Мой зверь безжалостный и нежный (СИ)
— Алик… наверняка вы слышали, три года назад сбил женщину насмерть. Да, это ужасно, я всё понимаю. Но он не хотел. Это просто нелепое стечение обстоятельств. В тот день ему исполнилось восемнадцать. Он толком и водить не научился ещё, а отец, мой бывший муж, решил выпендриться — подарил ему спортивную машину. Ещё и подначивал, идиот — оцени, мол, подарочек. И Алик, конечно, тоже дурак, но что с него взять, мальчишка… сел за руль… ну и не справился. Но он хотя бы с места не скрылся! Меня вызвал. Мы всё сделали, лечение оплатили… и потом тоже… помогать хотели родным. У Алика был тяжелейший нервный срыв, он в больнице лежал. Суд всё это учёл. Но родственники погибшей… Они решили отомстить. С мужем позже удалось договориться. А вот старик, отец её… Тот — ни в какую. И он ведь не посадить его захотел, а убить. Жизнь за жизнь, так и сказал. Я Алика отправила в Англию учиться в колледже. Через год он приехал домой на каникулы, и этот безумный устроил на него покушение. Хотел наехать на него. Даже сбил, но нам повезло — Алик успел отскочить. Удар получился несильный, но и то переломы были. Старик тогда выкрутился, скорее всего, он кого-то нанял, потому что и алиби у него оказалось, и машины такой нет, и свидетели говорят, там молодой был за рулем. Уцепиться не за что. Но я точно знаю, что это он. А еще знаю, что на этом он не остановится. Сам он утверждает, что о мести забыл, но материнское сердце не обманешь. Он одержим — единственная дочь была, никого больше не осталось. И я его даже понимаю, я бы сама так же…
Из надменной дамы с холодным хищным взглядом она превратилась в измотанную женщину.
— Я боюсь за сына. Вот и всё. Держу его почти круглый год в Англии, только на лето он приезжает. Но и то запираю его в этот лагерь, потому что здесь он в безопасности и, главное, близко, я могу его навещать, видеть хоть изредка.
— Он мог бы просто понести справедливое наказание.
— Отправить сына на зону? — она усмехнулась и покачала головой. Большая чиновница «вернулась». — Вы, деточка, максималистка в силу возраста, а вот когда у вас будет собственный ребенок — тогда и поговорим. Тогда вы меня поймете, уж поверьте.
Когда она ушла «вправлять мозги», по её выражению, Алику, директор меня задержал.
— Знаю, знаю, но ты же сама всё слышала. Ну, договорились до первого нарушения, а там всё. Пусть другое место ищет. А вот охранников уволил с волчьим билетом. Тимур сказал, что они спецом не вмешивались. Им еще повезло, что ничего не случилось. А если б что случилось, вообще бы отправил под суд. А Тимур-то у нас молоток, да? Не ожидал от него.
Я дёрнула плечом вместо ответа. Может, я, конечно, слишком остро всё воспринимаю, а я действительно такие вещи воспринимаю остро, но разговаривать с ним как прежде даже через силу не могла.
***
Два дня я никаких занятий не вела, а на третий решила, что хватит отсиживаться. Хотя надеялась, что Алик не явится, но тот пришёл. Сидел, конечно, тихо, ни слова не промолвил за целый час. Да и другие тоже не выступали. Но я не дура, чтобы поверить в то, что беседа с мамочкой так круто его переменила. Скорее всего, просто затаился на время. Хотя, может, я на воду дую. Но в любом случае с ним надо быть начеку.
Для занятия я выбрала любопытную тему, специально для него и его компании. Рассказывала про нашумевших маньяков-насильников, про то, какими они сами были жертвами в девяти случаях из десяти. От омерзительных подробностей меня прямо мутило, но вида я не подавала, а со стороны так вообще могло показаться, что я их смаковала. Нет, мне просто нравилось смотреть, как ерзали и прятали глаза дружки Алика, которые были тогда с ним в бильярдной. Им явно было не по себе.
Но Алик… того ничем не пронять. Он сидел со стеклянными глазами. Ожил только тогда, когда под конец занятия вдруг появился Тимур. Вот тогда он занервничал, хоть и попытался скрыть свою нервозность.
Ладно, я и сама занервничала. Хотя с чего бы?
Всё-таки не понимаю я этого Тимура. В тот вечер, в бильярдной, когда я его остановила, он смотрел на меня так пронзительно, так жгуче… я и передать словами не могу. Но потом, на другой день, я подошла к нему и поблагодарила, а он ответил мне сухо и небрежно, даже грубовато:
— Гену благодари. Он меня попросил.
И лицо при этом у него было такое, словно ему и рядом со мной стоять так неприятно, аж невмоготу.
Мелькнула дурацкая мысль: может, я ему нравлюсь? Но, чёрт, ему ведь не двенадцать лет, чтобы прятать симпатию за грубостью.
В конце занятия я всё-таки не удержалась. Когда все стали расходиться, подозвала его. Подходить он не стал, спросил мрачно:
— Что?
— Я рада, что ты пришёл на занятия.
Он ничего не ответил.
— Это тоже Гена попросил — прийти сюда? — с трудом сдерживая улыбку, спросила я.
Боже, он меня чуть не спалил своим взглядом. В общем, одна сплошная загадка этот Тимур…
27
Марина
Следующие две недели прошли в полном спокойствии. Алик притих, и все остальные мальчики присмирели. Даже свои пошлые шуточки оставили.
Поначалу я переживала за Гену. Наверняка ведь эта компашка выяснила, кто их сдал. А Гена не из тех, кто способен за себя постоять. Но его никто не трогал. Да и Тимур, как я заметила, за ним приглядывал.
Тимур… Он посещал теперь каждое занятие, но не особо меня слушал. Он либо сидел на подоконнике и смотрел в окно, либо устраивался подальше, в кресле, и сидел, уткнувшись в телефон. Может, играл. Сотовой связи тут ведь нет. В любом случае, в занятиях он не участвовал. Зачем, спрашивается, ходил?
После нескольких бесплодных попыток я перестала пытаться его разговорить. Ну, не хочет человек — что тут попишешь. Раньше я бы голову ломала, почему он так себя ведет. Почему он то спасает меня и чуть не съедает взглядом, а то избегает, грубит и этим же взглядом убить готов. А сейчас решила — это его дело, как и с кем себя вести, меня это не должно беспокоить.
Не должно, но... чёрт возьми, есть в нём что-то такое, отчего на занятиях я невольно то и дело поглядывала в его сторону. И в столовой, и на корте. Неосознанно выделяла его из всех. А будь мне пятнадцать, так и вообще от него с ума бы сходила наверняка.
Да что уж, мне и сейчас он нравился. Притягивал внимание. И тот вечер в бильярдной, который мог стать очередным кошмаром и испытанием для моей психики, вспоминался не столько из-за Алика, сколько из-за него.
Нет, тогда я, естественно, перепугалась, и потом несколько дней меня распирало от злости и негодования, но сейчас чаще всего в памяти всплывал Тимур, то, как он кинулся на подонков с обломком кия, один против четверых, как смотрел, будто на всё ради меня готов, как бешено колотилось у него сердце, когда я его обняла. И я ведь не просто вспоминала это как данность, нет. Мне становилось приятно.
Иногда мы пересекались с ним за пределами наших занятий, и в такие моменты что-то происходило. На уровне ощущений.
Как-то зашла я к медику по делу и столкнулась с Тимуром в коридоре. Он лишь на долю секунды посмотрел на меня и уставился в окно. Кроме нас в коридоре больше никого не было. И медика, кстати, тоже на месте не оказалось. Он куда-то отлучился и оставил на двери кабинета пришпиленный листок с предупреждением: «Буду через 10 минут». Я решила тоже подождать. Меня-то присутствие Тимура нисколько не смущало. Однако от него такими мощными волнами исходили нервозность и напряжение, что это неведомым образом передалось и мне. Я бросила на него взгляд — так у него аж желваки выступили, до чего он напрягся. И руки, которыми упирался в подоконник, сжал в кулаки так, что костяшки побелели. Надо ли говорить, что врача он не дождался, минуты три вот так постоял и ушёл.
И ведь, по сути, ничего не происходило, мы даже словом не обмолвились, а чувство было такое, словно я пережила эмоциональную бурю.