Ангельское предательство (СИ)

— Что? — только и смогла шепнуть она, дрожащим голосом.
На глазах выступили слезы. Она сама того не поняла, они просто появились и всё. Крупные капли, из-за которых даже фигура Райнхарда теперь казалась размытой.
— Что? — повторила она снова, проглатывая свои эмоции.
И тут не выдержала. Сломалась. Ноги вздрогнули, и Ева упала на колени, окружаемая черной тканью юбки своего платья. Точно опавший бутон какого-нибудь тёмного, но хрупкого цветка. Её броня тут же посыпалась, маска спала, и она просто разревелась. Громко, навзрыд. Потому что тогда, в аду, когда услышала все те слова, когда получила шрамы, она даже не смогла по-настоящему расплакаться. Не было сил. А сейчас с осознанием, что всё это было ложью, в душе будто что-то перемкнуло. Поэтому она прижала кулачки к своей груди и зарыдала. От счастья ли? От осознания, что она страдала так долго зря? От несправедливости судьбы, ведь им всё ещё нельзя быть вместе? Она и сама не знала. Просто хотелось кричать. Снова стать слабой, маленькой девочкой, которая не сдерживает эту бурю эмоций внутри себя, а рыдает, громко, почти истерично рыдает, когда ей нужно.
Райнхард на секунду растерялся, но сразу как Ева упала на колени и подняла к потолку заплаканное личико за тем лишь, чтобы громко закричать, он моментально оказался рядом. Опустился на одно колено перед ней, не раздумывая обнял эту глупую, отчего-то разрыдавшуюся девочку, которая так долго строила из себя снежную королеву, что теперь просто взорвалась. Прижал её к себе, дал возможность уткнуться в грудь лицом и продолжать плакать столько, сколько ей будет нужно, но рядом с ним, чувствуя его пламенное тепло. Его размашистые крылья скрыли её тоненькую, хрупкую фигуру под собой. И только в этот момент он ощутил невероятное спокойствие. Она снова рядом. Он снова может её защитить от всего лицемерия, что творится вокруг. Не хотелось думать, что это ненадолго. Сейчас было плевать на всё, что происходило сверху: на бал, отца, Рафаэля. Она всё равно только его.
Он заботливо приложил губы к её волосам, ощущая их аромат и искренне улыбаясь. Сердце забилось быстрее, ощущая рядом ту, ради которой оно только и желало биться. А она всё плакала. Дурочка.
— Ну что ты? — шепнул дьявол, приглаживая её красиво уложенные волосы. — Перестань.
Он ощутил, как её дрожащие маленькие ладошки почти мертвой хваткой цепляются за него. Так, словно больше совсем не хотят отпускать. Ни на секунду.
— Я… — сквозь громкие всхлипы залепетала она, — мне… — и снова не могла сдержать слез, — мне было так плохо.
Эти слова вонзились ножом под ребра, заставили перестать дышать. Потому что как он может позволять себе дышать и жить, когда его маленькая девочка так страдает? Когда ей так больно?
— Мне тоже. — тихо шепнул он, впервые признаваясь перед ней в слабости. — Прости меня.
Она замотала головой, продолжая снова и снова всхлипывать.
— Ты не виноват. Не виноват же? — Ева оторвалась от его груди и подняла взгляд.
О, снова эти большие ведьминские глаза, в которых он просто тонул, когда лишь смотрел на неё. И пусть её прекрасный макияж был испорчен, пусть волосы уже растрепались, она и без всего этого была самым прекрасным и нежным существом во всех трех мирах.
Он хотел бы честно и открыто сказать: «нет, не виноват». Сказать, что он сделал всё, что мог. Но… это точно было так? Его совесть окончательно желала добить дьявола. Он никак не мог просто взять и снова соврать ей.
— Не знаю. — ответил Райнхард в конце концов, слегка улыбаясь и кладя ладонь на её мокрую щеку, потому что просто не мог налюбоваться Евой вновь.
— Не виноват. — уверенности девушки хватило бы сейчас и на неё, и на самого дьявола. — Это ведь мои родители и Сатана решили всё за нас. Это они выдумали, будто ты совсем не любил меня, а в ту ночь просто…
Она не сдержалась, всхлипывая, ведь слезы снова выступили из глаз, а голос задрожал.
— Просто… хотел лишить меня сил. — выдала на одном истеричной выдохе.
Выстрел. Эти слова. Эта уверенность. Для Райнхарда они прозвучали сродни выстрелу в самое сердце. Конечно, отец сделал так, чтобы Ева узнала, о том, что он совсем не защищал её в ночь их первой близости. Он просто хотел, чтобы она лишилась статуса наследницы, ведь только так сможет стать навсегда его.
 
Дьявол застыл.
Улыбка пропала с его лица, и вместо неё отразилась непонятная боль.
Заплаканная Ева почти испугалась, видя это, будто подбитый олененок.
— Что-то… не так? — своим наивный, тонким, ещё подрагивающим голосом спросила она.
Да. Не так. Ведь сейчас она снова верит, что в ту ночь он не предал её. Не знает, что он решил всё сам, не спросив её мнения. И что же теперь, когда она вновь в его объятиях, ему опять придется соврать..?
Жестокая правда или ложь во благо? Вечный вопрос, на который у каждого свой ответ. Райнхард был из тех, кто врал в лицо людям без особых раздумий. Если так будет выгоднее и удобнее, то какие вообще могут быть вопросы? Дьяволу давно казалось, что совесть его мертва, и только Ева заставляла её снова воскреснуть. И вот этот ненужный кусок его души сейчас набрался сил и вопил, что есть мочи. Потому что он итак врал ей слишком много. Потому что не может поступить с ней так снова. А главное, потому что она достойна знать всю правду.
Единственное, что мешало ему рассказать всё — это страх, что ей снова будет больно. Будто на кровоточащую рану только наложили повязку, а он снова собирается сорвать всё и смотреть, как эта плачущая малышка опять истекает кровью. Однако если не сделать этого сейчас, то когда-нибудь в будущем правда не просто разбередит старые раны, но и доберется до самого сердца. И тогда всё будет гораздо хуже.
Она плакала у него на руках и смотрела взглядом испуганного зверя, но он знал, что Ева сильная. Сколько бы Райнхард не говорил себе, как хочет защищать эту милую, слабую девочку, он понимал, что она невероятно выросла за этот месяц. Это будет больно. Возможно, это заставит её снова его ненавидеть, но… сейчас, в столь чувственный момент, он не мог ей опять соврать. Иначе какой же в этом смысл?
— Ева… — с тяжестью на сердце начал дьявол, — о той ночи Эбнер не соврал тебе.
Его голос звучал медленно, почти скрипел. Будто слова не хотели быть произнесенными. Словно они цеплялись за сухие дьявольские губы, желая никогда не достичь ушей и сердца наследницы.
Ева замерла, а руки её медленно стали слабеть, в конец концов, отпуская Райнхарда и падая беспомощно на пол.
— Что… что ты имеешь в виду?
Из её голоса начали пропадать эмоции. Она задавала этот вопрос разве что с непониманием, которое теплилось в душе, желая принять это за жестокую шутку. Её брови нахмурились, но лишь едва, словно в ней не было сил, чтобы разозлиться.
— В тот вечер, когда ты выбросила кристалл в окно, я решил избавить тебя от бремени наследницы. Мне казалось, что ты хочешь этого, однако я был просто эгоистом. Я хотел, чтобы ты стала обычной смертной, ведь тогда я смогу забрать тебя себе. Всю. И никакие законы уже не будут мешать этому. Я наложил защиту лишь на себя и надеялся, что на утро ты проснешься без своих сил. Но тогда я ещё не знал всей правды. Из-за того что ты полукровка, которой разрешен советом трех брак с одним из наследников, Слеза Авеля осталась с тобой.
Слушая это, Ева становилась всё более безжизненной и серой. Она увядала, подобно бутону, что спал со стебля и начал терять свою красоту. Мерриман уже не могла смотреть на Райнхарда. Её стеклянный взгляд был теперь уставлен куда-то вниз, но она выглядела так, будто ослепла и не видит совсем ничего.
— Как… — тихо шепнула она, — как ты мог?
Хоть она и попыталась вложить в этот вопрос обвинение, однако у неё не вышло. Эмоции снова иссякли. Будто она выплакала всё только что, и энергия просто закончилась.
— Прости меня. — голос Райнхарда стал громче, горячее, он сильнее прижал Еву к себе, боясь отпустить. — Я знаю, это сложно, но, пожалуйста, прости меня. Пойми, у меня не было другого выхода. Мне казалось, что его нет. Я нашёл тебя и понял, что не хочу уходить через год, не хочу отпускать. Я впервые ощутил нечто подобное к женщине. Это чувство раздирало меня изнутри, но осознание, что я не могу быть с тобой, убивало ещё быстрее. Да, я последний ублюдок, потому что не рассказал всё тебе, потому что принял такое решение за тебя, не спросив. Но… но это был единственный выход, и я просто боялся, что ты откажешься.