Чудесная чайная Эрлы (СИ)

– Пустырь принадлежит Бельмору, он его выкупил, – вспомнил ферромаг. – Его вдова будет решать, что с ним делать.
Бургомистр фыркнул.
– Бельмор теперь бревно. А Магна – ну что она в этом смыслит!
– Первый, проводи бургомистра! – окликнул комиссар Коптилку, и Снобсу ничего не осталось как, пытаясь сохранить достоинство, удалиться под аккомпанемент скрипа шестеренок. Но на прощание он бросил на комиссара взгляд, который говорил, что подобного отношения он не забудет.
Расмус продолжил работу. Я устроилась на более-менее чистом камне, посадила уставшую Занту на колени, запустила озябшие пальцы в ее теплую шерсть и наблюдала, как Рейн ходит туда-сюда по рву, осматривает каждую железяку, каждый камень злыми, прищуренными глазами. Он разговаривал с металлом – время от времени снимал перчатку и касался обломков голой ладонью, отдавал им отрывистые, суровые приказания и, прикрыв глаза, прислушивался к ответным вибрациям. Все его движения были скупыми и точными. Я завороженно следила за каждым поворотом его головы, отмечала, как он ерошит короткие волосы, погружаясь в раздумья.
Рейн хорошо знал свое дело. Знал, любил и служил ему ревностно.
Алексе не сиделось на месте. Она таскалась за комиссаром и расспрашивала, что он делает, какие заклинания применяет. Указывала ему на едва заметные следы в глине, подносила ему мелкие обломки. Расмус отрывисто, но терпеливо отвечал, порой отмахивался. В конце концов Алекса отстала от него – подошла к Коптилке-Второму, критически осмотрела его, выудила из кармана кусок ветоши и бутылочку со смазкой и принялась любовно полировать сочленение стального локтя.
Я же умирала от голода и замерзла до невозможности, но сил встать не было. Рейн оглянулся на меня, нахмурился, подошел. Быстро скинул свое тяжелое пальто и набросил мне его на плечи. Меня окутало тепло его тела, сохранившееся в подкладке.
– Скоро закончим. Пока нельзя вас отпустить – к вам с Алексой могут возникнуть новые вопросы.
– Ты что-то обнаружил?
Он неопределенно мотнул головой и опять отправился в логово Тиля.
☘️
Небо начало темнеть, когда комиссар устало потер руки и разрешил помощникам вернуться в участок.
Тоннель опечатали, оставили Коптилку-Второго сторожить. Роб и Боб вприпрыжку кинулись прочь, на ходу обсуждая, в какой пивной отметить завершение смены.
– Идем, Эрла! – позвала Алекса. – Не знаю, как ты, а я мечтаю упасть в кровать и проспать сутки. Провожу тебя до дому и баиньки. Постой, нет! – Спохватилась она и, понизив голос, добавила: – Пойдем ночевать ко мне. Во-первых, у тебя дома завелось привидение. Как по мне, плохой сосед, когда надо выспаться. Во-вторых – вдруг преступник решит наведаться к тебе ночью? Вдруг ты тоже представляешь для него угрозу, и он захочет и тебя превратить в полено, или в чугунную болванку, или...
– ...Или в чайник, – закончила я со смешком. Ночевать у Алексы не хотелось: в ее каморке едва хватает места ей одной. Перспектива ворочаться всю ночь на жесткой, пахнущей керосином подстилке между верстаком и огромной мотком проволоки не прельщала.
– Спасибо за предложение, но я вернусь к себе, – я ласково пожала ее руку. – Привидение меня не пугает. Больше того: надеюсь, призрачная бабушка сможет меня защитить, случись что. Она далеко не беспомощный бесплотный дух. Да и Занта защитница хоть куда. Но если хочешь, пойдем ночевать ко мне. С моей библиотечной старушкой познакомишься, если она захочет показаться!
– Алекса, идите, мне нужно задержать вашу подругу еще на пару слов, – к нам подошел комиссар. – Я потом провожу ее домой. Эрла, у меня к тебе есть несколько личных вопросов. Ответь на них и отправишься отдыхать.
Алекса выслушала его, понимающе улыбнулась и игриво мне подмигнула, едва заметно кивнув в сторону Рейна. «Личных вопросов, ну-ну!» – говорил ее лукавый взгляд. Я изобразила непонимание.
Подруга ушла, насвистывая песенку. Рейн проводил ее мрачными глазами и обернулся ко мне.
И тут мой голодный живот издал отчаянную трель. Занта на моих руках вздрогнула от неожиданности, а я покраснела от смущения.
 
– Я тоже зверски голоден, – признался Рейн.
– Можно пойти ко мне поужинать. Правда, я ничего сегодня не готовила, и припасы закончились. Но могу соорудить что-нибудь на скорую руку… яичницу? Нет, Занта слопала утром последнее яйцо! – вспомнила я с досадой.
– Тогда пойдем ужинать в другое место. Вчера ты отказалась от моего приглашения на свидание, так давай устроим его сейчас. Воспользуюсь своим служебным положением, чтобы настоять.
– Мне, как подозреваемой или задержанной, ничего не остается, как согласиться на свидание, господин комиссар.
– Ты не подозреваемая, но я рад, что ты не против. Куда отправимся?
– Есть одно место. Но только... хозяин обслуживает гостей без лицензии, – спохватилась я. – Отведу тебя туда вкусно перекусить, если ты обещаешь не наказывать его.
– Голод заставляет забыть о долге комиссара полиции. Идем!
☘️
Я занесла руку и трижды постучала условным стуком. Дверь скрипнула, в щели показалось круглое лицо пекаря Пампкина, румяное от жара печей.
– Господин Пампкин, накормите ужином? Своим особым.
– Разумеется, Эрла! – улыбнулся пекарь. – Заходи.
Но увидев, что я не одна, пекарь растерялся. Пальто Рейна распахнулось, блеснули пуговицы и нашивки на форменном мундире, и Пампкин перепугался так, что даже его седые брови встали дыбом.
– Ко... комиссар Расмус? – выдавил он. – Вы с официальным визитом?
– Официальнее некуда, – устало сказал Рейн. – Я официально умираю от голода, а Эрла пообещала, что вы накормите нас чем-то необыкновенным.
– Но... я торгую лишь выпечкой по лицензии предприятия господина Бельмора, – заюлил пекарь.
– Он все знает, Пампкин, и не будет вас штрафовать, – успокоила я его. – Он здесь не как комиссар. Отведите нас в подвал, пожалуйста.
– Прошу, – Пампкин поманил нас за собой. Мы прошли по узкому коридору. Пахло кислой закваской. Комиссар брезгливо повел носом.
Спускаясь по тесной лестнице в подвал, он пробормотал:
– Куда ты меня привела, Эрла? Пока все это напоминает столичные притоны, где курят «свинцовую соль». Мне нужно начинать волноваться?
– Ни в коем случае, а то испортишь аппетит. Вот мы и на месте. Смотри!
В подвале пекарни Пампкин обустроил уютную комнату, где кормил «домашними обедами» – так это называлось на языке посвященных. Что означало: Пампкин хитро обходил закон о публичных заведениях питания, чтобы не платить налог и не лишиться лицензии, которую его вынудил приобрести Бельмор. В верхнем зале пекарни торговали хлебом, выпеченном из продуктов с фабрик Бельмора – дешевым, невкусным. Внизу же гостям предлагали совсем иные яства.
– Любопытно, – негромко произнес Рейн, озираясь и занимая место за столом.
Окна в помещении располагались под самым потолком, но давали достаточно света. Если не знать, что ты в подвале, можно подумать, что зашел в уютную таверну не из дешевых. Арочные проходы и кирпичные стены покрыты штукатуркой приятного кремового цвета, деревянный стол окружен удобными массивными стульями, высокий шкаф встроен прямо в стену, за стеклянной дверкой – дюжины причудливых бутылок зеленого стекла, подсвеченных магическими лампами.
И пахнет тут великолепно: горячей сдобой, поджаренным чесноком, свежеистолченным базиликом!
– Что вы здесь подаете, господин Пампкин? – спросил комиссар настороженно.
Пампкин, помявшись, ответил:
– Сегодня хозяйка сделала фаршированные сыром яйца с овощным салатом, горячий паштет и котлеты из телятины. Дочки приготовили ореховые птифуры и миндальные трубочки. Ну и, конечно, мои изделия в ассортименте. Есть хлеб трех сортов: на соде и простокваше с подсолнечником, ржаной с тмином, а также белый из контрабандной муки высочайшего качества. Все булки только из печи, еще горячие.
– Из контрабандной муки, значит... – протянул комиссар.