ВЦ 3 (СИ)
Так всё и есть, Фомин лежал сейчас в той самой больнице. Ну, много у неё названий. Официально называется: «Психиатрическая клиническая больница № 1». Ещё называют — «Кащенко» по имени первого главврача. У товарища Высоцкого упомянута, как «Канатчикова дача». Здесь уже у доктора Вовка узнал и почему так называется больница № 1. До, этого не задумывался. Оказывается — это фамилия купца, что продал городу землю под строительство. А — «дача», так психов, чтобы не просто лежали и хлеб на удобрения переводили, привлекли с сельхоз труду. Целое сельхозпредприятие создали, благо земли той чуть не тридцать гектаров. Не справедливо же, здоровые за копейки горбатятся, а Наполеоны эти сран… лежат на кроватях и попёрдывают в потолок.
Вовка не в том отделение лежит, где Наполеон или кроль Лир, он попал в Медико-реабилитационное отделение центра для лечения раненых с черепно-мозговыми травмами. Центр почти пустой. Всех раненых, что с войны тут были, в те или иные места определили, кого на кладбище, кого в нормальную жизнь, а некоторых и в соседнее отделение. Голова, как скажет Броневой, предмет тёмный и изучению не подлежит. Как и лечению, иногда. Вовка на днях разговаривал с главврачом Ильёй Натановичем Кагановичем. К «завхозу» Сталина Илья Натанович отношения не имеет. Однофамилец. Простой врач. А нет — главный. Так вот, страшную новость для себя узнал. Оказывается, фильм «Полёт над гнездом кукушки», не выдумка ни какая. Так всё и есть. Основным методом, применяемым для лечения душевнобольных, была и остаётся электросудорожная терапия.
— Меня не надо!!!!! — возопил.
— Надо, молодой, человек! Надааа! — и электроды к побритой налысо голове эскулап тянет.
Фух! Проснулся!
— Эй, парень, ты чего орёшь? Чего тебе не надо? — над Вовкой склонилась милая медсестричка. Большой бюст, пуговка не застёгнута верхняя. И четвёрка прямо вывались наружу при наклоне, а ещё халат на бёдрах натянулся, и там щель образовалась, между полами …
— Эй, парень, ты чего орёшь? — усатый и лысый санитар (хотя, нет, санитарище) тряс Фомина за плечо. — Укол ставить пришёл. Переворачивайся.
Вчера было. Сегодня вон генерал пришёл проведать.
— Так молния ведь не в брата Мишку долбанула, а в меня, да там, на футбольном поле, ещё два десятка пацанов было. А эта молния, будь она неладна, именно в меня шандарахнула. Я несчастья притягиваю. Или после её удара притягивать стал?! Второе более вероятно, так как в детстве я такого за собой не замечал. — Фёдор Челенков и сам на эту тему задумывался. Почему всякие приключения на него сыпятся? Вот к такому выводу пришёл. Правда, второй вывод, который тоже напрашивался, был, как бы, правдоподобней, что ли. Он, ведь, «Историю» пытается поменять. А она, эта «История», всячески сопротивляется. И придумала простой способ, втравливать этого Фомина в неприятности, желательно с получением черепно-мозговых травм. И чем сильнее он её пытается изменить, тем сильнее ему перепадает. Тут задуматься стоит, а что если ему удастся ход этой «Истории» изменить настолько, что СССР поедет и попытается выиграть Чемпионат Мира по футболу в 1950 году. А ведь у СССР сейчас один из самых вероятных шансов. Так «История», чтобы Уругвай без золота не оставить, может и из какой снайперской винтовки пулю остроконечную в голову залепить. Будет черепно-мозговая травма несовместимая с жизнью.
— Скажу я Наташке, чтобы она подальше от тебя держалась, да и сам забуду, как звать тебя. Вы, кто молодой человек? — Аполлонов сделал брови домиком.
— Правильно, — мотнул головой Фомин и зацепил бинт о пуговицу на подушке, — А-аа.
— Чего орёшь, пошутил я! — Подскочил Аркадий Николаевич.
— Рану задел. Больно. — Потрогал бинты Вовка.
— Ладно, Володька. Выздоравливай. Стой. Главное-то я тебе не сказал, зачем приходил. Вот, — Аполлонов достал папку из портфеля, с которым припёрся в палату. Красная с гербом СССР золотым на обложке сафьяновой. — Держи. Нет. Я ничего не организовывал. Сами.
Вовка взял папку и открыл, там грамота находилась. Прочёл. Министерство Внутренних Дел Узбекской ССР награждает почётной грамотой комсомольца Фомина Владимира Павловича за помощь в разоблачении преступной банды и задержании особо опасного преступника. Круто.
— Что поймали этого извращенца фиксатого?
— Извращенца? — генерал снова сел, — Не понял.
— Ну, я когда очнулся, то он с меня штаны снимал. Я и подумал, что он того … мужеложец.
— Ха-ха, — Аполлонов минут пять ржал в полный голос, и санитар заглядывал, и врач, и даже милиционер, что, очевидно, вызван был от входа.
— Мне не смешно было, — изобразил обиду Вовка.
— Всем расскажу. А нет. Наташке не буду. Да и Ленке. Тоне … Блин тоже нельзя. Ну, вот, что ты за сволочь Фомин! Такой анекдот, и не придумаешь сам-то. Эх, жаль. Ладно, никому, не буду рассказывать. Да, поймали их. Третьим в их банде, как раз милиционер из аэропорта был, который тебя посадил в каталажку. Он и вывел на подельников, когда прижали его, да вдумчиво побеседовали. Восемь трупов на них.
— Вот, гады…
— Точно. Гады. Ну, Советская власть воздаст по заслугам. Ладно, пойду. Стоп, опять, Я, конечно, понимаю, любовь-морковь, но не слишком ли дорогие подарки ты Наташке решил подарить? — нахмурился и снова сел.
— Подарки …
— Я без тебя передавать не стал. Сам дари… Только не дорого ли?! Я Антонине столько не подарил за всю жизнь.
— Подарки? — ничего Вовка понять не мог. Это про шкаф-кровать что ли? — Так я думал …
— Думал, он. Вот держи. Сегодня вечером они с Тоней тебя навестят. Сам дари. Только день рождение у неё позавчера было. Испортил девке день рождение. Плакала.
— Я …
— Да слышал я про молнию. Держи. Всё, ушёл, там работы край … непочатый. — Генерал сунул Вовке коробку, как из-под конфет в будущем, но не цветную с розочками всякими, а просто картонную. Сунул и ушёл.
Вовка дождался, пока Аполлонов закроет дверь палаты, и открыл коробку. Чего это он такого дорогого Наташе купил? Мать, перемать! Это что такое? Как это так? Что за невезуха? Почему все неприятности, которые могут случиться, случаются? И что теперь делать?
В коробке на вате лежали те самые золотые украшения, что он завязанные в носовой платок забрал у фиксатого извращенца. Пара серёжек, кольцо из одного с ними гарнитура. Вставлены зелёные камни, но, наверное, не изумруды. Что там есть: шпинели, аметисты варёные? Нет. Вещь явно старая. Стоп. Он, конечно, не ювелир, но был в Праге несколько раз. Ходил там по ювелирным магазинчикам. Очень похожие камешки. Скорее всего, это довольно редкие зелёные гранаты. Ещё была золотая цепочка, а вот на ней маленькая подвеска с гранатом.
Так, голова, думай, новую шапку куплю. Ему эти вещи узбекские следователи подбросили, чтобы подставить? И его и людей, что Аполлонов подключил к расследованию? Так-то бред. Это кто будет против московских генералов мутить. Даже подумать об этом могут, только под одеяло забравшись, и дверь в спальню забаррикадировав. Так-то, 1948 год на дворе. Не те репрессии, что в 1937 году при Ежове, но тоже — мама не горюй. Отметаем, эту версию, как нежизнеспособную.
Аполлонов дал ему, чтобы проверить честность Вовки? Ага, а он Наташе подарит. И у неё потом изымать и говорить, что вещи ворованные. Бред. Ещё больший бред, чем узбеков в плювание против ветра подозревать.
А ведь ларчик, скорее всего, просто открывается. Нашли фиксатого и спрашивают: «Твои»? Если говорить тому, что да, мол, мои, то, значит, ещё один эпизод на себе вешать. А если отпереться, или чтобы избежать лишнего эпизода, либо, чтобы Вовке насолить, тот и сказал, нет, у пижона этого московского забрал. Загрузили все Вовкины вещи в коробку и отдали генералу, что Аполлонов прислал разбираться. А тот их Аркадию Николаевичу и передал. И грамоту вот ещё привёз. Прав был Теркин. Медаль была бы лучше. Но таких медалей ещё не придумали.
Вопрос пустой голове, и что же с цацками делать? Отдать и сказать, что это не моё, мол. Нет, вон как Аркадий Николаевич обрадовался, что Вовка о дне рождении подруги не забыл и подарок приготовил. Как там, дают — беги, бьют — кричи. Как-то похоже.