Сон № 9

Он придвигает «видбой-3» ко мне и отправляется в туалет. Я снимаю бейсболку, подключаюсь и нажимаю «ПУСК». Экран загорается.
Добро пожаловать в «Виртуа сапиенс»!
[все права защищены]
Я вижу, вы новый пользователь. Ваше онлайновое имя?
> эйдзи миякэ
Поздравляем с регистрацией в «Виртуа сапиенс», Эйдзи Миякэ. Вы уже никогда не будете одиноки. Пожалуйста, выберете категорию отношений. Друг, Враг, Незнакомец, Любовница, Родственник.
> родственник
О’кей, Эйдзи. С каким родственником вы хотите сегодня встретиться?
> с отцом, конечно же
Прошу прощения. Пожалуйста, не двигайтесь в течение трех секунд, я оцифрую ваше лицо.
Значок на экране мигает, и микрообъектив, вмонтированный в рамку экрана, вспыхивает красным.
О’кей. 
 А теперь замрите. Я регистрирую изображение вашей сетчатки.
Появляются стена, пол и потолок. Растровое изображение ковра стремительно затягивает пол. По стенам разворачиваются полосатые обои. Возникает окно с видом на цветущие сливы, трепещущие под весенней грозой. Дождевая завеса туманит стекло. Слышно, как тихо-тихо падают капли. В комнате полумрак. Слева появляется лампа, и от нее разливается уютный желтый свет. Под окном возникает прозрачный диван. Его закрашивают зигзагообразные штрихи. На диване сидит отец, закинув ступню правой ноги на левое колено, что смотрится круто, но вряд ли удобно. Программа наделила его моим носом и ртом, но челюсть сделала массивнее, а волосы – реже. Глаза у него – как у сумасшедшего ученого, который вот-вот откроет секрет господства над миром. Симметричные морщины. Он одет в черный домашний халат и сияет, будто только что принял ванну. Отец наклоняется в правую сторону экрана, где возникает ведерко для вина, вытаскивает из него бутылку и читает этикетку: «Шабли, 1993 год». Бодрый, отчетливый, ровный голос, как у диктора, который читает прогноз погоды. Он наливает себе бокал вина, картинно наслаждается букетом и вроде бы цедит сквозь сомкнутые губы. Подмигивает. Сверкает белозубой улыбкой:
– Добро пожаловать домой, сынок. А напомни-ка, сколько мы уже не виделись?
> на самом деле никогда
Его брови взлетают вверх.
– Так долго? Время летит стрелой! Сколько же новостей у нас накопилось, чтобы рассказать друг другу. Но мы с тобой отлично поладим. Расскажи, как у тебя со школой, сынок.
> я уже закончил школу. мне двадцать лет
Он потягивает вино, перекатывает его по языку, проводит рукой по волосам:
– Неужели, сынок? – Он наклоняется к разделяющему нас экрану.
Потрясающее разрешение! Я даже отшатываюсь от неожиданности.
– Значит, ты сейчас, должно быть, в университете. Где это ты – в кафетерии?
> я не стал подавать документы. нет ни денег, ни родителей, чтобы платить
Отец откидывается назад и ленивым жестом кладет руку на спинку дивана:
– Неужели, сынок? Какая жалость. Образование – прекрасная вещь. Так как же ты проводишь время?
> я рок-звезда
Его брови взлетают вверх.
– Правда, сынок? Рассказывай. Ты добился успеха, славы и богатства или ты просто один из миллионов, которые все еще ждут счастливого случая?
> и славы, и успеха. во всем мире
Он подмигивает и сверкает белозубой улыбкой:
– Я знаю, повстречать своего старика после стольких лет не очень-то просто, сын, но нет ничего лучше честности. Если ты такая звезда шоу-бизнеса, почему я ни разу не читал о тебе в журнале «Тайм»?
> я выступаю под псевдонимом, чтобы защитить свою частную жизнь
Он залпом выпивает остатки вина.
– Не то чтобы я тебе не верил, сын, но не назовешь ли ты свой псевдоним? Я хочу похвастаться своим знаменитым сыном перед приятелями – и перед управляющим банка!
 
> Джон Леннон
Отец хлопает себя по колену:
– Настоящего Джона Леннона застрелил Марк Чепмен в тысяча девятьсот восьмидесятом году, так что ты вешаешь мне лапшу на уши.
> может, сменим тему?
Он становится очень серьезным и отставляет бокал в сторону:
– Отцу с сыном пришло время поговорить по душам? Не надо бояться своих чувств. Скажи, что тебя тревожит?
> кто вы такой на самом деле?
– Твой отец, сынок!
> но как человек кто вы?
Отец снова наполняет бокал. Небеса плавятся от молний, цветущие ветки сливы царапают оконное стекло, пурпур на сером фоне превращается в черный на титаново-белом. Похоже, программе требуется время, чтобы реагировать на нестандартные или общие вопросы. Отец издает смешок и ставит ноги вместе:
– Сынок, это слишком большой вопрос. С чего, по-твоему, мне следует начать?
> что вы за человек?
Отец закидывает левую ступню на правое колено:
– Дай подумать. Я – японец, скоро мне исполнится пятьдесят лет. По профессии я актер. Хобби – подводное плавание с маской и хорошее вино. Но не бойся – все эти подробности обнаружатся, когда мы станем ближе друг другу, а я надеюсь, что ты снова придешь. Я хотел бы тебя кое-кому представить. Что скажешь?
> о’кей
Изображение на экране ползет вправо, мимо ведерка для вина. Какая-то женщина – лет сорока? – сидит на полу, курит, между затяжками напевая отрывки из «Norwegian Wood»[75]. На ней свободная мужская рубашка, стройные ноги обтянуты черными легинсами. Длинные волосы ниспадают до самой талии. Глаза у нее как у меня.
– Привет, Эйдзи. – В ее голосе звучит нежность; она рада меня видеть. – Догадываешься, кто я?
> белоснежка?
Она улыбается моему отцу и гасит сигарету:
– Вижу, у тебя отцовское чувство юмора. Я – твоя мать.
> дорогая мамочка, вы с папой не виделись уже семнадцать лет
Программа переваривает неожиданную информацию: гроза бодает окно. Мама закуривает новую сигарету:
– Ну, в прошлом у нас были кое-какие разногласия, это так. Но сейчас мы отлично ладим.
> значит, на свете больше не осталось простаков, из которых ты можешь вытягивать деньги?
– Мне больно это слышать, Эйдзи. – Моя виртуальная мать отворачивается и всхлипывает, до ужаса похоже на мою настоящую мать, с такой же сухой, скрытой дрожью в голосе.
Я набираю извинение, но отец опережает меня. Он говорит медленно, зловеще, будто трагический актер:
– Это дом, молодой человек, а не гостиница! Если ты не в состоянии держать себя в рамках приличия, ты знаешь, где находится дверь!
Ну и постаралась же программа, создавая мне виртуальных родителей! А они думают, что постаралась реальность, создавая им виртуального сына. Цветы сливы страдают от погоды, не соответствующей сезону.
– Эй! Подъем! Есть тут кто-нибудь? – орет какой-то посетитель кафе «Юпитер», заглушая шум виртуального ливня. – Детка, ты меня обсчитала!
Я отключаюсь и оборачиваюсь посмотреть, из-за чего сыр-бор. Трутень ростом с гризли, в замызганной рубашке, рычит на девушку с самой прекрасной шеей на свете – и когда она успела прийти? Она смотрит на него с удивлением, но спокойно. Ослица моет посуду, от греха подальше, а моя девушка изо всех сил старается быть вежливой с этим человекоподобным хряком.
– Вы дали мне банкноту в пять тысяч иен.
– Послушай, детка, я дал тебе банкноту в десять тысяч иен. Не пять! Десять!
– Господин, я абсолютно уверена…
Он буквально встает на дыбы:
– По-твоему, я вру?
– Нет, по-моему, вы ошибаетесь.
– Ты что, феминистка? Обсчитываешь, потому что фригидна?
Очередь тревожно шевелится, но все молчат.
– Я…
– Я дал тебе десять тысяч, ты, жертва аборта! Давай сдачу! Быстро.
Она открывает кассу:
– Здесь даже нет десятитысячной банкноты.