Лабиринты Роуз (СИ)

— Простите, я слишком долго говорил, хотя мог сразу ответить на ваш вопрос.
Роуз встала рядом с ним.
— У меня просто не хватит магических сил, чтобы переместиться в Эрию. Да что там! Мой предел — Тонг-Зитт. Слишком много я отдал Асилии. Поэтому я не знаю, что происходит вне стен Лабиринтов. Анвер иногда делится со мной новостями.
— Когда Бахриман переходит портал в одиночестве, запас магии не уменьшается? Я правильно поняла?
— Нет, ее вытягивают только женщины. Если я не оторву своего сына от Лолибон, она опустошит его.
— Но Анвер останется жив?
— Он будет похож на птицу, которой оторвали крылья…
— А его болезненная страсть к королеве прекратится?
— С последней каплей магии. И королева выбросит его, как выпитый коксовый орех.
— Неужели Лолибон не понимает, что владеет источником, который нужно беречь?
— У нее есть запасной.
— Петр?
— Да. Поэтому она взбесилась, узнав, что кто-то пил из ее источника.
— Два перехода — два глотка? Я правильно поняла.
— Да. Пока не понесли дитя.
Роуз тут же вспомнила дурно-пахнущее варево и шепот Петра: «Давай, малявка! Ты ведь не хочешь забеременеть?».
И опять ее сердце прошила боль. Он не о ней заботился, он боялся за свою магию!
Как доверять Петру, если магия так важна для него? Он и Лолибон не поддается только потому, что бережет свои силы!
— Скажите, а почему Петр терпит Лолибон, почему не покинет Тонг-Зитт? Я понимаю вас, вы здесь из-за Анвера, понимаю Анвера — он привязан к Лолибон, но что держит Петра?
— Я думаю, что он не уходит из-за нас. За шесть лет мы стали ему семьей. Он любит Анвера, как брата, хотя тот сейчас плохо относится к нему из-за ревности к королеве. Но Петр понимает, сам болен той же болезнью.
— Я видела графа.
— Знаю. Я был в Райском саду. Незримый.
— Стояли за второй дверью? — Роуз улыбнулась.
— Вы понимаете, что Петр исказил правду. Ему пришлось.
— Мне сейчас трудно разобраться, где ложь, а где истина. Все перемешалось. Вы слышали, что он сказал мне на прощание?
— Нет. Я почувствовал его боль. Он сильный мальчик, на его месте я давно бы сорвал голос от крика. А он молчит. Не хочет королеве доставить удовольствие. Так что он сказал?
— «Найди в четвертом лабиринте солнце».
— Это все меняет, — старик пошатнулся, но успел схватиться за оконную решетку. — Это все меняет.
— Что? — Роуз испугалась, что Фарух упадет замертво. — Что это значит?
— Он здесь не из-за нас. Он не уходит из-за Солнца.
— Я не понимаю! — Роуз не могла без удивления смотреть, как у только что спокойного и рассудительного старика сбилось дыхание. Он цеплялся за решетку так, словно комната наполняется водой, и его единственный шанс уцелеть — прорваться через ажурное плетение. — О каком солнце вы говорите?
Волнение старика передалось и принцессе. Только-только она пребывала в уверенности, что жрец, ради спасения сыновей, поможет ей выбраться из лабиринтов, но прозвучало всего лишь одно слово, и свобода стала призрачной! И виной всему какое-то солнце!
— Что меняют слова Петра? Ну же! Почему вы молчите?
— Тише, Ваше Высочество, тише! — старик схватил Роуз за руку, как будто бы это могло заставить ее замолчать. — Окно открыто, и нас могут услышать.
Сухая ладонь Фаруха обожгла кожу даже через шелк одежды. Жрец потянул принцессу вглубь комнаты, и, когда она шагнула за ним, отдернул руку, поняв, что сделал недопустимое.
— Прошу извинить меня, Ваше Высочество, — он раболепно склонил голову. — Ваше сообщение настолько ошеломляюще, что у меня помутился разум.
— Объясните толком, что происходит? — громко зашептала Роуз. О, как она ненавидела, когда вместо важных слов люди начинали произносить десятки ненужных фраз, следуя дворцовому этикету.
Жрец доплелся до дивана за ширмой и рухнул на него. Словно какая-то неведомая сила рывком вытянула остов у крепкого с виду старика, и на подушки упали мощи, облаченные в тряпки. Фарух сгорбился и сцепил руки на острых коленях. Его пальцы мелко дрожали. Свет, хоть и не яркий, позволял различить их беспрестанное движение.
 
Роуз решилась было вцепиться в плечи старика и как следует тряхнуть его, так ее угнетала воцарившаяся тишина, но взяла себя в руки и постаралась справиться с охватившей и ее дрожью. Принцесса села в кресло напротив Фаруха.
— Я думал, она погибла, — Роуз едва различила, что выдохнул жрец. — Я был уверен, что Солнца нет.
— Солнце — это имя женщины? — догадалась Роуз. Она проговорила вроде негромко, но Фарух осуждающе посмотрел на нее и прижал трясущиеся пальцы ко рту.
— Прошу вас, тише. Только за произнесение этого имени нас могут казнить, — он наклонился вперед и поманил Роуз пальцем. Когда она придвинулась так близко, что лицо жреца расплылось перед глазами, он одними губами произнес:
— Солнце — единственная дочь Могучего Орраха. Если она жива, Лолибон есть о чем волноваться.
— Кто такой Могучий Оррах?
— Почивший правитель Тонг-Зитта. И если Солнце жива, то она законная наследница лабиринтов, а не чужачка Лолибон.
— Но как мы найдем ту, чье имя произносить нельзя?
— Нужно следовать совету Петра и идти в четвертый лабиринт. Он сказал искать Солнце? Значит, нужно искать знаки. Истинный вход в лабиринт с этой стороны один, вы не ошибетесь.
— Разве вы не пойдете со мной? Вы обещали вывести меня из Тонг-Зитта — таково условие нашей сделки, — Роуз распрямилась. Что за день сюрпризов!
— Я не смогу покинуть дворец, вдруг мое отсутствие заметят? Но я дам вам описание переходов и помогу с одеждой, чтобы вы не отличались от жителей лабиринтов. Если найдете Солнце, обязательно передайте ей, что я помню милость ее отца и буду во дворце стеречь ее интересы.
Роуз нестерпимо захотелось остаться одной. Ее мучили досада и разочарование, она чувствовала, что старик начал относиться к ней прохладнее.
Она сама себе не смогла бы объяснить, что только что случилось, но вспомнилась игра в карты, яркие образы дамы, короля, валета, созданные придворным художником. Вот козырная дама червей — в ней принцесса видела себя, полную сил и надежд. Но вдруг кто-то передернул карты, и дама перестала быть козырной. Или нет, немного иначе: Фарух делал ставки на козырную даму, но вдруг к нему в руки попал козырной туз, и он смело пожертвовал более слабой картой. Жрец вроде и не разрывал договора, но перестал волноваться за судьбу принцессы: вот вам рисунки лабиринтов, вот одежда, а вот толчок в спину. Идите и ищите. А у него более важные дела. И имя им — Солнце!
Роуз встала, жрец поднялся следом. Она видела, как он подыскивает слова, чтобы как можно быстрее покинуть ее, сбежать от напряжения, потрескивающего в комнате. Он даже шевелил губами, пытаясь начать говорить, непроизвольно потирая ладони. Шелест сухой старческой кожи резал ее слух сильнее звука битого стекла, захотелось крикнуть: «Прекратите!», но она, набрав в легкие воздуха, произнесла почти без дрожи в голосе: «Уже поздно. Я устала».
— Да-да! — с облегчением проговорил Фарух и тут же забыл о принцессе. Взмах руки, слова просящего дорогу, и клубящаяся тьма поглотила жреца.
Роуз не хватало воздуха.
Не помогало открытое окно, частое плетение решетки будто бы не пропускало ни дуновения ветра, хотя умом принцесса понимала, что воздух не мог стать настолько тягучим и густым. Она металась по комнатам как тигрица, разрывая руками ворот глухого платья, душившего ее, выдирая из ткани сопротивляющиеся застежки.
Резкий стук об пол костяных пуговиц подстегнул Роуз искать выход наружу. Не думая больше ни минуты, она толкнула дверь и вылетела в полутемный коридор. Как ни странно, стражников там не оказалось. Перестала пленница быть опасной для Лолибон или та посчитала, что никуда гостье из дворцового лабиринта не деться, Роуз могла только гадать, но попробовать выбежать за пределы душного помещения стоило. Принцесса направилась в сторону противоположную купальням и очень скоро распахнула дворцовые двери.