Тревожная весна 1918 (СИ)

Я отчетливо помню какой огромный духовный подъем в казачестве вызвал выстрел Каледина. Помню хорошо, с каким воодушевлением и порывом поднялись казаки, чтобы искупить свой грех и казачьей громадой стать на защиту родного Края. А результат — сдача Новочеркасска красным бандам и гибель генерала Назарова и лучших сынов Дона, так как, повторяю, не было, или не нашлось личности, которая использовала бы этот подъем, сумела бы его одухотворить, разжечь, дать ему необходимую длительность и претворить его в реальные достижения.
Казаки в массе, быть может, способны скорее воодушевляться, чем крестьяне, они с большим энтузиазмом могут отозваться на тот или иной призыв, но они же быстро склонны падать духом и распыляться.
Нельзя обходить молчанием то весьма важное обстоятельство, что весной 1918 года, то есть в самом начале казачьего освободительного движения, нашлись умные люди, трезво смотревшие на вещи и сумевшие убедить "серых" членов Круга Спасения Дона не повторять ошибок Каледина и Назарова и привить им мысль, что спасти Дон и сбросить красное иго может власть не в виде коллектива, а лицо, ставшее во главе движения, лицо наделенное Кругом всей полнотой власти и главное — в своей работе не стесняемое Кругом.
Круг с этим согласился. Он без колебаний, охотно, сразу стал на этот путь, что следует объяснить почти полным отсутствием в его составе интеллигенции и, значит, политических партий, зачастую ставящих партийные и личные интересы выше дела. Отчасти такому решению способствовала и ежедневная артиллерийская канонада вокруг Новочеркасска, красноречиво подсказывавшая делегатам Круга следовать совету тех людей, которые на их глазах в чрезвычайно трудных условиях организовали казачьи дружины, одержали уже с ними несколько побед над красными и освободили столицу Дона.
Простые казаки видели, что эти люди без лишних слов, на деле, ведут казачество к цели — прямой, кратчайшей линией, а не причудливыми зигзагами. Высокие материи их практически не волновали.
  
Глава 15
 
«Праздник жизни» продолжался, наполняясь новыми красками, оттенками и нотками. Северную половину области нам пришлось с боем очищать от большевиков и от странных казаков, "порыв" которых выразился в том, что они пополнили собой казачьи красные дивизии и с необыкновенным ожесточением защищали от нас свои станицы и хутора. Только направлением в этот район отборных казачьих полков (с большим количеством артиллерии) преимущественно из тех станиц, которые особенно сильно пострадали от грабежей красных, боем были достигнуты желательные результаты.
Мало того, нужно было еще и убеждать казаков, что они посылаются помочь своим сбросить большевиков, которые силой мобилизуют своих же братьев. А сколько было отказов от повиновения, нежелания исполнять боевые приказы, нежелания удаляться от своих станиц, дезертирств и распылении целых частей. Обычно станичники рассуждали так: свою станицу освободили, противника близко нет, ну, значит, нет и опасности моей хате, а потому можно смело идти по домам.
При этом я далек от мысли уменьшать неисчислимые заслуги казачества, в частности Донского, в Белом движении, так как каждому участнику гражданской борьбы хорошо известно, что именно казаки составили основу и наиболее надежную основу Белых Армий и жертвы казачества были огромны. Кроме того, постепенно втягиваясь в борьбу, казачество, в конечном результате, поголовно, боролось с красными, тогда как из многомиллионной массы русского народа, только жалкие тысячи восстали на защиту попранных большевиками законности, прав и порядка.
Заслуги Донцов отнюдь не умаляются тем обстоятельством, что в начале восстания в казачестве преобладала психология самосохранения, выливавшаяся в форму вспышек народного гнева и горячего порыва изгнать непрошеных гостей из своей станицы. Для направления казачества в целом к общерусским, национальным целям, требовалось время изжить революционные настроения, возбудить в массе нужные чувства и видоизменить казачье сознание. И то, что не удалось сделать Каледину и Назарову, то выполнил Атаман Краснов.
 
Весьма интересны психологические этапы переживаний казачества этого времени.
В первых восстаниях, я бы сказал, побудительный мотив — задетое чувство казака-собственника, накопление у него ненависти к красным и, как результат, — его желание освободиться от пришлого, чуждого элемента, хозяйничающего в родной станице. Дальнейшие цели были еще туманны. При встрече с красными казаками Голубова, восставшие станичники не считали их в полном смысле слова неприятелем, хотя и знали, что они — большевики, но это были свои — донские.
Второй этап — стремление сбросить опеку той советской власти, которая, засев в главных пунктах области, своими декретами продолжала натравливать на казаков иногородних мигрантов и всякий пришлый сброд.
Третья фаза казачьего настроения характеризовалась постепенным ростом сознания, конечно, под непосредственным давлением руководящего центра — Донской власти, что освободить свою станицу от большевиков еще мало, надо помочь это же сделать соседнему хутору и станице.
Постепенно, это сознание властью углубляется в казачестве, приводя его к убеждению, что пока красные где-либо в области, невозможно перейти к мирному труду.
В пятой стадии, казачьей массе прививается мысль, что пока казаки не будут владеть большими пограничными центрами, лежащими вне области и крупными железнодорожными узлами, до тех пор нельзя ждать полного успокоения в Крае — иначе говоря подготовляется вывод казаков за пределы области.
Наконец, последний этап — внедрение в казачью массу целей общерусских, национальных и осторожная подготовка общественного мнения, что казачество обязано участвовать в освобождении России, если не целиком, то хотя бы строевым элементом, то есть молодой армией (около 40 тыс.) и корпусом донских добровольцев. Для поддержания же порядка в области намечалась вторая очередь казаков.
Вот те стадии, которые пережило и должно было пережить Донское казачества", чтобы быть в состоянии подойти к главным, общерусским целям.
Только при последовательном переходе казачьего самосознания из одной фазы в другую, можно было надеяться, что процесс произойдет безболезненно. Приходилось чрезвычайно внимательно следить за оттенками настроений казачества, дабы своевременными мерами парировать неожиданности и сглаживать шероховатости.
Малейший промах грозил тяжелыми и непоправимыми последствиями. С целью, например, прекратить дезертирство, было установлено, что за всякого дезертира соответствующая станица немедленно выставляет на замену другого казака старшего возраста, а в полку не производится увольнение от службы и в отпуск до тех пор, пока не будут заполнены все места бежавших. Такая мера дала отличные результаты. Казаки из-за шкурного вопроса, сами следили один за другим и спешили выдать начальству каждого пойманного или намеривавшего дезертировать.
Что касается неказачьего населения области, то право смешно серьезно говорить о каком-то среди него воодушевлении. Наглядной иллюстрацией высказанного служат хотя бы слободы Орловка и Мартыновка, превращенные иногородними мигрантами в своеобразные цитадели, язвы на теле области, о которые в течение долгого времени разбивались все казачьи атаки.
Отношение иногороднего элемента к казачеству, как нельзя лучше, характеризует то, что 5 мая 1918 года, то есть тогда, когда у казаков был очевидный успех и они уже освободили от большевиков город Новочеркасск, а город Ростов около двух недель прочно занимала казачья конница и немецкая пехота, наводя там нужный порядок, — иногороднее население Ростовского округа нелегально созвало безумный съезд с целью "создания ударной армии против контрреволюции, поднятой казаками и добровольцами". Отлично получается — квартиранты решили выгнать хозяина из его дома! И результат таков: из 27 наказов, данных слабоумным делегатам, в 15 требовалась немедленная мобилизация против казаков, в 3-х указывалось присоединиться к большинству и только 9 было против мобилизации.