Сказка старого эльфийского замка (СИ)

Руки же, давно никакому «жжжесткому контролю» не подвластные, гладят, мнут, терзают. Тело под ними горячо и податливо уже, а мягкий сладостный рот не только ловит его поцелуи, но и сам отправляется в странствие. Горячая влажность отмечает шею, плечо, спускается к груди Роя. Он блаженно подставляется им, а руки, которым становится мало выпуклых форм, ищут другое жаркое и влажное местечко. А там уж ине только руки рвутся в бой…
Вот тогда… или чуть позже… и раздается тот жалобный болезненный вскрик. Отчего растворившееся в меду сознание возвращается, и мужчина замирает, хотя руки его отказываются держать собственное тело навесу, а поясницу долбит напряжение. Но сил хватает не сорваться и дождаться, пока из полуприкрытых синих глаз уйдет болезненный отзвук. И его терпение вознаграждено — стоило поймать губами последнюю слезинку и медленно начать двигаться, как слышится совсем другой возглас. Или вернее, полувздох — полустон, выражающий одновременно и удивление, и удовольствие.
Мда… когда и как раздевался сам… даже руки не помнили. Осознав это, Рой рассмеялся — счастливо и открыто, благо здесь, на самом верху башни, он был один, и его искренний порыв никто за сумасшествие не примет.
Где-то в отдалении, наверное в деревне, что всего в версте от Лиллака, раздался едва слышимый крик петуха. Тут же, едва рулада «деревенского парня» отзвучала, проснулся хозяин и замкового курятника. Этого певуна, стоя почти над самым птичьим двором, было слышно не в пример лучше.
И хотя в совершенно гладкой, остановленной тонюсенькой корочкой льда, воде озера, так до сих пор только звезды и отражались, Рой понял, что и ему пора в свою комнату. Утро не за горами и нужно хоть немного поспать.
Спускаясь сверху, принц невольно остановился возле двери в спальню жены. Его рука легко коснулась дерева створки, и разуму пришлось сделать волевое усилие — собраться, чтоб и самому лишнего не надумать, и ногам направить правильный посыл — идти дальше, вниз по лестнице.
Двумя витками ниже, в том месте, где башня уже составляла угол основного строения замка, в маленьком холле обнаружился лишь Каниден. Он с легкой полуулыбкой поклонился и, так и не произнеся ни слова, повел рукой, предлагая следовать дальше по коридору. И правильно, что без слов. Здесь уже не башня — мирок, за стенами которого лишь пустота и небо, а вполне обитаемое жилье — мало ли, кто еще не спит и находится поблизости.
А через три дня станет еще хуже, когда съедется вся родня, чтоб провести десятницу в преддверии Зимнего Великого праздника в кругу… гм, семьи, прежде чем продвигаться в столицу на официальные мероприятия.
Самому Рою семьи, в лице Кая, да еще может быть Владиуса, всегда вполне хватало. А если учесть, что теперь к этим людям добавилась и Лисса — его жена, его сокровище, его свет в окне, то вся эта орда родственников, еще даже не приехав, вызывала в нем только глухое раздражение.
Тем более не следовало забывать, что среди них, скорее всего, был тот человек, который организовал покушение на Роя на последней охоте. Конечно, можно сказать, что только благодаря этому Судьба столкнула его с Лиссой, но за романтическим настроем не след забывать, что неудавшееся покушение, как правило, влечет за собой повторное. И это не считая тяжелого ранения, которое чуть не сделало и первое-то удачным…
  
Глава 6
 
Корр напряг крылья и взмыл высоко над белыми башнями Лиллака. Воздух был хоть и морозным, но тихим и прозрачным настолько, что кажется, еще взмах и ты окажешься среди звезд. Внизу яркими редкими пятнами горели масляные лампы, освещающие главный двор, еще более редкие мазки едва тлеющих жаровен, возле которых были видны стражники, расползались по стенам и… над всем этим ярко светилось окно, в спальне его воспитанницы. Ворон сделал круг, облетая тихий и почти темный замок, и направился к городу.
Оставаться сегодня здесь он не мог. Слишком много разных по своей сути чувств он сейчас испытывал. С одной стороны Корр был искренне счастлив за девочку, с другой — насторожен, что было вызвано пока непредсказуемой реакцией короля и Архимага на их с принцем поспешный тайный брак, и, в-третьих, его снедала некая горечь, замешанная… на ревности. И он уже знавал это чувство, и пережил его. Вернее изжил, перетерпел, перенимог.
 
И теперь изживет, вот сейчас полетает, померзнет с полночи, а потом жахнет кувшинчик горячего вина и будет к завтрашнему полудню свежим и бодрым, и без всяких глупостей в голове. Ну, или придется еще пару дней полетать по морозу…
Да, он оказался не готов к столь скорому окончанию своего опекунства. Пережив однажды подобное с Эттерин, Корр боялся весны, но уговаривал и успокаивал себя тем, что впереди еще полгода. И вдруг — раз, нежданно-негаданно принц на пороге, и такой весь из себя радостный. Неприятный подвох Корр почувствовал сразу, но, собственно, от него никто ничего и не скрывал. Перестав лыбиться, Рой велел срочно собираться для похода в лес и сразу по готовности прибыть на задний двор. А на закономерный по такой спешке вопрос, кинутый ему ужу в спину, только и ответил:
— Мы с Лиссой венчаться идем!
Всё-ё! И ничего не скажешь поперек, потому как — высочество! Мать его королеву… прости Многоликий за бранное слово о светлой памяти женщине!
Так что летим дальше морозить клюв!
При всем при этом Корр понимал разумом, что его девочка выросла и превратилась в красивую взрослую девушку, которой самое время влюбиться и начать строить уже свою, отдельную от него, жизнь. Но разум, он ведь такой — вроде и глава всему… а над чувствами не властен! И он же, все вроде понимающий, подкидывал новые горькие доводы для чувств. Больше не будет их походов по лесу, многочасовых посиделок в библиотеке, и не к нему теперь побегут с проблемами, не к нему кинуться на шею от радости, и… много чего теперь достанется другому. А его удел — это быть где-то рядом и молиться Многоликому, чтобы именно так все и было, поскольку счастье его девочки в том, другом, человеке.
Корру захотелось треснуть себя по голове, чтоб вытряхнуть из нее вею эту горькую круговерть. Но толи — во благо, толи — не везло, но крыло в кулак не складывалось… а и сложилось бы — так не на такой же высоте им махать…
Внизу тем временем проплывала река, а впереди показался и город. Самый высокий — королевский холм, переливался огнями дворцовых территорий. А довольно далекий от реки — храмовый, вознес свет на своих колокольнях так высоко, что он, мерцающий, сливался со звездами. Так же были хорошо освещены холмы, где стояли дворцы знати — если не самими домами, то дорогами, высвеченными маслеными лампами. Это способ освещения, перенятый у гномов, был достаточно дорог, из-за использования привозимого от них же земляного масла, но на освещении богатых кварталов в столице не экономили.
Корру же нужны были кварталы попроще, освещенные фонарями с простыми свечами внутри. Отчего с высоты, в отличие от первых улиц, видимых почти гладкими лентами, эти казались редкими оранжевыми бусами, обвивавшими склоны.
Вот здесь, на одном из не самых высоких холмов, ближе ко второму кругу крепостных стен, в квартале по соседству с купцами второй гильдии и служивыми людьми, не самого высокого ранга, и стоял нужный ему дом. Когда-то Корр купил его для них с Лиссой на случай, если зараза Малиния взбрыкнет и договор их нарушит.
Взбрыкнула, нарушила… и слава Многоликому, что эта долго тянущаяся история наконец-таки закончилась. Благополучно — слава, еще сто раз! Дни до первого совершенозимия Лиссы они прожили в Лиллаке. А потом он слетал домой и принес свою, заныканую у родных в непроходимых дебрях Адорского леса, третью копию завещания Алексина. Впрочем, Малинию забрали префекты раньше, поскольку тогда, под организованное ею нападение, угодил и Наследник. А это вам не бедную сиротку по лесам гонять — это, считай, государственное преступление! И даже не считая того, что историю с отравлением графа Силвэйского в очередной раз замяли, ради будущей королевы и ее подрастающего брата, белобрысой стерве не поздоровилось.