Русские дети. 48 рассказов о детях

Родыгин положил руку ей на голову.
— Что с тобой?
Векшина почувствовала, как у нее цепенеет шея. Казалось, на голове лежит кусок льда. Такой холод мог исходить только от очень большого начальника, даже испачканные мелом брюки не колебали его леденящего душу величия. Этот человек вполне способен был перенести в их город законы Турции и Сингапура.
— У нее папа алкоголик, его прав лишили, — сообщила соседка Векшиной.
Родыгин понял, что в целом классе одна эта стриженая девочка с ключиком на шее в состоянии оценить всю чудовищную действенность сингапурского наказания.
— Не плачь, — сказал он. — Твой папа пройдет курс лечения и снова сядет за руль. А ты, кстати, можешь ему в этом помочь. Знаешь, как?
Векшина не ответила. Она сидела, уткнувшись лицом в стол, плечи ее тряслись от рыданий.
— Кто знает, как Векшина может помочь своему папе излечиться от алкоголизма? — спросил Родыгин.
Ответ был настолько очевиден, что никто не стал высказывать его вслух. Сразу в нескольких местах несколько голосов доложили:
— Она и так хорошо учится.
Родыгин слегка смутился.
— Я не одно это имел в виду. Я имел в виду, что дети тоже могут повлиять на атмосферу в семье. Не только жены.
— А есть такие страны, где и детей вместе с родителями сажают в тюрьму? — спросила соседка Векшиной.
— Таких нет, — ответил Родыгин.
Пытаясь подавить рыдания, Векшина громко икнула раз, другой, третий. Пока все слушали, как она икает, ушастый мальчик предложил подробнее рассказать о хлебном дереве.
— На географии расскажешь, — оборвал его Родыгин.
Он обернулся к Векшиной.
— Встань-ка.
Она встала. В горле у нее затаился крохотный злой человечек. Когда он дрыгал ножкой, горло сжимала неудержимая судорога.
— Сделай вот так, — сказал Родыгин и показал, как.
Он привстал на носки, постоял немного, балансируя корпусом, а затем всей тяжестью тела грузно шлепнулся на пятки. Этот метод, описанный в книге известного авиаконструктора Микулина, помогал быстро удалить из организма вредные шлаки, скрытые отходы жизнедеятельности.
— Сразу пройдет, — ободряюще улыбнулся Родыгин и повторил демонстрацию.
Векшина не шевельнулась, а все тот же любознательный мальчик объявил:
— У меня вопрос.
Родыгин взглянул на него с ненавистью.
— Ну?
— Кто живет в Сингапуре? — спросил мальчик.
— Сингапурцы.
— А они кто?
— Люди. Такие же, как мы с тобой.
В ответ сказано было с еврейской безапелляционностью:
— Нет, не такие. Они — мусульмане.
— И что?
— У мусульман много жен. Их сразу всех сажают в тюрьму вместе с мужем, весь гарем? Или по очереди?
— Подойди ко мне после звонка, я отвечу на твой вопрос, — пообещал Родыгин.
Он посмотрел на застывшую как истукан Векшину и пожал плечами.
— Как хочешь. Тебе же хуже.
— Я принесу ей воды, можно? — вызвался самый маленький и беднее всех одетый мальчик.
Родыгин кивнул, подумав, что именно в таких детях сильнее развита способность к состраданию. Мальчик взял портфель и пошел. Когда дверь за ним закрылась, откуда-то сзади со знанием дела известили:
— Больше не придет.
Векшина опять икнула.
— Садись, — велел ей Родыгин.
Она села, зацепив коленями портфель, он вывалился из ниши, учебники и тетрадки рассыпались по полу. Отдельно отлетела стеклянная туфелька, с прошлогодних зимних каникул всегда лежавшая в портфеле как напоминание о том, что счастье возможно.
Родыгин поднял ее, задумчиво провел пальцем по ложбинке над каблуком, вырезанной для того, чтобы класть туда недокуренную сигарету.
— Зачем ты носишь с собой эту пепельницу? — спросил он.
— Отдайте, — сказала Векшина, засовывая в портфель все то, что из него выпало.
Человечек в горле последний раз дрыгнул ножкой и выскочил в форточку, под дождь. Он уже минут пять хлестал по стеклам, окутывая класс ровным усыпляющим гулом.
— Это пепельница твоего папы? — спросил Родыгин.
— Мой папа не курит, — ответила Векшина.
— Не ври. Кто пьет, тот курит, — поделилась жизненным опытом рано созревшая Вера с зеленым подбородком.
 
С туфелькой на ладони Родыгин прошелся по классу, все время чувствуя на себе взгляд Векшиной, которая при этом не только не поворачивала головы в его сторону, но даже не двигала зрачками. Она смотрела так, словно ее нарисовали на агитплакате. Родыгин ощутил себя жертвой оптического обмана.
— Надеюсь, — сказал он, — в вашем классе нет таких ребят, которые уже курят.
— Филимонов курит, — наябедил веселый мальчик, в очередной раз вылезая из-под стола.
— И пьет, — добавили сзади и заржали.
— Отдайте, пожалуйста, — опять попросила Векшина.
Родыгин медлил. Судьба послала ему замечательное наглядное пособие для рассказа о вреде курения. Расставаться с ним не хотелось, но как его правильно использовать, он пока не знал. Мысли скользили в том направлении, что красота этой туфельки с ее женственными изгибами и острым хищным носом — это красота порока, нужно уметь отличать ее от подлинной красоты, которая делает человека лучше, а не пробуждает в нем низменные желания. Он даже начал говорить об этом, трудно подбирая слова, но перебили две нарядные девочки за одним столом.
— Пожалуйста, отдайте ей! Ну пожалуйста! — заныли они, нахально поглядывая на Родыгина и влюбленно — друг на друга.
— А то я вам ничего больше не стану рассказывать! — пригрозил начитанный мальчик.
В этот момент Родыгин внезапно понял, что еще не сказано о самом страшном, пострашнее курения и даже алкоголя. Говорить о наркотиках в детской аудитории следовало с предельной осторожностью, но его уже понесло. Неожиданно для себя самого он взял с места в карьер, спросив:
— Кто знает, что такое “мулька”?
Стало тихо. Родыгин сощурился.
— Кто-нибудь знает? Только честно.
— У меня так кошку зовут, — робко сказала прозрачная девочка, сомневаясь в правильности ответа.
Все засмеялись, тогда она добавила:
— Раньше звали Муркой, но переназвали из-за сестры.
— Чьей? — спросили у дальнего окна.
— Моей. Она еще маленькая и не выговаривает букву “р”.
На этом урок кончился, зазвенел звонок. Сквозь шум дождя его звон казался слабым и неуверенным, так звенит спрятанный под подушкой будильник, не приказывая вставать, а деликатно напоминая об этой печальной необходимости.
Ребята возбужденно заерзали. Успокаивая их, Родыгин поднял руку.
— Тихо! Это сигнал не для вас, а для меня.
Все свои беседы он старался закончить таким образом, чтобы после них оставались одновременно два противоположных чувства — полноты и незавершенности сказанного. Недостаточно просто изложить тему и сделать выводы, нужно еще внушить слушателям понятие о неисчерпаемости предмета. Родыгин виртуозно владел этим искусством, но сейчас отвлекал и мешал сосредоточиться тропический ливень за окнами. “Как в Сингапуре”, — подумал он и увидел, что Векшина вдруг рванулась к выходу.
В руке у нее был портфель, но она тут же отпустила его, едва Родыгин, в два прыжка догнав ее, схватился за ручку, и юркнула в дверь. Он почувствовал себя мальчишкой, которому достался хвост улизнувшей ящерицы. Швырнув портфель на стол, Родыгин бросился за ней, коридор надвинулся гамом, толкотней, ребячьи лица проносились мимо, как лампочки в тоннеле. Он бежал за Векшиной, чтобы вернуть ей туфельку, а она уже нырнула в тамбур, вылетела на крыльцо.
Даже здесь, под крышей, воздух был пропитан колючей моросью, внизу пенились ручьи, лягушками плюхались в траншею подмытые комья глины. Она слышала за собой шум погони, подковки тяжелых мужских ботинок гремели по кафелю.
В тамбуре от Родыгина шарахнулись курильщики, в углу тоненький голосок сказал:
— Вода кончилась.
Это был тот мальчик, что пошел за водой для Векшиной.
— Кипяченая, — пояснил он. — В бачке.
Родыгин шагнул сквозь него и замер в дверном проеме.
Векшина стояла в трех шагах, на самом краю верхней ступеньки. Казалось, она добежала до края нависающей над морем прибрежной скалы и теперь готова кинуться в воду, лишь бы не достаться тому, кто ее преследует. Дождь сек запрокинутое в бесконечном отчаянии личико.