчик? Он боится умереть или верит, что выживет? Кейтлин поняла, что впервые так пристально его разглядывает. Его нос был прямым, а у Неда была маленькая горбинка, и брови Джона Сноу были гуще и темнее — должно быть, от матери. Теперь уже неважно, кто она такая или даже жива ли она.