Капкан (СИ)

– Ах…, – срывается ее протяжный всхлип.
Слегка прикусываю. Моя девочка выгибается и из ее губ вырывается громкий стон удовольствия.
– Тебе хорошо, котенок? – опускаю руку между ее ног. Нащупываю ее чувственный бугорок и нежно массирую большим пальцем, а указательный засовываю в ее тугую дырочку. По ее телу пробегает электрическая волна возбуждения. Моя девочка вся дрожит. Ее сладкие губки приоткрываются издавая стоны удовольствия. Стоны срываются один за другим. Она уже готова.
– Марк, пожалуйста, не мучай меня, – умоляет Маша.
Самому терпеть уже нет сил. Чувствую свое учащенное сердцебиение, дыхание затруднено, в горле пересохло. Из меня вырывается гортанный рык. Я на пределе.
Раздвигаю ее ноги и резко вхожу. Так тесно, так туго, что я готов сразу кончить.
Останавливаюсь, пытаясь отдышаться и замедлить процесс семяизвержения. Поднимаю голову и передо мной смеющееся лицо Снежаны. Выхожу из нее и скатываюсь с кровати. Встаю на ноги и оглядываюсь в поисках одежды. В дверях вижу Власа. Он ухмыляется, протягивая руку Маше. Бросив на меня печальный взгляд, она вкладывает руку в его ладонь. Я бегу к ним и с силой вырываю Машу. Влас наступает на меня.
– Она моя. Уйди с нашей дороги, – рычит он.
Закрываю собой Машу и кидаюсь на него с кулаками. Он отбивается и налетает на меня. Падаем на пол и боремся. В какой-то момент я поднимаю голову и вижу, как Маша исчезает в призрачной дымке.
– Маша, – кричу я, что есть силы, – не уходи, – горло саднит.
Просыпаюсь весь в поту. Открываю глаза и вижу свою детскую комнату в родительском доме. Мама успокаивающими движениями гладит по голове.
– Мам? – удивленно смотрю на нее. – А где Маша? – закрываю глаза рукой, понимая что это всего лишь сон. Полный пиз*ц. Чуть приподнимаю руку и осматриваю себя, не видно ли моего утреннего стояка и не кончил ли я, бл*ть, в трусы наяву. Кажется, нет. Ну и приснится же такой эротический сон. И еще Снежана и Влас… Какая-то чертовщина просто.
– Так значит ее зовут Маша? – мама улыбается, а я киваю в ответ. Беру ее руку, целую и прижимаю к лицу.
Я вспоминаю наш вчерашний разговор с Машей, ее слова, что мой лимит исчерпан, и на душе становится так паршиво и гадко. Только нежные касания маминых рук немного успокаивают и дарят умиротворение как в детстве. Поэтому вчера я сюда и приехал. Знал, что только тут я обрету покой и понимание, хоть и на время, но все же… А может я ошибся? Может Маша права и у нас нет никакого будущего? Может мне действительно стоит ее отпустить и не мучить ни ее, ни себя? Мои мысли прерывает звонок мобильного. Мама подает телефон и выходит.
– Да? – отвечаю на вызов.
– У меня плохие новости, – говорит Игорь. Сажусь на кровати.
– Говори.
– Я не могу дозвониться до Власа.
Чертыхаюсь.
– Ты по всем его контактам прошелся?
– Да, – резко отвечает Игорь, – если мы его не найдем, то пролетим по полной с ссудой в банке, – еще раз напоминает о последствиях этой сделки.
– Не паникуй. Сейчас попробую до него дозвониться. А если нет, то поеду сам сегодня же.
– Хорошо, – уже более спокойным голосом соглашается мой друг. Я прекрасно понимаю его нервозность. Мы вложили все свои средства на расширение. Фактически я его уговорил. Обратной дороги нет. Минут десять безуспешно пытаюсь дозвониться до Власа. Понимая, что у меня ничего не выйдет, собираюсь в дорогу.
***
Въезжаю в Омск и сразу еду в офис Севостьянова. Его секретарша заставляет меня еще больше нервничать. Новость о том, что он уже пару дней не появляется на работе ни о чем хорошем не свидетельствует. Долгими уговорами заполучаю у нее домашний адрес Власа и направляюсь к нему. К тому моменту, когда я останавливаюсь возле его подъезда, на улице уже темно, и я зол как черт. Ставлю машину на сигнализацию и захожу в подъезд.
Звоню в дверь и жду. Долго. Очень долго. Психую и бью кулаком по железной двери. Что за невезуха такая? Разворачиваюсь, чтобы уйти, и тут дверь, наконец, открывается.
Поворачиваюсь и не могу поверить своим глазам. Влас, всегда с иголочки одетый, всегда опрятный и представительный, сейчас стоит передо мной весь взъерошенный, небритый, в помятой одежде, изрядно пьяный и смотрит на меня пустым, почти остекленевшим взглядом.
 
– А, это ты, – бросает безразлично. – Проходи, – что-то невнятное бурчит себе под нос и исчезает в глубине квартиры. Иду вслед за ним. Везде темно, только в гостиной тускло мерцает свет. Захожу. На журнальном столике стоит недопитая бутылка виски, а на полу валяются несколько пустых.
– Будешь? – Севостьянов хватает недопитую бутылку виски и предлагает мне.
– Нет, и тебе не советую, – сажусь напротив него на диван и смотрю на партнера. Что же у него случилось?
– А я пожалуй выпью, – наливает в бокал дрожащими руками, проливая на столик и пол.
– Влас… что-то случилось с женой? – делаю свои предположения. Зло сверкнув глазами, смотрит на меня и залпом выпивает виски. Морщится, прикладывает тыльную сторону ладони к носу, потом шумно выдыхает.
– Случилось, – морщится. – Крепкая чертяка, – показывает на бутылку. – Жена моя случилась, – в его глазах ярость, – слышать о ней не хочу.
– Ты можешь внятно говорить? – подаюсь вперед. Этот парень выглядит ужасно и мне его искренне жаль.
– Знаешь, что я хочу? – его пьяный взгляд рассеян и с трудом фокусируется на мне, – придушить ее собственными руками, – поднимает руки и трясет ими в знак подтверждения. Его лицо искажает гримаса ненависти и злости.
– Влас, ты что такое говоришь? Она итак у тебя находится между небом и землей.
– Она и ее папочка… – продолжает он. – Они убийцы, – хватается за голову, наклоняется и раскачивается. – Они убили моего ребенка, – рычит он. Им мало было ее, – тянет свои волосы, из него вырывается рыдание. Он даже не пытается скрыть слезы. Мужчины позволяют себе такое только в крайних и безнадежных случаях. – Они умертвили мою душу, – вытирает слезы, – они погубили мою единственную любовь. Я не знаю, как жить дальше, – замолкает продолжая раскачиваться.
Я даю ему время выплеснуть свои эмоции, выплакать свое горе. Влас проводит ладонями по лицу, убирая остатки слез. Потом хватает бутылку и наливает себе еще. Предлагает мне, но я отказываюсь.
– Моя жена пришла в себя и решила облегчить свою душу… – истерически смеется. Резко замолкает. Смотрит на бокал в своих руках, – помнишь, я тебе рассказывал о том, что у меня была девушка?
– Да.
– Я ее любил… безумно любил, да ее и невозможно было не любить, – при воспоминаниях о ней на его губах появляется улыбка, а глаза вновь наполняются слезами. – Чистая, невинная… Я полюбил ее сразу, как только увидел возле общаги. Несколько месяцев бегал за ней, чтобы пошла со мной на свидание. Такая неприступная была, – сглатывает, его кадык судорожно дергается, подбородок трясется, закрывает глаза, и по его лицу текут слезы. Тяжело дышит.
Я не перебиваю и не задаю наводящих вопросов. Ему нужна эта исповедь. Мне ли этого не знать?
– Мы начали встречаться, все было… прекрасно. Самое счастливое время в моей жизни. Мы ходили на свидания, узнавали друг друга постепенно. Я забросил свою разгульную и никчемную жизнь, друзей, клубы… Я дышал ею одной. Я боготворил ее. Строил планы на будущее. Нашего с ней будущего. Понимаешь? – всхлип, – я хотел детей только с ней, только от нее, – тянет себя за волосы, а они убили… Романтика длилась до того момента, пока я пьяный не сел за руль и не сбил человека. На меня завели дело. Да еще в крови нашли наркоту, – рычит, – Бл*дь, я не понимал ничего тогда. Наркоту вообще никогда не принимал, было дело по молодости лет, иногда баловались с пацанами – по несколько затяжек делали и все, но не в тот вечер. Срок грозил. Это я так думал, – вырывается нервный смешок, – на самом деле это все моя женушка со своим отцом. Мы в тот день с ней гуляли в одной компании. Моя девушка не пошла со мной, так как готовилась к коллоквиуму. Да она вообще не любила рестораны и клубы. А я не мог не пойти к лучшему другу на день рождения. Как чувствовал, душа не на месте была, – бьет себя в грудь. – Думал, приеду, поздравлю и поеду к своей девочке, – замолкает и всхлипывает. Облокачивается на колени локтями, запускает руки в волосы и тянет. – Я выпил только пару бокалов шампанского. Потом закружилась голова… и я решил сразу поехать домой. Больше я так и не увидел ЕЕ. Меня выпустили под подписку о невыезде. После КПЗ родители закрыли меня дома в полной изоляции. Мать рыдала беспрерывно. Отец отобрал даже телефон. Я не мог связаться со своей девушкой. Я должен, должен был сообщить ей, что у меня случилось. Родители категорично отказались помочь мне в этом, сказали: “какая девушка, если на карту поставлена твоя жизнь, твоя карьера…”. Они не поверили мне, что я не принимал наркоту. Один раз пришла ко мне Алена. Я не говорил тебе… она дочь друзей моих родителей и ее пустили ко мне. Я попросил у нее телефон, но она его оставила в своей машине. Тогда я ее умолял, чтобы она сходила в общагу и сообщила ей… Она пообещала, – закрывает глаза. Он опять замолкает, и мы сидим в полной тишине.