Четвёртое измерение: повторение пройденного (СИ)
Короче говоря, только вчера приехавшая сюда машина, судя по вполне объективным данным, ржавела здесь лет тридцать. Если не больше. А в том, что это именно она, мы с полковником уже нисколько не сомневались: номер — не нанесенный краской на давным-давно прогнившие доски кузова — а выдавленный на металлической пластине госномер армейского образца, был вполне современный.
Да, в принципе, что я зациклился на этом номере! Можно подумать, нам не хватало других доказательств — например, четырех скелетов (пятый — водитель — в проржавевшей насквозь кабине) на частично провалившихся досках кузова. Камуфляж, конечно, давно истлел, однако, оружие и кое-какая амуниция тоже многое могли сказать профессионалам — это, вне всякого сомнения, были ребята из второй группы.
Было и еще кое-что, нами поначалу не замеченное, хоть и не менее странное: потрескавшийся, местами заросший высокой травой асфальт тоже выглядел вполне под стать автомашине.
А пока полковник, свирепо мусоля в зубах потухшую сигарету, наворачивал круги вокруг машины, видимо, пытаясь понять, как может быть то, чего не может быть никогда, возле самой «стены» я нашел и бренные останки первой группы — давным-давно вросшие в землю и затянутые травой разрозненные кости месте с ржавыми, но явно современными, «калашами». Эти, похоже, пролежали здесь еще дольше.
По крайней мере, гораздо дольше тех пяти часов, о которых мне рассказывал по пути сюда Валера…
Глава 6
— Полагаю, спрашивать, что ты об этом думаешь, бессмысленно? — я вовсе не пытался подколоть своего научно-подкованного коллегу, скорее, констатировал факт. Увы, непреложный. Полковник не ответил, и мне пришлось продолжить самому:
— Тогда моя версия. Глупая, конечно, и лженаучная, зато, как говорится, в тему. Парочка, так сказать, умозаключений. Ты согласен, что они все погибли практически мгновенно? Ребята из первой группы — сразу, как только попали сюда, вторые — там, где остановилась двигавшаяся по инерции неуправляемая машина, так?
Валера сдержанно кивнул, соглашаясь.
— Отлично. Тогда дальше: раз уж у нас нет разногласий по первому пункту, значит, мы оба признаем, что с момента их гибели прошло не пять часов, а несколько десятков лет, верно? Нет, можно, конечно, допустить существование некоего неизвестного нам фактора, — демократично усомнился я в собственной правоте, — способного за несколько часов превратить новый автомобиль в гору ржавого хлама, одежду в лохмотья, а человеческие тела — в скелеты, но… Вряд ли этот фактор еще и прикопал бы останки землей, заставил вырасти траву прямо посреди дороги и обвалил крышу довольно нового здания, согласен?
Полковник был согласен — ничего другого ему, боюсь, просто не оставалось. А мне не оставалось ничего другого, как довести до конца свою абсурдную, в общем-то, мысль:
— Ну, и раз уж мы сошлись во мнении по всем этим пунктам, я закончу: мне кажется, что здесь что-то произошло со временем. То ли оно ускорилось, то ли мы попали лет на надцать в будущее, то ли еще что-то. Ну, вот как-то так. Спорить станешь?
— Не стану, — угрюмо ответил полковник, — грамотная теория. И главное — недоказуемая. Только вот еще что: раз уж ты всерьез объясняешь все при помощи некоего временного парадокса, то что же тогда их убило? Причем, как ты сам только что доказал, убило практически мгновенно?
— Не знаю. Можешь считать это самым слабым звеном всей моей гениальной версии, но не знаю. Кости, насколько смог, я осмотрел; черепа, по-крайней мере — ни пулевых отверстий, ни переломов каких-нибудь… ничего.
— А оружие? — на удивление быстро ухватил мою мысль Валерий. Молодец, коллега, даром, что кабинетный работник. Мне б тебя на пару месяцев стажировки — такой бы волчара получился, покруче покойного братишки!
— Тоже ничего. У всех полные магазины, парочка «калашей» вообще на предохранителе, вокруг — ни одной стрелянной гильзы… глухо, короче. Может они вообще от старости умерли: время мгновенно скакнуло вперед на полвека — и все…
— Чушь… впрочем, ладно. И что нам теперь делать? Назад?
— А хрен его знает, можно и назад. Полчаса точно прошло, — машинально взглянув на часы, я не докончил начатой фразы. Мои верные «касики», исправно отработавшие свое даже в окрестностях «Вервольфа», где периодически сходила с ума всяческая измерительная техника, и выдержавшие путешествие в параллельный мир, сейчас благополучно стояли. Причем, стрелки замерли в тот самый миг, когда мы шагнули в неподвижно-дымное ничто исполинской «стены». Вот, значит, как? Обидно, хорошие были часы.
Уяснивший причину моего замешательства Валера тоже взглянул на свое запястье — и пожал плечами. Ясно. То есть, ничего, конечно, не ясно, но зато и не так обидно — полковничий швейцарский армейский хронометр со встроенным компасом тоже стоял.
Ну и хрен с ними, с часами — мой внутренний будильник меня еще никогда не подводил. А, значит, у нас есть минут тридцать на то, чтобы вернуться. Или дождаться моих парней здесь — перспектива лезть обратно сквозь стену из свихнувшихся отонов меня радовала не сильно. Точнее, совсем не радовала.
На том и порешили. Валера, почти не споря, остался ждать остальных, а я, оставив возле него рюкзак и бронежилет, пошел «прогуляться». По дороге, вымощенной… ну, не желтым кирпичом, положим, а растрескавшимся от времени асфальтом, и не в сторону Изумрудного Города, а по направлению к бывшему научно-административному корпусу бывшей же нейтринной обсерватории.
Почему-то мне казалось, что это важно.
Идти было не слишком далеко, метров семьсот по плавно заворачивающей влево дороге (конечно, можно и напрямик, но продираться сквозь высокую, по пояс, траву и густо разросшийся колючий кустарник не хотелось). Асфальт под ногами выглядел очень старым — сквозь многочисленные трещины тянулась навстречу унылому местному свету трава, а кое-где дорожное покрытие и вовсе скрылось под слоем нанесенной за долгие годы земли.
Унылый свет, унылый мир, даже трава — и та какая-то унылая: не жизнерадостно-зеленая майская, не устало-пожухлая августовская, не придорожно-пыльная и даже не бесцветная — именно унылая. И вот что интересно: на самом деле я отчего-то был твердо убежден, что все здесь — и эта самая трава, и асфальт, и деревья — при нормальном освещении именно такие, каковыми и должны быть. Цветные. Настоящие. А все остальное — причудливая иллюзия, рожденная прихотью непонятно где заблудившихся фотонов; особенность нашего привыкшего к полноцветью световосприятия…
Кстати, насчет световосприятия и прочего сумеречного зрения — я остановился, заметив кое-что справа от дороги, под разросшимися сверх меры деревьями. Поначалу даже не понял, что это такое — окружающая серость здорово действовала на нервы, смотреть при таком освещении было неимоверно трудно — жутко уставали глаза, однако, сойдя с дороги и подойдя ближе, понял.
Пассажирский микроавтобус, самая обычная «Газель», судя по полустершейся надписи на борту — обсерваторская. Не зная, зачем мне это нужно, подошел ближе. Ничего интересного: такой же, как и у «Урала» на дороге, источенный ржой корпус с облупившейся краской, превратившиеся в бесформенные лохмотья сиденья и обшивка салона, кости на заросшем травой полу…
Что ж, интересно. Значит, не только для двух спецназовских групп время здесь шло «как-то не так», но и для местных тоже — за пару дней с машиной и пассажирами такого при всем желании не сотворишь. Ладно, возьмем на заметку.
Вернувшись обратно на дорогу, я двинулся дальше, к обсерваторскому корпусу. Впрочем, что именно меня там ждет, я и так, конечно, догадывался — навеянная несколькими десятками (или не десятками?) лет разруха, тлен и опустошение, что ж еще? Но идти надо, ибо не делать этого — еще более глупо: шансы узнать что-либо минимальны, но они есть.
Вблизи все оказалось именно так, как и предполагалось — пустые провалы окон, облупленные стены, висящая на одной петле створка двери (второй не было вовсе) — и потемневшая табличка с надписью: «Институт ядерных исследований Российской Академии наук. Баксанская нейтринная обсерватория. Главный лабораторный корпус».