Распутин наш (СИ)
– Впечатлён твоим многословием. Что же мы имеем в результате?
– Наша оборона вдоль реки Аа просто перестала существовать, испарилась за один день. Ландвер и ландштурм, занимавшие передовые позиции, поставленные в два огня и атакованные с тыла русской кавалерией, частично рассеяны, частично сдались в плен. Штаб восьмой армии разгромлен. Никакой информации о судьбе командующего не имеем. Резервы в отсутствии централизованного управления, действуя на свой страх и риск, потеряв больше трети людей в бесплодных попытках форсировать реку, откатились в сторону Шавле и Мемеля. Взяв Митаву, русские канонерки пошли ещё дальше, в тыл десятой армии, и в тот же день захватили Бауск, перерезав снабжение всей группы войск под Ригой, дороги на Ковно, Вильно, Якобштадт… Этой же ночью пали Виндава и Либава. Таким образом, Курляндия нами потеряна полностью, линия фронта сместилась на Запад и проходит от Мемеля на Шавле и от Паневеже до Биржай и Динабурга.
– Почему? А как же наши позиции на Западной Двине?
– Канонерки Непенина, завершив разгром резервов 8й-армии, на следующий день вошли в Западную Двину в сопровождении семидесяти вымпелов. Позиции у Фридрихштадта и Якобштадта пришлось оставить. В противном случае, Баварская и 2я гвардейская дивизии, расположенные на пологом голом берегу реки, были бы расстреляны. К тому же, со стороны Митавы их закидали гостинцами гаубицы 12й армии русских.
– Если они введут фронтовые резервы…
– Судя по всему, даже не собираются, и это наше спасение. Кроме 12-й армии Радко Дмитриева никто активности не проявляет. Никаких признаков переброски войск и попытки ввести свежие силы в брешь между Шавле и Паневеже не замечено, а собственные резервы Радко Дмитриев исчерпал. Через два дня мы закроем дыру, фронт стабилизируется… Но всё равно, с этим надо что-то делать. Такая операция не могла быть разработана русскими генералами. В игру на их стороне вмешался кто-то третий. Кто? Это не англичане и не французы. Они бы сами использовали такую тактику в битве на Сомме. И не американцы – у тех просто нет опыта наземных операций подобного масштаба. Такое впечатление, что сам чёрт им ворожит…
Генерал Людендорф склонился над оперативной картой. Перед его глазами по спокойной, замерзшей снежной равнине, взломав лёд и эшелонированную немецкую оборону, ползла на Запад огненная змея. И остановить её было решительно нечем.
– Вместо привычного для русских давления всей массой войск – хирургический разрез. Удар стилетом. Крошечная пробоина в броне рыцаря… И обширные внутренние повреждения, несовместимые с жизнью. Удары подвижных бронированных механизированных групп, насыщенных артиллерией, вглубь обороны противника…
– Что ты там бормочешь? – настроение Гинденбурга поникло, как флаг во время штиля.
– Мы обязательно должны вычислить мозговой центр, разработавший эту комбинацию совместных действий русской армии и балтийского флота, – злобно произнёс Людендорф, – найти и постараться нейтрализовать. Иначе…
– Разрешите! – обратился вошедший адъютант, – срочный телеграф из Мемеля. Русские линкоры на траверсе. Город под обстрелом. Порт частично разрушен. Русские высаживают десант…
– Таа-а-к! – Людендорф стукнул кулаком по карте. – Я предполагал, что сюрпризы не закончатся. Свяжитесь с Кенигсбергом, пусть срочно выдвигают резервы на помощь.
– Прошу прощения, – добавил адъютант, – но у Кенигсберга тоже русские линкоры. Город и порт под обстрелом. Риск десанта там тоже очень высок…
– Всё понятно, – Гинденбург устало опустился на стул, – телеграфируйте адмиралу Шееру, пусть срочно принимает меры. Весь восточный фронт и Пруссия в опасности… Они что там, в русской ставке, белены объелись?
Псков. Штаб Северного фронта.
– Они что там, белены объелись? – рявкнул Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский, небрежно бросив перчатки, не удостоив взглядом депеши с пометкой “срочно” и “секретно”. – Кто разрешил Радко Дмитриеву самовольно менять заранее утверждённый план? Где согласие на участие в деле Балтийского флота? Кто разрешил превращать частную тактическую операцию в событие фронтового масштаба?
Начальник штаба генерал Данилов, привыкший к тихой, дружелюбной, почти семейной атмосфере, царившей в штабе Северного фронта, вытянулся во фрунт, непонимающе глядя на Рузского.
– Николай Владимирович, простите, но ведь это успех! Первый за столько лет! Вся германская Восьмая армия дезорганизована и беспорядочно отступает к Вильно и Мемелю, Десятая армия ввиду явной угрозы с фланга и тыла без боя оставила позиции на Западной Двине и отходит к Биржаю. Общие потери противника превышают десять тысяч штыков и сабель, тридцать тысяч пленных, наши не достигают и батальона… Трофеями больше ста орудий. После высадки морского десанта и захвата Виндавы и Либавы, Курляндия полностью очищена от войск противника…
Рузский нервно вскочил и шумно шмыгнул красным носом. Он подбежал к начальнику штаба, уставился глаза в глаза, сжимая и разжимая кулаки, словно приводя в чувство затёкшие пальцы.
– Чей успех, Юрий Никифорович? Ну-с? Я жду!
– Простите, не понял…
Рузский махнул рукой и вернулся за стол, вытащил из ящика и положил перед собой чистый лист бумаги.
– Как вы не понимаете, Данилов? – он впервые за все время совместной службы назвал начштаба по фамилии. – Это успех не наш с вами и даже не Северного фронта. Это успех клики, собравшейся вокруг престола и узурпировавшей право повелевать Россией. Любая удачная военная операция укрепляет их власть. Любой провал – ослабляет. Сейчас, когда режим уже готов рухнуть и всё держится на волоске, наша задача – не дать подпитаться ему ни единой каплей оптимизма… Неужели вам нужно объяснять такие элементарные вещи?
– Ваше высокопревосходительство! Майор Торнхилл, просит принять срочно! – выкрикнул из двери адъютант и был бесцеремонно отстранен рукой в серой лайковой перчатке.
– Я вызову вас позже, – торопливо проговорил Рузский, срываясь из-за стола.
Генерал Данилов, выходя из кабинета, удивился, как его грозный, пышущий гневом начальник вдруг превратился в карлика, став на голову ниже и заглядывая на британского майора снизу вверх, хотя был с ним одного роста.
– Ну-с, Рузский, – Торнхилл издевательски по буквам произнес фамилию командующего Северным фронтом, – стало быть, вы решили за нашей спиной сыграть свою игру? Надеетесь прослыть героем нации, повысить свои политические шансы, так сказать?
– Джон… Простите, сэр… Мне кажется, я никогда не давал повода сомневаться и всегда говорил…
– Неважно, что вы говорите, Рузский, гораздо важнее, что вы делаете! Вы создаёте проблемы серьёзным людям, заметьте, весьма могущественным! И прекрасно знаете, что бывает…
– Я ничего не знал! – взвизгнул генерал, – всё произошло… происходит помимо моей воли! Я всё исправлю!
– Интересно – как? – саркастически скривился Торнхилл.
– Я намерен снять с командования 12й армией генерала Радко Дмитриева.
– Это даже не обсуждается…
– Верну войска на исходные позиции…
– Вы от расстройства совсем рехнулись, Рузский? – дерзил британский майор, глядя на русского генерала с невыразимым презрением.
– Я не знаю… Я что-нибудь придумаю…
– Думайте быстрее, генерал, и запомните: то, что недалёкие люди считают однозначным успехом, в донесениях должно быть представлено, как бесповоротная и полная неудача…
Майор Торнхилл вышел из здания штаба Северного фронта и сильно, до боли потер виски, не снимая фуражку. Голова раскалывалась от бессонницы и выпитого кофе. "Опять щенячьи глаза и тупое овечье блеяние азиатских туземцев при виде “белого сахиба”. Это не игрок и даже не фигура. Пыль под ногами. Одноразовый инструмент. Кто же тогда? Какой неведомый противник вмешался в филигранную партию по выведению России из списка стран-победителей, разыгранную так тщательно и заботливо? Кто точечными, чрезвычайно болезненными уколами разрушает зыбкий карточный домик сдерживания и противовесов, выстроенный вокруг царской армии? Даже такое хорошо законспирированное оружие – революционная ячейка в Сибирской дивизии, имеющая задачу сорвать наступление, – оказалось блокировано. 17-й полк просто не послали в атаку. Просидев сутки на собственных позициях, стрелки без боя заняли оставленные ландвером траншеи. Протестовать против такого наступления было глупо. Поэтому революционеры старались не отсвечивать и предпочли вместе с другими однополчанами радоваться бескровной победе. Кто это всё делает? Гучков? Гурко? Нужно ехать в ставку Главнокомандующего и принять решение, особенно по Непенину, покопавшись в мозгах тамошних обитателей. Этот сонный адмирал вдруг сорвался с места и утащил в открытое море главную ударную силу предстоящей революции – матросов Балтфлота. Как в дымовую трубу, улетели огромные деньги, вложенные английской разведкой в пропаганду, подкупы и чистейший, качественный кокаин для скучающих команд линкоров. Их требовалось вернуть во что бы то ни стало…"