Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы

 Annotation 
Новый сборник Галины Врублевской открывает автобиографическая проза. Впервые публикуемая повесть «Прощай, «почтовый ящик»!» переносит читателя за ограду засекреченного НИИ «доперестроечных» времен. Автор не только повествует об инженерных буднях, открытиях и конференциях, но также ярко описывает внутреннюю жизнь коллектива. В повести много занимательных эпизодов: от «розыгрыша» дефицитного банного халата до служебных романов в декорациях измерительного стенда. В книгу также вошли романтические новеллы и эссе о любви и смыслах бытия
 
 
 Галина Владимировна Врублевская 
  Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы  
 Автор о правде и вымысле  
В 2010 году меня пригласили на юбилей акустической лаборатории в морском исследовательском институте, где я проработала много лет, прежде чем полностью связала судьбу с писательством. Знакомые камеральные помещения, стенды с приборами, постаревшие, но узнаваемые лица сотрудников. Это встреча с прошлым и стала толчком к написанию мемуарных записок. В них я рассказала о жизни за высоким забором той поры, когда сама была членом команды, штатной единицей в «почтовом ящике», как тогда называли секретные НИИ. В записках я отразила деятельность института в 70-е-80-е годы. Это полудокументальное повествование получило название: «Прощай, "почтовый ящик!"». К мемуарам тематически примыкает художественная повесть «Ошибка № 99», написанная еще в бытность моей работы инженером, и в ней также рассказывается об акустиках-исследователях.
После прощания с институтом началась абсолютно иная полоса жизни, полная непредсказуемых поворотов – она пришлась на «лихие 90-е». Этот кризисный период лег в основу других моих рассказов – тоже произрастающих из документальной основы, однако подчиненных уже канонам литературного жанра.
Но разве могла бы я называться писателем, если бы обошла стороной главные вопросы бытия? Любовь и предательства, поиски призвания, случайности и закономерности в нашей судьбе… Эти темы вновь и вновь вдохновляют меня, переплавляясь в сюжетные новеллы, в искусство вымысла. Раздел называется «Чудодейственные пилюли», по названию одного из произведений.
И венчают эту книгу автобиографические эссе – в них вымысел и фантазии сливаются так тесно, что уже трудно отыскать границу обыденной жизни и мечты.Прощай, «почтовый ящик»!
  Корабли моей молодости  Прощай, «почтовый ящик»  Из дня сегодняшнего  
Подхожу к институту. Знакомый бетонный забор подновлен песочного цвета краской. А по верху, как и два десятилетия назад, тянется колючая проволока – очевидный знак, что объект закрытый и хорошо охраняется. Чтобы работать за оградой, сотрудник должен пройти проверку и получить «форму допуска». Новичкам присваивают третью форму – ты обязан молчать о том, что видишь на территории; со временем тебя обременяют второй, нагружая дополнительными секретами; наконец, первую форму получают единицы – и с ней ты полностью под колпаком «бойцов невидимого фронта».
Прежде я была связана формой среднего уровня, однако ныне свободна от любых обетов, ведь прошла вечность, как я уволилась из этого учреждения. Однако приоткрывая тайны обыденной жизни на огражденной территории, я не стану раскрывать военных секретов, потому что еще бороздят океаны «объекты» – как принято было называть судна, спроектированные моими товарищами.
Десятки метров глухого забора наконец прерываются помпезной проходной, с плотным рядом привычно закрытых дверей. На стене, у крайней двери привинчена металлическая доска-вывеска с надписями на двух языках: на русском – «Центральный научно-исследовательский институт имени академика А.Н. Крылова» и лаконично на английском – «Krylov shipbuilding research institute». Эти две вывески – примета сегодняшнего дня, ведь прежде не имелось даже скромной опознавательной таблички. Принято было говорить, что мы работаем в «почтовом ящике» номер такой-то. Радует, что теперь наши ученые выходят из подполья!
 
Высматриваю, куда войти. Не понимаю, зачем архитекторы проектируют столько дверей, если открыть можно только одну. Видится мне в этом какой-то намек на библейскую притчу об игольном ушке: не зря же заветный пропуск выдавали не каждому. Скользнув взглядом по желтеющим бронзовым ручкам, нахожу единственную, затертую до серости, – за нее и тяну. Но попадаю не в рай, а в полутемный вестибюль проходной.
Металлический турникет на прежнем месте. Окошко для выписки пропусков. И телефонная будка с тусклыми стеклами и облупившейся синей краской на ободках, тоже с дверкой, и она всегда здесь стояла для секретных переговоров с контрагентами. С улиц города такие будки давно исчезли, а здесь сохранилась без всякой модернизации – поэтому возникло ощущение, что попала в какой-то музей. Музейным выглядит и ряд сбитых деревянной планкой фанерных кресел. Такие прежде заполняли все кинотеатры, а здесь предлагались для ожидания редким посетителям. И все тот же невзрачный каменный пол цвета сырого цемента.
По спине пробегает непонятная дрожь, кажется, что меня, как сбежавшего из тюрьмы узника, снова водворили в заключение. Какие удивительные метаморфозы претерпело сознание! Возникло сравнение с тюрьмой, хотя за оградой мне вместе с моими товарищами жилось вполне комфортно и даже весело – угнетала только невозможность свободного выхода за проходную в течение дня. На целый день «почтовый ящик» становился нашим домом! Сейчас машина времени вновь перенесет меня туда, вот только разогреется мотор!
За стеклянным ограждением у турникета восседает на высоком табурете моложавая вахтерша с бледным лицом, застывшим наподобие маски – подобранные в узел волосы, форменная полицейская рубашка голубого цвета, черный галстучек. Серая мини-юбка заползла выше колен. В ее облике соединились агрессия и неприкрытая сексуальность, разрушая в моей памяти образ прежних толстых вахтерш в военизированных гимнастерках. Эта буравит меня недобрым взглядом, будто подозревает во мне шпионку-террористку, но ни о чем не спрашивает. Она, конечно, в курсе, что в этот час в проходной должны собираться бывшие сотрудники института, приглашенные на юбилейное мероприятие: акустическому Отделению исполняется полвека. Последние два десятилетия наши жизни протекали врозь, но ведь было время счастливого единения! Уже охватывает нетерпение, хочется поскорее увидеть старых товарищей, узнать, как сложились их судьбы. И конечно спросить у коллег, продолжающих работать в институте, в нашем ЦНИИ, чем сегодня дышит наука.
Я прискакала раньше всех, потому и слоняюсь одиноко в полумраке вестибюля. Зато ничто не мешает мыслям уплывать в прошлое, упреждая встречу с давними сослуживцами.
Больше всего радуюсь, что увижу Маринку: с ней мы начали работать здесь сразу после вуза. Такая была оторва! Рыжая грива волос – в то время редко кто позволял себе краситься в такой яркий цвет! А ее наряды! Маринка никогда не комплексовала по поводу своей далекой от идеальности фигуры. Помнится, носила короткое шерстяное платье, обтягивающее все выпуклости ее богатого тела. Звонко хохотала и бегала по длинным коридорам с изяществом отяжелевшей газели. И все мужики западали на нее, как на отравленную сладость. Однако я не видела прежнюю подругу лет десять, мы лишь изредка перезваниваемся, поздравляя друг друга с праздниками. В последнее время она все чаще жалуется на ноги, трудно, говорит, ходить. А ну как явится на встречу с тростью – я таких перемен в ее облике не переживу.
Дверь со стороны улицы распахивается и – легка на помине – Маринка!? Определенно, она! Объемы увеличились раза в три, но фасон держит! Черные лосины, обтягивающие полные ноги – даже туфли на каблучке – и просторная туника, а-ля Пугачева. Только рыжеватые пряди уже не раскиданы по плечам, а укороченные вьются мелкими кудряшками над головой. Ее пухлое круглое лицо почти не затронуто морщинами – маленький бонус от излишней полноты. Маринка тоже узнает меня. Мой очевидный признак – почти брежневские брови, слегка прореженные в косметическом салоне. Да и цвет волос у меня прежний – темная вишня, женщины ведь свои седины не показывают. Так что можно меня вычислить, если постараться.