Поцелуй аспида (СИ)

— Смердящий лжец, — зло прошипел Крайт, оттесняя меня от угрозы под опеку отчего-то бездействующего Эфаира.
— Я Рыцарь Тлена и я не лгу, — пугая меня до трясущихся поджилок, пророкотал Грач.
С характерным звуком запел, извлеченный Аспидом из ножен, клинок. На острой грани сверкнул тусклый блик искусственного света.
Красивое смуглое лицо расколола уродливая в своей кровожадности белозубая улыбка. Мужчина без имени равнодушно рассматривал наставленное на него остриё.
— Правильно, Златовласка, давно пора избавиться от этой ржавой железки.
В ту же секунду мглистая тень плаща взметнулась перед лицом Аспида туманной кляксой и вороненая сталь благородного клинка обратилась в серую пыль.
Подобное проявление силы добавляло некоторые детали к понятию «Рыцарь Тлена». Однако Крайт, по-видимому, впечатлился не слишком.
Отбросив испорченное оружие в сторону, он без лишних прелюдий материализовал копье.
Не сказать, что за свою восемнадцатилетнюю жизнь я перевидала много копий, но то, что появилось сейчас в руках Аспида, вибрировало силой точно атомный реактор.
— Стойте!
Я была решительно против полномасштабных военных действий в своей комнате. Мы и так жили небогато, а пребывающий в постоянном движении плащ Безымянного, то и дело «обкусывающий» стенку платяного шкафа, наводил на мысль, что еще пара неудачных колыханий и я попросту лишусь всего своего гардероба.
— Не понимаю, что здесь происходит? Артур, — не решаясь называть мужчину унизительной кличкой, я обратилась к Безымянному так, как он представился мне при нашем первом знакомстве. — Прости, не знаю как правильно к тебе обращаться… Я верю тебе, убери, пожалуйста, всю это жуть, которая тут вьется и вот-вот сожрет мой шкаф. Крайт…
Уже зная, как мои прикосновения действуют на Аспида, я дотронулась до его предплечья с целью отвлечь и успокоить, но с удивлением для себя осознала, что в голове откуда-то появилось четкое понимание причины столь внезапной злости. Недаром с первых минут нашего общения я воспринимала Карайта как самого спокойного и, пожалуй, даже эмоционально холодного, неспособного пылать сильными страстями и срываться в страсть или ярость, как к тому, например, был склонен темпераментный Хэм.
Крайт и в самом деле был несколько замороженным. Истинным Высшим во всем своем великолепии и бесчувствии. Но случилось в истории его долгой жизни кое-что, что исказило прежнее холодное совершенство. Что-то глубоко личное связывало Аспида и Грача. И это «что-то», старательно подавленное и сокрытое, внезапно для всех действующих лиц вырвалось на свободу и жаждало крови.
По счастью, вторым событием, пробившим брешь в стене привычного бесчувствия Крайта, оказалась, кто бы мог подумать — я. Наивная, хрупкая человечка, с которой ему было так хорошо, что он до сих пор ощущал то согревающее, вдыхающее жизнь тепло, что разливается по венам, стоит мне только посмотреть на него или же слегка прикоснуться.
Все эти откровения стремительными путаными образами возникали в моей голове и, что самое удивительное, я всем своим нутром ощущала их правдивость. Не знаю, как подобное оказалось возможным, но время для размышлений было неподходящим, и потому я просто доверилась происходящему, решив попытаться вернуть себе контроль над ситуацией.
— Знаю, вам нужно немедленно возвращаться, вы и так сделали для меня больше, чем могли себе позволить.
Я полуобернулась к стоящему за моей спиной Эфу.
В стремлении защитить, он обвил мою талию рукой, на всякий случай удерживая около себя и, кажется, увлекся. Погрузился в ощущения.
Изо всех сил я старалась не угодить в ту же ловушку. Жар от близости Высших уже на полном ходу туманил мне голову.
— Я так понимаю, Артур может мне помочь? — спросила я у Крайта. — Если, конечно, ты пожелаешь. — Я посмотрела на Безымянного, как бы спрашивая его мнение на сей счет.
Понятное дело, что во всем этом любопытном раскладе я по-прежнему мало на что влияла и по сути полностью зависела от милости фейцев.
— Если я принесу клятву Основам, мы сможем перейти к нормальному разговору? — игнорируя Крайта, обратился Безымянный с вопросом к его капитану, попутно убирая призрачный плащ и мечущиеся вокруг нас тени.
 
— В этом нет смысла, — ответил ему Эф, в отличие от Крайта просто констатируя факт, а не выказывая желание побольнее ранить. — Или это для тебя новость? Лишившись имени, ты утратил то единственное, что Хранители согласны взять в залог как гарант нерушимости твоего слова. Однако, в сложившихся обстоятельствах, я готов считать твою клятву демонстрацией честных намерений. В противном случае — и мы все это понимаем — Юля окажется совершенно беззащитна. Дверь распахнута, «пожиратели ужаса» встали на след, а ты единственный, кто на данный момент имеет возможность ей помочь.
Всем своим видом Крайт выражал несогласие. В честность намерений Грача он явно верить отказывался.
Всем своим видом Крайт выражал несогласие. В честность намерений Грача он явно верить отказывался.
Я же безотрывно, переполненная страхом и надеждой, смотрела на хмурого Безымянного, от доброй воли которого сейчас зависело так много.
Эфаир все так же приобнимал меня за талию. Рядом с ним, как ни с кем другим, я ощущала себя в безопасности. Он словно олицетворял само понятие благородной, направленной силы. Всегда собранный, уверенный, мудрый. Я теснее прижалась к нему спиной, наслаждаясь последними секундами покоя и защищенности.
Что скрывать, мне была совершенно непонятна эта их зацикленность на именах и убежденность в том, что слову безымянных сидов никакого доверия быть не может. Врожденная осторожность и здравый смысл говорили, что к словам Аспидов следует прислушаться, и все же какая-то глубинная, внутрення часть меня побуждала верить не чужому мнению, а собственным глазам. А видела я изможденного, опустошенного жестокой судьбой мужчину, безмерно одинокого и лишенного всякой цели.
К слову, подобная характеристика более чем точно подходила каждому из моих нечаянных гостей.
— Взываю к Манадос свидетелям моего нерушимого слова. Я признаю за смертной дочерью право долга, — зазвучали слова древней клятвы, вырывая меня из невеселых мыслей, — и клянусь сделать все возможное, дабы уберечь Юлию от любых угроз до тех пор, пока она не сочтет долг исполненным.
Словно чего-то ожидая, мужчины застыли в безмолвии. Я переступила с ноги на ногу, заражаясь тревожным ожиданием. Довольно долго ничего не происходило, а затем в воздухе медленно, будто нехотя, разлилось грозовое напряжение. Сначала едва ощутимо прострелило ладонь с отметиной, затем покалывание усилилось, перейдя на запястье.
— Что это? — испугалась я, не рассчитывая получить от фейских чар ничего хорошего.
На запястье, сопровождая процесс возрастающим жжением, проявились завитки темно-красной татуировки. Слово кто-то изнутри рисовал замысловатый узор, но не кистью, а скальпелем. Извиваясь, живые линии ползли по кругу, оплетая руку на манер тонкого браслета, и в момент, когда орнамент замкнулся, я не совсем цензурно вскрикнула, попутно заметив, как Безымянный с шумом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
— Черт! — затрясла рукой, отгоняя неприятные ощущения. — И почему у вас всегда всё так больно!?
Я сморгнула выступившие слезы и присмотрелась к Грачу.
Изменения, можно сказать, бросались в глаза. На ранее безупречно гладкой, по мужски красивой шее сида явственно проступила такая же как у меня круговая татуировка.
Только если я оказалась владелицей довольно изящного браслета, то Безымянный обзавелся чем-то вроде чокера. Причем боли на его долю очевидно пришлось гораздо больше, ведь для меня все прошло хоть и малоприятно, зато бескровно. В отличии от сида, по шее которого в изобилии стекали тоненькие дорожки характерного алого цвета.
 
Я рванула к столу, за которым в прежние спокойные времена делала уроки, и схватив бумажную салфетку, не слишком-то задумываясь о том, что делаю, подошла к Грачу и стала промокать сочащиеся кровью ранки.