Лабиринты Роуз (СИ)

— Скажите, а Дори спасется?
— О ней не переживай, Дори уже вернулась во дворец. Никто не заподозрит, что она вывела тебя.
— Зачем она вернулась? Я же спаслась!
И опять Санти долго посмотрела на Роуз, в ее глазах сквозило не то презрение, не то осуждение.
— Ты забыла о Петре. Солнце и Дори на все пойдут, лишь бы вытащить его.
— Ой, вода холодная! — воскликнула Роуз, но извинилась, видя, как вспыхнули глаза Санти. — Простите. Я просто не ожидала.
— Здесь нет Петра и Салимы, чтобы греть воду Вашему Высочеству. Вот чистая одежда, на столе еда. Сиди тихо. Я скоро вернусь.
Неслышно притворилась дверь, и Роуз упала на стул, обессилено свесив руки между коленями. Она догадывалась, что не очень нравится Санти, хотя, скорее всего, сама в этом виновата. Надо же было забыть о Петре! Усталость и страх явно затуманили разум, раз она опять думала только о себе. Роуз стало стыдно. Мучительный спазм заставил ее согнуться. Она вспомнила, что не ела почти два дня, а запах еды вызвал приступ голода. Посмотрев на свои израненные грязные руки, она, вздохнув, поднялась и, сжав зубы, начала мыться холодной водой. Трясясь от холода, принцесса надела на себя широкие мужские штаны и рубаху из толстой небеленой ткани. Все познается в сравнении. Петр всегда относился к ней как к принцессе, а она…
Роуз опять стала затворницей, только теперь в трактире, на первом этаже которого вечерами веселились жители четвертого лабиринта. Она с опаской подходила к окну и рассматривала открывавшуюся взору часть лабиринта в щелке между занавесками. На улице сновали туда-сюда люди, кто-то катил тележки с мешками, кто-то нес тяжелые корзины на голове, но даже днем гуляки обязательно заходили в трактир, потревожив висящего на цепях дракона. Роуз каждый раз вздрагивала, когда железная вывеска звякала о металлические нашлепки двери.
Санти предупредила ее, что за поимку принцессы Лолибон объявила вознаграждение и, если сюда Роуз шла, прячась в тени, и выглядела, как бродяжка, то сейчас ее отмытую и приодетую значительно легче опознать. Над лабиринтом то и дело низко пролетали драконы, всматриваясь в лица женщин, которые теперь боялись выходить из дома.
Роуз скрывала от Санти, что чувствует себя плохо. Она не хотела стать для нее еще большей обузой. И так девушка оставалась неприветлива, как ни старалась Роуз вести себя учтиво, и за дни пребывания в трактире едва ли произнесла десяток слов.
У Роуз болела голова, ее знобило, приходилось все время кутаться в выстиранный собственными руками палантин. Принцесса списывала недомогание на простуду. Посидев в колодце лабиринта на мокром мхе, она, оказавшись на стене, подставилась всем ветрам. Влажные стебли кукурузы и трава по пояс тоже внесли свой вклад. Да и четвертый лабиринт встретил ее сильным сквозняком, окончательно выстудив разгоряченное бегом тело.
Несмотря на мутность сознания, вызванного недомоганием, Роуз не раз пыталась поговорить, но Санти вечно куда-то спешила и отвечала кратко.
Через три дня заточения принцесса просто не выдержала и преградила ей путь, прислонившись к двери спиной.
— Пока мы не поговорим, вы не выйдете отсюда, — как можно тверже произнесла Роуз.
Санти скривила рот в усмешке. Она перекинула волосы через плечо назад и положила ладонь на пояс, рядом с торчащей рукояткой кинжала.
— У нашей розочки выросли шипы?
— За что вы меня ненавидите? Петр, наверное, объяснил, что я не по своей воле попала в Тонг-Зитт? Да, я неумеха, все время делаю ошибки, но меня не готовили к бегу по лабиринтам и полям.
— Мне наплевать на тебя, если честно, — Санти сделала угрожающий выпад в сторону Роуз, но та не дрогнула. — Мы с Солнцем заняты спасением Петра, а от тебя можно услышать только жалобы и вечное «я», — она издевательски протянула на распев:- Я-я-я. Тебя, Роуз, заботит только собственная жизнь. А потому, сиди и жди, пока другие решают, как тебя выручить.
— Сколько еще ждать? — Роуз не отошла от двери, хотя Санти встала настолько близко к принцессе, что они едва не соприкасались носами.
 
Девушки оказались одного роста, но фигура Санти была более подтянутой, видимо она постоянно находилась в движении. Ее весьма симпатичное лицо портил загар, делающий кожу воспаленной, красной. Так обычно реагируют на солнце белокожие люди. Сейчас Роуз рассмотрела, что нос Санти шелушится, а пухлые губы обветрились. Ее голубые глаза, обрамленные светлыми ресницами, в упор смотрели на принцессу. У той даже побежали ледяные мурашки по спине, но Санти, выдержав паузу, все-таки ответила:
— Не знаю, сколько ждать. За тобой должны были прийти еще пару недель назад, но почему-то не торопятся.
— Кто? — Роуз почему-то подумала об отце и Генрихе.
— Твой жених, — лицо Санти опять скривилось.
— Который? — Роуз сама от себя не ожидала такого вопроса. Чувствуя себя еще более глупой, чем могла показаться, поспешила уточнить: — За мной придет Руфф?
— Ну, если ты хочешь вернуться к дракону, то только скажи.
Роуз с трудом проглотила то пренебрежение, которое слышалось в словах подруги Солнца. Да и то, что Солнце решила не показываться, тоже оскорбляло. Хотя причины ее отказа появиться могли быть иными, Роуз пребывала в уверенности, что одна принцесса явно игнорирует другую.
Роуз нехотя отступила от двери и, когда Санти потянула за ручку, спросила:
— Как там Петр?
— Наконец-то, вспомнила, — не оборачиваясь, буркнула Санти и, выходя за дверь, крикнула: — Твоими молитвами.
Разговор не получился, но хоть какие-то вести Роуз удалось узнать. Любившая раскладывать все по полочкам, принцесса подошла к окну и, слегка оттянув край занавески, уставилась на улицу.
Размышляя, она сделала неутешительные выводы: ее спасительницы тяготятся ею, она их сильно раздражает. Но чем вызвана эта неприязнь, различимая даже в словах, что Руфф не торопится ее спасти? В том, что она виновата в заточении Петра? Или потому, что Петр мучается от тяги к ней?
И опять всплыли в памяти слова Фаруха, что Петр не покидает лабиринт только из-за Солнца. Роуз не ожидала, что червячок ревности, шевельнувшись где-то в животе, вызовет такую боль. Ей сейчас радоваться бы, что скоро появится жених, который ради нее преодолел шесть лабиринтов, а она думает об отношениях между Солнцем и Петром. Пока граф находился рядом, она чувствовала к нему притяжение, но сбежав из башни, отгородилась собственными проблемами. Даже считала виноватым из-за того, что он отказался от «малявки» и равнодушно отдал ее в лапы Шотса.
Она ни разу не подумала о том, как себя чувствует Петр, когда предмет его бахриманской страсти удаляется от него все дальше и дальше. Может, ему невыносимо больно? Перед глазами появилась картина, как еще один Бахриман — Анвер вбежал в комнату и бросился к Лолибон. Его трясло, но, увидев королеву, молодой жрец заметно успокоился, а прикоснувшись к ней, и вовсе ожил.
Боже, какой же сильный духом Петр, если смог вырвать ее из сердца, не стенать при встрече, даже казаться равнодушным!
Но отчего же ей тогда так больно?
Принцесса вздохнула. Петр терпел ненавистную королеву, по приказу которой его избивали, не уходил из лабиринтов, хотя легко мог вызвать портал. Неужели он оставался во дворце только из-за Солнца — прямой наследницы Тонг-Зитта? Зная его, принцесса могла бы поклясться, что не власть привлекала Петра — он легко отказался от владения Северной Лорией, отдав Роуз Шотсу. Значит, здесь замешаны чувства к другой принцессе.
Роуз не заметила, как из глаз полились слезы. Только когда стало трудно дышать и сдерживаться, она бросилась на кровать и зарыдала в голос. Как не страшно признаваться самой себе, но Роуз поняла — ее сжигает ревность. Она даже готова была вернуться во дворец, лишь бы увидеть графа, о котором в пылу побега забыла. Она ужасно этого стыдилась. И еще один вывод убил ее своей правдивостью: она не хотела видеть Руффа. Что она скажет жениху? Что разлюбила? Он ради нее прошел шесть опасных лабиринтов, а она даже не может представить, что обнимет его.