Дозоры: Последний Дозор. Новый Дозор. Шестой Дозор

Мячики брались ниоткуда и исчезали в никуда. Их становилось все больше – будто Егор не успевал вынуть из воздуха все, что подбрасывал. Цветная парабола становилась все ярче, плотнее, превращалась в сверкающий переливчатый жгут. В глазах рябило. Движения пальцев ускорились настолько, что уже вышли за пределы доступного самому ловкому престидижитатору. Зрители затаили дыхание. Уличный шум подкатывался к замершей кольцом толпе – и стихал, будто рокот далекого моря. Цветной шнур бился в руках Егора.
Напряжение нарастало. Девушка прекратила сбор денег – на нее все равно уже никто не смотрел, развернулась к Егору – и уставилась на него влюбленными восторженными глазами.
Егор резко рванул руками – и в его руках оказалась трепещущая разноцветная лента.
Зрители зааплодировали, будто очнувшись ото сна.
Мне вспомнился старый-престарый анекдот о фокуснике, который пришел наниматься в цирк: «Я выхожу на сцену и жонглирую разноцветными рыбками, представляете? А потом они взлетают к самому куполу – и исчезают. Вот только как это сделать, я еще не придумал…»
Бедный глупый фокусник. Чтобы это сделать, надо быть Иным. Пусть даже неинициированным.
На самом деле даже без инициации, без первого входа в сумрак, Иной способен куда на большее, чем простой человек. А с Егором все еще сложнее. В детстве он входил в сумрак. Он даже прорвался на второй слой – пускай и на подпитке чужой Силой, его собственные способности минимальны.
Но окончательной инициации он избежал. И остался тем, кем он есть, – неопределившимся Иным, не умеющим сознательно контролировать свои способности, не обратившимся ни к Свету, ни к Тьме. Его Книгу Судьбы переписали, вернули к исходному состоянию, дали возможность снова выбирать – но он отказался от выбора.
И решил, что он обычный человек.
Егор ведь и сам не понимает, как делает свой номер. Он уверен, что очень ловко жонглирует шариками, незаметно перекидывая их из руки в руку, прежде чем вновь запустить вверх. А потом очень ловко подменяет шарики какой-то специальной лентой, видимо утяжеленной в нескольких местах для удобства.
На самом деле такой фокус невозможен.
Но Егор уверен, что делает номер без всякой магии. Как обычный ловкий человек.
Зрители рукоплескали. На лицах был живой, неподдельный восторг, какой в цирке случается видеть разве что у детей. Мир для них на мгновение стал волшебным и удивительным.
Они не знают, что он такой и есть – наш мир…
Егор раскланялся и быстро пошел по кругу – не собирая деньги, хотя ему и протягивали купюры, а просто вглядываясь в лица зрителей.
Он же подпитывается! Не понимая того – подпитывается эмоциями зрителей!
Я начал торопливо выбираться из толпы. Но сзади подпирали зрители, у ног подпрыгивали дети, в ухо жарко дышала полуголая девица с проколотыми пирсингом губами. Я не успел – Егор меня заметил. И остановился.
Мне ничего не оставалось, кроме как развести руками.
Егор секунду помедлил, потом что-то шепнул идущей следом девушке с подносом. И ввинтился в толпу. Люди расступались, но при этом одобрительно похлопывали его по плечам, что-то восхищенно говорили на разных языках.
– Извини, я здесь случайно, – виновато сказал я. – Никак не ожидал тебя увидеть.
Он секунду смотрел на меня, потом кивнул:
– Верю.
Ну да, он же сейчас на пике Силы. Интуитивно чувствует ложь.
– Пойду, – сказал я. – Ты здорово выступал, я засмотрелся.
– Погоди, мне надо горло промочить. – Егор двинулся рядом. – С меня семь потов сошло…
Какой-то любопытный мальчишка требовательно схватил его за рукав. Егор вежливо остановился, расстегнул манжеты рубашки, продемонстрировал, что там ничего нет. Потом достал из воздуха легкий серебристый шарик и вручил недоверчивому зрителю. Пацан взвизгнул от восторга и бросился к стоящим неподалеку родителям.
– Очень здорово, – похвалил я. – Ты в Москве выступаешь? Я бы дочку сводил в цирк.
– В Москве – нет. – Егор поморщился. – Знаешь, как у нас в цирке трудно молодежи пробиться?
– Догадываюсь.
– Если ты не из цирковой семьи, если не прыгал с пяти лет по манежу и связями не обзавелся… А если предлагают выступать за рубежом… – Егор поморщился. – Ну их! Я в следующем году буду выступать во французском цирке, сейчас договариваюсь о контракте, пусть потом локти кусают…
 
Мы присели за открытый столик у ближайшего кафе. Егор заказал стакан сока, я – двойной эспрессо. Меня опять клонило в сон.
– Так ты из-за меня здесь или нет? – резко спросил Егор.
– Да я и не предполагал, что ты летишь в Эдинбург! У меня командировка совсем по другому делу!
Егор подозрительно смотрел на меня. Потом вздохнул и расслабился:
– Тогда извини. Я в самолете чего-то вспылил. Не люблю я твою контору… не за что мне ее любить.
– Все нормально. – Я протестующе выставил вперед ладони. – Никаких обид. Нашу контору любить не надо, она этого не заслуживает.
– Угу. – Егор задумчиво смотрел в стакан с апельсиновым соком. – Как там у вас? По-прежнему Гесер, да?
– Конечно. Был, есть и будет.
– А как Тигренок с Медведем? – Егор улыбнулся, будто вспомнив что-то хорошее. – Они поженились?
– Тигренок погибла, Егор [3]. – Я даже вздрогнул, сообразив, что он про это не знает. – У нас была очень нехорошая история… всем досталось.
– Погибла, – задумчиво сказал Егор. – Жалко. Она мне очень нравилась. Она такая сильная была, оборотень…
– Маг-перевертыш, – поправил я. – Да, сильная, но очень эмоциональная. Кинулась на Зеркало.
– На зеркало?
– Ну… это такой тип мага. Очень необычный. Иногда, если какой-то Дозор начинает побеждать, другому на помощь приходит маг-Зеркало. Говорят, что его порождает сам сумрак, но точно никто не знает. Зеркального мага нельзя победить в обычном бою, он принимает Силу противника и отражает любой удар. Нам тогда досталось… и Тигренок погибла.
– А Зеркало? Вы его убили?
– Виталий Рогоза, так его звали… Он развоплотился. Сам собой, это их судьба. Зеркалом становится слабый неопределившийся маг, который теряет память, приезжает в то место, где одна Сила получает резкое преимущество над другой, и встает на сторону проигрывающего. А потом Зеркало исчезает, растворяется в сумраке.
Я говорил уже совершенно автоматически. Думая о другом.
В груди рос болезненный холодный ком.
Значит, слабый неопределившийся маг?
– Туда ему и дорога, – мстительно сказал Егор. – Жаль Тигренка… Я ее вспоминал часто. Еще тебя иногда.
– Правда? – спросил я. – Надеюсь, не злился?
Честно говоря, мне было сейчас все равно, кого и как вспоминал Егор.
Слабый неопределившийся маг.
Приезжает в то место, где…
Растворяется в сумраке…
– Злился немного, – признался Егор. – Но не сильно. Ты в общем-то не виноват. У тебя работа такая… гнусная. Но я обижался, конечно. Мне даже приснилось однажды, что ты на самом деле – мой отец. И что я назло тебе становлюсь Темным магом и работаю в Дневном Дозоре [4].
Но ведь он же не потерял память! Нельзя так однозначно проводить параллели между Рогозой и Егором.
– Смешной сон, – сказал я. – Говорят, некоторые сны – это другие реальности, прорывающиеся в наше сознание. Может быть, где-то когда-то так и было. Зря, конечно, к Темным пошел…
Егор помолчал, потом фыркнул:
– Нет уж. Чума на оба ваших дома. Не люблю Темных, не люблю Светлых. А ты заходи, Антон! Я тут рядом остановился. В «Апекс-Сити». С нашими познакомлю, вот такие ребята!
Он положил на стол несколько монеток и встал.
– Пойду работать. Мой номер – гвоздь программы, без меня ребята мало что заработают.
К соку он едва притронулся.
– Егор! – окликнул я его. – А ты как в Эдинбург приехал? Сам по себе?
Юноша с удивлением посмотрел на меня.
– Нет, не сам. Фирма пригласила, «Scottish colours». «Шотландский колорит». Ну, мы ее зовем «Скотские краски». Тебе-то зачем?