Ушастый призрак (СИ)

Соня стояла, вжимаясь в стену и не отрывая от нее ладоней, как велел черандак и первый раз в жизни истово и с полной самоотдачей читала молитву. Самую короткую — других не помнила, а, может, и вовсе не знала: "Господи, спаси и сохрани его..."
Она опомнилась, когда поняла, что в квартире стоит звенящая, тревожная тишина.
Когда все затихнет — выйти можно!
Соня открыла глаза, взвизгнула и чуть не запрыгнула на раковину. Напротив выбитой двери, в коридоре, темнела густая, бордовая лужица. И — быстро увеличивалась.
Девушка заставила себя выйти — и немедленно пожалела об этом. Тот, кто, минутами раньше, пытался доставить ей неземное удовольствие, лежал навзничь, похоже, с вырванным горлом. Он еще вздрагивал и даже шевелил ногами, но было понятно, что врач тут уже ничем не поможет.
Разве, вколет успокоительное единственной свидетельнице, чтобы от такой картины маслом ласты не склеила.
— Петр, — позвала Соня, — Эй! Ты как!?
Похоже — уже никак. Ответа она не услышала и заторопилась к дверям.
...Второй охранник, тот, что караулил входную дверь, лежал поперек прихожей, глядя в потолок стеклянными глазами.
Приемы черандака не отличались особым разнообразием. У этого тоже был выдран кадык и из широкой раны текло Ниагарой. Того и гляди — к соседям протечет, вот им радости-то будет, на всю жизнь хватит.
— Петр, — позвала Соня. Хотя, наверное, глупо было звать человеческим именем большую черную собаку с острыми ушами.
Пес лежал тут же и был похож на спящего.
Девушка опустилась перед ним на корточки и тронула рукой теплый, шерстяной бок.
Пальцы окрасились алым.
...Вода! Для него любая вода будет живой. Он же водный дух!
Не найдя ничего лучшего, Соня бегом принесла из кухни холодный электрочайник и полила неподвижного пса из носика.
Привалившись к стене, квадратными глазами она наблюдала, как вода словно всасывается в раны, потом туда же втягивается кровь собаки, которая уже успела вытечь. А потом бок словно прошивает насквозь судорога и зверь начинает дышать: шумно, жадно, рьяно...
— Три... Три пули прямо в меня. Две в грудь, одна в живот. Хорошо — не в голову, мог бы и не вывернуться, — пробормотал Петр, поднимаясь на две ноги.
С каждым разом обращение давалось ему все легче и легче. Тело словно осваивалось с новыми возможностями.
— Ты хочешь сказать, что мог погибнуть? И ничего мне не сказал? — Соня сжала кулак, намереваясь от души приложить черандака. Но вспомнила про три пули и схватила себя за щеки. — Никогда больше так не делай, ты понял!
— Понял. Так — не буду. Нерационально вышло. Нужно было сначала того, который с пистолетом, рвать.
— А откуда ты знал, у которого из них оружие? — От удивления у Сони даже слезы высохли.
— Учуял, — лаконично ответил дух. — Железо и смазка. Пахло только от одного. Я думал — успею. Но он оказался каким-то очень быстрым.
— Думал он, — Соня вытянула шею, не замечая, что ведет себя, как лебедь — шипун. И шипит так же сердито. — думать надо заранее, до того, как в драку лезешь. А не во время. И уже, тем более, не после...
Петр все понял совершенно правильно — девушка в истерике. Он прижал ее к себе, спрятав лицо на груди, а потом подхватил на руки и, переступив через лежашее на пороге тело, вышел в подъезд.
— Мобильники, — прошептала Соня ему в плечо, — надо забрать. Чтобы никто не понял, кому они последнему звонили.
— Сделаю, — пообещал черандак, — и Багрову позвоню. Пусть он этот бесогон как хочет, так и прикрывает. Он, вроде, умеет?
— Умеет, — подтвердила Соня, отказываясь открывать глаза.
Как-нибудь потом. Где-нибудь в другом месте. Там, где не пахнет кровью.
Черандак ее понял.
  
ГЛАВА 46
 
Под ногами земля качалась. Пружинила. Да и была ли там земля. Скорее — нет. Ил. Вода. Болотный газ. Корни травы.
А посмотреть — так все зелененькое такое, веселое. И орхидеи уже зацвели. Сиреневые, нежные. Так и не скажешь, что растение — паразит. Такая хрупкая красота...
— Если здесь пройдем, точно опередим Генриха и его банду и встретим союзную армию уже на развалинах Йорка, — сказал бывший Валентайн. — Рискнете, ваши величества?
 
— Я точно рискну. Мне умирать не сегодня и не в болоте, — пожала плечами Маэва.
...Вдовствующая королева подтянула узорное платье чуть не до подмышек, намотала бесценный подол на руку и бодро пошлепала через трясину то ли напевая, то ли заклиная.
Там где не сядет вертолет,
Где даже танку не пробиться
Маэва в тапочках пройдет
И ничего с ней не случится!
Меня местный аналог гримпенской трясины пугал до мокрой юбки. Но Валентайн был прав, иначе нам гонцов Генриха не опередить. И на подходе к Йорку нас встретит не только король и дружина, а две трети полигона.
Проще пойти и ритуально самосжечься у алтаря. Может, Хозяйка оценит и выпустит? Ой, вряд ли. Мертвые боги этой земли ценили в своей пастве разные качества. Но овечью покорность... нет. Это вознес на пьедестал только бог римских рабов.
— Не бойся, Прекраснейшая, — вполголоса сказал Хукку, — я рядом.
— И в мыслях не держала, — улыбнулась я.
И аккуратно ступила на смертельно ненадежную тропу.
Ну не глупо ли рисковать жизнью ради игры?!
А с другой стороны — ради чего еще это делать? Ради денег? Власти? Любви, которая может обмануть... Платить самой ценной монетой стоит лишь тогда, когда тебе хочется это сделать. Так хочется, что инстинкт самосохранения покорно отходит назад, в изумлении качая головой: ну ты и жжешь!
Йорк встретил нас ощетинившимися башнями.
Я прищурилась, пытаясь посчитать арбалетчиков, но быстро бросила это дело — "наших" было больше. Ненамного, но шанс снести укрепления был.
Если выбросить из головы аксиому, что потери нападающих в три раза больше, чем в обороне. Ну их на фиг, эти аксиомы.
Из оврага нам навстречу поднялись шервудские разбойники. На правом фланге Нортумбрия разворачивала свои знамена с вышитыми голубыми львами... Сколько ж мы ржали над ними в чате!
— Гонцы? — Лаконично спросил палач.
— Если только ночью усвистали, — пожал плечами предводитель местных вольных йоменов. — Мы тут уже два часа, никто за стены не выходил.
— Вот и славно, — Маэва потерла руки и помахала ладонью, чтобы ей помогли облачиться.
Не такое, между прочим, простое дело!
Под низ — нательная рубаха самого простого кроя и без "кривых" швов. Полотно на нее идет не домотканое, а самое, что ни на есть, фабричное, здесь аутентичность проигрывает житейской мудрости с разгромным счетом.
Во-первых, фабричная "бумажка" легче и к телу приятнее, а во-вторых, без ограничений по ширине.
Никто по этому поводу сильно не заморачивался — белье же. Нет, если сильно хочется, можно и трикотажные трусы поснимать — в то время их не было. Но мы до такого фанатизма никогда не доходили.
Дальше — льняная или шерстяная верхняя рубаха — чуть длиннее нижней. Штаны с широким шагом из льна плотного плетения. Стеганка длиной до середины бедра и стеганая защита ног.
А дальше — доспехи!
И вот тут каждый извращается в меру своего кошелька и возможностей, но от всей широкой души. Ведь мы ж, по большому счету, и шли сюда позвенеть железом!
Мое решение было выстраданным: кольчугу в паровозную топку, ухода она требует как хороший байк... вернее, как плохой байк который попал к добросовестному хозяину.
Туда же — стальные ламелляры. И ржавеют они от любого чиха, и ремешки рвутся. В топку! У меня и кираса, и ламелляры кожаные. Не совсем по-королевски, но зато и вес небольшой, и воды не боятся, и после каждого боя рихтовки не требуют.
 
Теперь — шлем с защитой лица, простые латные наплечники, наручи-лодочки и перчатки "песочные часы" — удобная штука! И защита на уровне, и ухватить можно что угодно. Хоть меч, хоть копье. Хоть врага за шкребень!