ХВ Дело № 3 (СИ)
О том, что половина его подчинённых первогодки, толком ещё не хлебнувшие службы, старшина Ефимыч распространяться не стал. Штатские — что они в этом понимают?
— Ладно, продолжайте. — разрешил начальник экспедиции.— Лопарей опросили?
— А как же! Кстати, они рассказали, что вроде, видели сегодня утром аэроплан — далеко отсюда, в северной оконечности озера.
— Аэроплан? — Барченко оживился. — Что же вы сразу не доложили? А говорите, нет никаких результатов!
— Так, тащ начэкспедиции, мы же ищем вашего помощника! При чём тут аэроплан, который лопарям наверняка почудился? Народ, известное дело, дремучий, тёмный — самолёты наши впервые в жизни увидели, и теперь они им повсюду мерещатся!
— Кто именно из лопарей видел самолёт?
— Пяйвей и Давыдка Кавнеев. — ответил старшина. — Я их расспросил — перепуганы оба, к тому же русского почти не знают, а я ихнюю речь понимаю плохо, с пятого на десятое. Сумел только разобрать, что Пяйвей видел большую лодку с крыльями на воде, возле северного берега острова Курга. А Кавнеев говорит, что та же крылатая лодка пролетела над островом, развернулась и ушла.
— В какую сторону, Канвеев не сказал?
— Нет. Говорит: испугался шибко, лег на землю. Думал, помирать придётся.
Барченко нахмурился.
— А что, они так и сказали: «видели, мол, лодку с крыльями»?
— Вроде, да. — кивнул командир пограничников. — Хотя я не всё понял — по-своему лопотали, черти нерусские…
— Любопытно, весьма любопытно… — Барченко нахмурился. — Самолёты, которые нас сюда доставили — поплавковые, все три, и на лодку с крыльями совсем не похожи. Может, не наши?
— Откуда им тут взяться, не нашим-то?
— Пожалуй. А может, кто-то из наших туда залетел?
— На кой им это сдалось? Разве что случайно — они каждый день мотаются между Кандалакшей и Ловозером, могли и взять немного к северу. Надо бы расспросить лётчиков, а вообще-то — ерунда, конечно, лопари что-то напутали.
— Может, и так. Но ведь Пьяйвей говорил, что крылатая лодка седела на воде, верно?
Пограничник кивнул.
— Вот что: отправьте-ка туда двух-трёх ваших бойцов. Пусть возьмут лодку, припасы на пару дней, проводника из лопарей — и обшарят хорошенько этот остров… как его бишь?
— Курга.
— Вот-вот, его пусть и обшарят на предмет недавних стоянок. Знаете, всякие там кострища, следы от лодок на песке...
Знаю, Александр Васильевич, всё знаю и сам отправлюсь с нарядом. — недовольно сказал старшина. Московский гость конечно, начальство, но не хватало ещё, чтобы всякие очкастые умники учили его, как нести службу. — Всё сделаем, как положено. Но, как по мне, это перестраховка. Ну откуда здесь чужие самолёты, сами подумайте?
Барченко пристально посмотрел на собеседника, отчего тому сразу сделалось неуютно. Недаром болтали бойцы, подумалось Ефимычу, что московский учёный знается с нечистой силой, и именно её собирается искать на берегах проклятого Сейдозера…
— Вы правы, ниоткуда. А всё же, бережёного бог бережёт, знакомы с такой поговоркой? И вот что ещё: возьмите с собой нашу сотрудницу, товарища Коштоянц. Пусть она тоже поищет… своими методами.
VIII
— Это здесь… выдохнула Татьяна и качнулась на подгибающихся коленях. Я подхватил её под локоть и сквозь грубую ткань куртки ощутил мелкую дрожь.
— Здесь. — повторила она почти шёпотом. — Дальше можно не искать. Вот прямо тут, я уверена…
И ткнула зажатым в руке прутиком «искалки» в крутую каменистую осыпь, сползающую от подножия скалы к воде. Странная это была осыпь: ни травинки, ни чахлого кустика между камнями, в отличие от таких же осыпей справа и слева по склону — они-то могли похвастаться пусть не слишком буйной, но всё же растительностью. А ещё цвет камней был другой, не светло-серый, как по всему берегу, а гораздо темнее — благодаря этому осыпь издали смотрелась как грязный потёк на светлом фоне. Другое тёмное пятно маячило метрах в трёхстах дальше по берегу и значительно выше — это «Старик Куйва» собственной персоной наблюдал за нами со своей скалы. Вдоль позвоночника пробежались ледяные коготки озноба, и я, воровато оглянувшись на спутников — не видят ли? — трижды сплюнул через левое плечо.
На берегах Сейдозера, в окружающих его ущельях и скальных отрогах, мы работали уже третьи сутки. НА второй день, к вечеру, мы обнаружили в одном из ущелий нечто загадочное: рядом с сейдами, там и сям пятнами лежащими на склонах, высилась желтовато-белая колонна, смахивающая на гигантскую восковую свечу, вроде гигантской свечи, а рядом с ней здоровенная, обтёсанная в форме куба, каменная глыба. На другой стороне отрога с севера угадывалась изрядных размеров пещера, а рядом с ней — каменная кладка, напоминающая замурованный склеп. Татьянины «искалки» живо отреагировали на находку — но, стоило приблизиться к загадочным объектам поближе, как прутики словно потеряли свою силу и безжизненно заколебались в Татьяниных ладошках, ставя жирный крест на нашем энтузиазме. Пришлось поворачиваться и тащиться вниз, к воде, откуда предстояло начать всё заново…
Р-р-р-гав! Гав! Р-р-р-гав-р-р-р…
Я обернулся. Наш четвероногий спутник застыл шагах в десяти позади нас, у края осыпи, словно не решаясь перейти поставить лапу на её камни.
— Ну что ты, ничего тут страшного… — я хотел погладить Алкаша, но пёс издал низкое горловое рычание и попятился. Ему тоже не нравилось это место — он постоянно озирался, рычал, подскуливал, а пару раз даже порывался выть, совершенно по-волчьи.
— Вот и Барченко в статье о прошлой экспедиции писал, что их собаки тоже пугались некоторых мест, вроде сейдов, заваленных пещер или дороги, выложенной каменными плитами. — сказала Татьяна. — Раз Алкаш так реагирует на эту осыпь, значит, с ней что-то нечисто. Похоже, мы нашли, что искали!
— Можешь ещё раз показать? — попросил я. — Ну, как прутики твои реагируют…
Когда мы вышли на подозрительную осыпь, оба «биолокатора» в её руках синхронно повернулись на девяносто градусов, указывая на её верхнюю часть. Татьяна охнула от удивления — ни разу ещё заветные прутики не реагировали так бурно.
— Хочешь, как вчера, меня на себе назад тащить? — сощурилась девушка.
— Так сильно устала?
— И даже ещё сильнее.
— Жаль, Евгения Евгеньевича нет. — посетовал Марк. Он снял куртку, сложил в несколько раз и положил на камень. Татьяна, благодарно кивнув, села. — Столько дней ковырялись впустую весь северный берег обшарили. А стоило ему уехать — так сразу и нашли! Обидно ему будет…
— Ничего, как-нибудь переживёт. — отозвался я. — Может, это вообще из-за него мы столько времени впустую потратили? Какие-нибудь помехи от него исходят... А что, столько времени со своей аппаратурой в подвале просидел — вполне мог чем-то таким пропитаться. Излучением каким-нибудь или аурой… нейроэнергетической! А теперь она Татьяниным «искалкам» мешает!
Я намеренно молол откровенную чушь, провоцируя собеседника на весёлый спор — но тот явно не собирался влезать в дискуссию. Сегодня Марк, воспользовавшись отсутствием начальства, отбывшего на разборки в базовый лагерь, отправился с нами. На хозяйстве мы оставили на второго пограничника и проводника-Ивашку. Тот, узнав, куда мы собираемся идти, устроил форменную истерику: хватал нас за руки, лопотал, мешая лопарские и русские слова, из которых мы разобрали только: «худо будет!», «Старик Куйва…» и «помрёте, однако!»
— Нашёл, о ком жалеть! — хмыкнул я. — Хоть денёк отдохнём от его занудства. Тань, ты посиди пока с Марком, а я местечко это вешками помечу, на кроки нанесу — и будем возвращаться. Сама-то дойдёшь или, правда, нести?..
Татьяна замолчала, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Дойду, наверное. Шинели-то у вас всё равно нет, на чём нести собрался?
Марк тут же стал рассуждать, что носилки можно соорудить и из наших с ним курток, а я полез вверх по осыпи, зажав под мышкой связку прутьев с привязанными к ним с тряпками. Татьяна не ошибалась, я ясно это ощущал, и не спрашивайте, как — селезёнкой, печёнкой или другими какими-нибудь внутренними органами, отвечающими за пресловутое шестое чувство. Просто знал — это здесь.