Сказка старого эльфийского замка (СИ)
— Хм, а ты сам не знаешь, значит, чем обидел? — хмыкнув насмешливо, ответила ему Лисса, приняв при этом уверенную и соответствующую вызывающему тону позу — сложила руки на груди и откинулась на спинку стула.
— Нет… — растерянно ответил опекун.
— Нет?! Тогда, может, и гадать не станешь, а сразу отправишься за мачехой — куда подальше из дома, который тебе следовало защищать от этой паучихи белобрысой, и который ты предал, милуясь с ней под его крышей?! — не сдержав насмешливого, но все же ровного тона, с обиженной горячностью бросила Лисса своеобвинение в лицо мужчине.
— А ты-то об этом, откуда знаешь? — тоже откинувшись на спинку стула, но не с вызовом, а как-то потеряно, спросил девочку тот, — Неужели Лилейка языка своего длинного не удержала? Вроде ж умная девка… я надеялся…
— Не впутывай сюда Лилейю! — воскликнула Лисса, и бесстрашно, в запальчивости выдала: — Я сама вас видела, с балкона! Шторы надо закрывать! А вот на меня теперь грозно глядеть не смей! Да, лазила по карнизу, а ты плохой опекун — сам доказал, так что я теперь буду делать все, что захочу, и ты мне не указ! — и со стула резво вскочила, скрежетнув им по камню плит мерзко и пронзительно.
От этих ее слов Корр, похоже, совсем растерялся. А Лисса тем временем, так и осталась стоять, опираясь на свой стул, и каблучком в раздражении постукивая об пол. И злилась она в данный момент, как ни странно, не на опекуна, а на себя, понимая, что ей следовало завершить свою речь гордым уходом из комнаты, но она вот стояла и чего-то ждала. Да не чего-то, а каких-то слов от Корра… не каких-то, а оправдательных — вот чего ждала! На то и злилась… потому, как мужчина все молчал, поникнув головой, а она все стояла возле и ждала… ждала…
И дождалась. Прошло уж, наверное, минут пять этого тягостного молчания, как он вдруг, уже и нежданно, заговорил:
— Ты, Солнышко, еще мала совсем, и как объяснить тебе все произошедшее — я не знаю, — и тон у него был никак не оправдывающийся, а довольно спокойный, и даже задумчивый какой-то, как будто он на чужом языке изъяснялся и каждое слово, прежде чем выговорить, в голове тщательно подбирал, — но раз уж так вышло, я попробую.
Девочке, томящейся в ожидании другого, это не понравилось и она взвилась:
— Попробует он, ага, а с чего это ты взял, что я тебя слушать стану?! Ты меня предал, ты папу предал, и ваш договор ты тоже предал!
— А вот ты сначала послушай, а потом и кипятиться станешь… если захочешь, конечно, — как-то немного насмешливо даже прервал ее вопли Корр, — и никого я не предавал, а время для нас выгадывал — если что! Да и перед твоим отцом у меня долг жизни, а такие договоры не предают — весьма чревато для предавшего! Ну что, слушать меня будешь?
— Буду, — буркнула Лисса. Было в словах опекуна нечто такое серьезное затронуто, непривычно взрослое, что не на шутку зацепило внимание девочки. Она-то приняла все случившееся таким, каким виделось на первый взгляд, не придавая этому по малозимству каких-то еще подспудных смыслов. Так что, как бы ни хотелось сейчас взбрыкнуть и отмахнуться, все же глупой Лисса не была, и понимание того, что послушать вот именно это и теперь — надо бы, имела.
А получив ее согласие, мужчина встал и отошел к едва горящему по теплому времени камину и поманил ее, указывая на их единственное настоящее кресло в доме:
— Иди сюда, присядь. Здесь нам будет удобнее разговаривать, — а сам оперся локтем о каминную плиту и замер в ожидании в расслабленной позе.
Лиссе ничего не оставалось делать, как последовать его совету. А только она уселась и насуплено глянула на опекуна в ожидании, как тот заговорил:
— Милая, я знал твоих отца и мать еще до твоего рождения. Они были так счастливы вместе, и их счастье только увеличилось, когда появилась ты. Тебе даже имя дали, которое на староэльфийском звучит, как Счастливая Любовь — Фелиссамэ. А потом… — большего мужчина сказать не успел, девочка его перебила:
— А потом мама умерла… и в папиной жизни появилась эта краса!
— Верно. И ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что отец твой был графом, и ответственность за титул и земли накладывала на него обязанность иметь наследника. Но, если бы он только мог знать, мог предвидеть, что все сложиться именно так, как сложилось, то, думаю, что он бы предпочел, что бы все его достояние осталось какому-нибудь родственнику, а на этой женщине, ни в коем случае не женился. Но… — девочка опять его перебила:
— Все сложилось так, как сложилось…
— Да, Лисса! Да. И мы с тобой теперь вынуждены именно из этого исходить. А ситуация такова, что твоя мачеха… — мужчина заменживался и в растерянности, не зная, как преподнести воспитанности то, что он вынужден был ей рассказывать, почесал волосы на затылке, отчего взъерошил свои длинные кудри так, что они встали дыбом. Но пока он соображал о возможных допустимых формулировках, девочка опять договорила его мысль сама:
— Доступная женщина она!
— Ну, да, — согласился с ней опекун, — можно сказать и так. В отличие от большинства других женщин, которым для удовлетворения своего женского тщеславия достаточно красивых слов в свой адрес, ей этого мало. К тому же, думается после того, что вчера произошло, она еще и считает, что… попробовав ее тела, мужчина уже ни в чем не сможет ей отказать. Похоже, что в своей жизни ей подобным способом уже доводилось добиваться чего-то, чего она очень хотела, и она взяла это для себя за правило. Вот и вчера… не знаю, поймешь ли ты? Но, расскажу, как есть, — и опять потянулся пятерней к голове, отчего и так уже растрепанные волосы приобрели сходство со всклокоченной соломой на башке чучела, что стояло на огороде родителей Верба.
Лиссе захотелось… подойти и пригладить блестящие пряди, вернув Корру более привычный, не такой взъерошенный и растерянный вид, обычно уверенного в себе, франтоватого и ухоженного мужчины. Да и злость от его таких тщательно подбираемых, но, похоже, правдивых слов куда-то ушла. А остался только интерес к его рассказу и желание разобраться в сложившейся ситуации.
Меж тем, Корр начал говорить:
— Первый раз я встретил Малинию в тот год, когда родился твой брат. Алексин тогда привез ее в столицу и представил ко двору. Я то, конечно, во дворец не вхож, но вот в домах многих знатных людей бывал часто. Я, знаешь ли, тогда зарабатывал тем, что брался за срочную доставку важных писем и документов. А таких как я в Мире сейчас мало, так что и воспользоваться моими услугами могли только очень богатые люди. Вот многие из них и привечали меня в своих домах. И в одном из них, у кого уж не помню, я встретил Алексина вместе с его новой супругой. Она тогда показалась мне милой, нежной и застенчивой. А хорошо помня твою мать, я посчитал, что и новая жена моего доброго друга, такая же приятная во всех отношениях женщина. Думалось, что другой у Алексина быть и не может.
— Ха, я тоже поначалу ее феей считала. Месяц где-то, а потом она свой гадючий нрав показала! — хмыкнула, кивнув головой, на откровение опекуна Лисса.
— Вот и я по первости обманулся ее милыми ужимками. Комплименты говорил, руки целовал, всегда рядом оказывался, чтоб она не скучала в незнакомом месте, когда Алексин от нее отходил, общаясь с другими гостями. Приняли-то ее в столице тогда неважно, несмотря на то, что как жена графа она и была обласкана во дворце. Малиния же из простых, насколько я помню, кажется, дочь торговца какого-то. Мне даже ее жалко было, представляешь?
Лисса кивнула опять, как вживую увидев картинку, как ее мачеху, тогда еще совсем юную блондинку, казавшуюся такой хрупкой и неуверенной, не принимают на равных другие знатные женщины.
— А ты прекрасно помнишь, что когда твой отец бывал в столице, то мы с ним видели очень часто. И вот прошел один прием, второй… может третий, не помню сколько. И я вдруг стал замечать, что милая и скромная молодая женщина, которую я пытаюсь поддержать… сама меня уже подле себя удерживает. И все пытается то руки моей коснуться, то лица. Якобы, то ножка у нее подвернулась, то перстень мой понравился, то губы у меня в креме от пирожного испачкались, и их следует оттереть. И сама такая игривая стала — глотнет пунша, а потом, облизываясь, в глаза мне заглядывает… — сказав это, мужчина вдруг спохватился, смутился и опять вцепился в свои многострадальные кудри.