Три розы

Женевьев мечтала о нем!.. Адам не мог прийти в себя от ее ошеломляющего признания. Потеряв дар речи, он уставился на девушку, ожидая объяснения столь странных слов. Но вместо этого Женевьев заснула.
Она не проснулась, когда Адам поднял ее на руки и перенес на свою постель. Он уложил ее и сел рядом. Сняв ботинки, вытянул ноги, привалился спиной к дереву и закрыл глаза.
Даже спящая, Женевьев не оставляла его в покое. Вот она повернулась и невольно прижалась к его боку; только он задремал, как ее рука упала ему на колено. От неожиданности Адам широко открыл глаза и поспешно отодвинул руку Женевьев, но не прошло и минуты, как он снова почувствовал прикосновение, только на этот раз рука легла гораздо ближе к его паху. Стиснув зубы, Адам пытался прогнать греховные мысли, неожиданно возникшие в голове, твердил себе, что Женевьев касается его не намеренно, во сне… Конечно, он мог бы перебраться на противоположную сторону костра, но какая-то неведомая сила заставляла его сидеть рядом со спящей девушкой.
Естественно, в эту ночь ему не довелось как следует выспаться.
Адам проснулся до рассвета, Женевьев проспала еще два часа. После сна она была свежа и весела, а он угрюм и явно не в духе. Все утро девушке хотелось поболтать с Адамом, но он хранил упорное молчание.
К полудню Адам пришел к выводу, что они с Женевьев разнятся, как день и ночь. Он привык идти к намеченной цели, не позволяя себе отвлекаться ни на что. Она же готова была останавливаться чуть ли не перед каждым цветком, попадавшимся на пути, чтобы полюбоваться им.
Улыбка редко освещала лицо Адама, а Женевьев постоянно смеялась. Чаще всего — над ним: с ее точки зрения, он слишком уж заботится о ее безопасности и все время сгущает краски. Со стороны казалось, что сама она ни о чем не беспокоится, порхает, словно мотылек.
И уж совсем по-разному они относились к незнакомым людям. Адам был осторожен и подозрителен. А Жененевьев — доверчива и открыта. В каждом она видела друга, радостно приветствовала его, как будто знала давным-давно, охотно болтала.
— В наше время нельзя особо доверять людям. Ты ведь сама мне это говорила в Роуз-Хилле, помнишь? — спросил он, когда они остановились, чтобы дать передохнуть лошадям.
— Помню, но я имела в виду другое. Нельзя доверять тем, на чьей стороне сила. Мы скоро доберемся до Грзмби?
— Это зависит от тебя. Если ты собираешься останавливаться и беседовать с каждым встречным, то мы не попадем туда и до завтра.
— А если я не буду это делать?
— Тогда до Грэмби всего пять часов езды. Если поторопимся, будем там к ужину.
Женевьев пришпорила лошадь и поехала рядом с Адамом.
— Если у меня есть право выбора, то я все же не прочь воспользоваться случаем и поговорить с незнакомыми людьми. Мне интересно узнать их, послушать. Думаю, тебе это тоже нравится.
Адам невольно улыбнулся:
— Мне?
— Да, — настаивала она. — Я видела книги у тебя в библиотеке и помню, что там есть несколько биографических. Значит, ты любишь читать о других людях. Я тоже люблю, но мне нравится все узнавать, что называется, из первых рук. Приятно послушать о разных приключениях, о случаях из жизни. Конечно, людей надо сначала разговорить, расположить к себе, улыбнуться, а не хмуриться и не смотреть волком. А от вооруженного человека все вообще стараются держаться подальше, ведь если что-то не по нему, он может и выстрелить. А ты еще к тому же такой огромный… Ты заметил, что встречные обходят нас стороной? Вероятно, если ты спрячешь оружие…
Адам не дал ей договорить.
— Нет! — отрезал он тоном, не терпящим возражений.
Она покачала головой.
— Тогда скажу прямо: люди тебя боятся.
Он засмеялся.
— Тебе что, хочется этого? — недоуменно спросила Женевьев.
— Вот уж о чем никогда не задумывался!.. Наверное, хочется.
— Почему?
— Они расступаются и дают спокойно пройти. Вот почему. Ладно, как бы там ни было, но, пока я не посажу тебя в дилижанс в Грэмби, я в ответе за твою безопасность.
— Нет, ты вовсе за меня не отвечаешь. Адам не собирался спорить.
 
— Значит, ты решила сегодня снова ночевать под открытым небом?
— Не вижу причины лететь сломя голову.
— А как насчет Эзекиела Джонса? Ты о нем забыла?
— Нет, но меня это не волнует, — беззаботно ответила Женевьев. — Он меня больше не ищет.
Самое время сказать, как сильно она ошибается, подумал Адам, но промолчал, не желая волновать девушку. Потому же если б она узнала, что он намерен поговорить с Эзекиелом, то начала бы рвать и метать от негодования. Нет, он пока ничего не станет говорить Женевьев, но постарается как можно скорее разобраться с напугавшим ее проповедником.
Девушка продолжала что-то говорить, но Адам не слышал ее, занятый своими размышлениями. Заметив наконец, что Женевьев выжидающе смотрит на него, он понял, что она ждет ответа на какой-то вопрос, и попросил повторить его.
— Я сказала, что у меня нет каких-то конкретных планов, но у тебя, наверное, есть. Держу пари, дома у тебя сотня дел, и все ждут твоего возвращения.
— У меня всегда есть дела.
— Может быть, твои братья сами справятся с работой на ранчо? Они, вероятно, рады, что ты наконец-то хоть куда-то уехал. Я точно знаю, ты не был нигде, кроме гор.
— Откуда?
— Читала твои письма к маме Роуз — я же тебе говорила. Ты по самые уши влез в строительство и совершенно забыл о своей мечте. Между прочим, Адам, я наверстаю упущенное время в дилижансе или без него. У меня прекрасная лошадь, — добавила она и, наклонившись в седле, погладила животное.
— Я был мальчишкой, когда писал те письма. И ты поедешь о дилижансе.
— Большинство писем ты и правда писал мальчишкой, но там были и не такие старые, всего лишь двухлетней давности.
Адам равнодушно пожал плечами. Некоторое время они ехали молча, каждый думал о своем. Милях в пятнадцати от города они обогнали семейство, которое плелось за фургоном с пожитками. На гребне холма Жеяевьев внезапно Резко развернула кобылу и поскакала обратно. Адаму ничего не оставалось, как отправиться следом.
Он догнал ее в тот самый момент, когда она приглашала незнакомцев пообедать. Их было пятеро — молодая пара с двумя девчушками лет пяти-шести и старик. Адам решил, что это дедушка и патриарх семейства. Малышки с восторгом уставились на Женевьев, а мать посмотрела на дедушку, ожидая его слова. По ее лицу было видно, как отчаянно ей хочется услышать его согласие.
Двое мужчин внимательно изучали Адама. Тот, что помоложе, загородил дочерей. Этот жест не ускользнул от Адама. Если бы у него были дети и к нему подъехал незнакомец с ружьем наперевес, он, наверное, поступил бы так же — лучше перестраховаться, чем потом жалеть.
Но малышки нисколько не испугались. Они хихикали, выглядывали из-за отцовской спины, таращась на Женевьев.
— Адам, это мистер Джеймс Медоуз и его семейство.
Старик вышел вперед и подал Адаму руку. Он был высокий, болезненно худой, с белыми, как снег, волосами, лет шестидесяти пяти — семидесяти.
— Рад познакомиться с вами, сэр, — пожав протянутую руку, дружелюбно сказал Адам.
— Обычно все зовут меня просто Джеймс. Можете и вы обращаться ко мне по имени, — произнес старик с сильным южным акцентом. — Это мой сын Уилл и его жена Элли. А те две болтушки — Энни и Джесси. Сами видите, близняшки, — с гордостью добавил он. — Джесси — та, у которой выпал передний зуб.
Адам и Уилл обменялись рукопожатием. Уилл шагнул вперед — пожать руку Адаму. Окинув взглядом широкоплечего, крепкого сложения Уилла и отметив бугрящиеся мускулы предплечий и обветренную, прокаленную солнцем кожу, Адам решил, что тот, несомненно, занимается тяжелым физическим трудом.
— Вы грабитель? — хмуро спросил Уилл.
— Нет, я фермер.
Уилл недоверчиво посмотрел на Адама. Женевьев взглянула на него, причем в глазах ее ясно читалось: «Я же тебе говорила! Видишь, какое впечатление ты производишь на людей?» — и повернулась к семейству Медоуз.