Путь Истины (СИ)

Думаю, со стороны мы смотрелись потешно. Темный лес, высокие, ровные стволы редких деревьев, неподвижная водная гладь, и длинная цепочка существ, "грациозно" сигающих с одного места на другое. Особенно тяжко приходилось гномам. Все-таки, невысокий рост подразумевал более короткие ноги, поэтому пару раз они смачно падали на кочку прямо всем телом. Ладно хоть не в воду.
Мы прыгали очень долго. Пару раз по цепочке перекинули друг другу пирожков и фруктов в качестве перекуса, но все уже устали и хотели нормально поесть.
— Там впереди что-то есть! — внезапно крикнул Адриан, махнув куда-то рукой. — По-моему, какая-то земля.
И попрыгал в том направлении. Мы направились следом за ним. По мере приближения, нашему взору открылась абсолютно ровная торфяная площадка, на которой возвышалась темная фигура необъятных размеров. Мы припрыгали вплотную к этому островку и с удовольствием ступили на твердую поверхность. Темной фигурой оказалась статуя женщины, достаточно кустарно вылепленная из торфа. Как я догадалась, что именно женщины? О, у мемориала наличествовала необъятных размеров грудь и вполне четко прослеживаемые изгибы крутых бедер. Вместо длинных волос была солома, придававшая даме слегка растрепанный вид. Торфяная рука с длинной палкой была отведена в сторону, как будто женщина хотела напасть или, наоборот, защищалась. Ах да. На круглом лице статуи, от лба и до подбородка, белым мелом была нарисована широкая полоса, словно кто — то кисточкой с белой краской мазнул посередине.
Пашка, широко улыбаясь, ткнул Маху в бок.
— Никого не напоминает? — друг, как и все остальные, не мог не заметить выдающихся достоинств памятника.
— У тебя и в этой дыре есть поклонники, сладкая? — куда же без комментариев Адриана.
— Ну-ка, прими соответствующую позу, — тоже вставила я свои пять копеек.
Машка сначала закатила глаза, а потом, рассмеявшись, растрепала свои светлые волосы, чтобы они легли гнездом, встала перед статуей лицом к нам и задрала руку с шином, оскалившись для натурализма. В этот момент сквозь густую крону деревьев каким-то образом пробился одинокий лучик солнца и упал ей прямо на лицо, как белая полоса у статуи. Потрясающее сходство. Мы уже приготовились поржать, но начало происходить нечто странное.
По всему болоту пронесся то ли ветер, то ли вздох, и вода задрожала. Наш торфяной островок тоже завибрировал. А потом кочки начали подниматься, являя нашему взору сначала уродливые жабьи лица с выпуклыми глазами, приплюснутыми носами и очень широкими, тонкими ртами, а затем и обмотанные тиной и ряской колодообразные тела с руками, оканчивающимися нереально длинными пальцами.
О, Господи, все это время мы прыгали по их головам!
Одновременно с тем, как страшные болотные жители поднимались, стал нарастать ритмичный гул, в котором совсем скоро мы уловили три повторяющихся слога. «Ки! Ки! Ма!», дружно скандировали существа, шевеля тонкими губами. Их рыбьи глаза были устремлены на Маху, от удивления замершую перед статуей все так же с шином в руках и в красивой позе.
Ки! Ки! Ма! Страшилы, поднявшиеся из воды, двинулись в нашу сторону, со всех сторон окружая остров. Мамочки, да их тут сотни! Плотными рядами, они вставали вокруг, не переставая скандировать.
Нервно оглядываясь, мы достали оружие, и попятились к статуе.
И тут из болота на площадку со всех сторон поползли тонкие зеленые веревки. «Змеи!» — с ужасом подумала я, и приготовилась топтать их ногами и рубить шином до последнего.
Но это оказались не змеи, а длинные ленты ряски, которые совершенно никак не перерубались мечом. Несколько зеленых полос подтянулись ко мне со всех сторон, и уже через пару минут, как я не сопротивлялась, крепко обмотали меня с ног до шей. Вспомнился Ори, плетущий кокон из паутины вокруг своих жертв.
Моих друзей постигла та же участь. Ругаясь и изворачиваясь, они пытались порвать противные зеленые путы, но ничего не выходило. И только Маха свободно стояла, опустив шин, и не зная, что предпринять.
Внезапно, как по команде, скандирование прекратилось и стало оглушающе тихо. Только негромкий мат связанных Призванных нарушал безмолвие. Самый крупный болотный житель с огромной кочкой на голове высунул длиннющую тонкую лягушачью лапу из болота, сделал шаг на площадку и бухнулся ниц перед Машкой.
 
Однако! Мы, как один, приподняли бровь в недоумении, глядя на такой пассаж. А дальше он пополз! К Махе! А все остальные кикиморы глубоко склонились. Подруга обвела нас беспомощным взглядом.
— Маха, держи марку, — прошипел Паха, стоящий к ней ближе всех. — Это ведь они тебе кланяются!
Между тем, кочкоголовый не дополз до Марии каких-то десять шагов, замер, и, не поднимая головы, гнусаво заголосил:
— О, Непобедимая Кикима! Ты, наконец, услышала наши молитвы, и пришла к своим детям избавить их от великой напасти! Приветствуем тебя!
Повисла тишина. Я всячески сигнализировала подруге, что неплохо бы и речь толкнуть, раз уж ее так удачно приняли за неведомую Кикиму, а то состояние спеленутости уже начинало нервировать.
Маха, откашлявшись, вошла в роль и громко произнесла:
— Приветствую вас, дети мои!
Над болотом пронесся восхищенных вздох.
— Как тебя называть, сын мой? — продолжила общение Маха, обращаясь к лежащему перед ней существу.
Кто они вообще такие? Кикиморы?
— Называй меня Болг, моя госпожа.
— Встань, Болг.
Кикимор проворно поднялся и, указав на нас рукой спросил:
— Эти ничтожества посмели поднять на тебя оружие. Ты сама расправишься с ними или прикажешь это сделать нам?
Все. Допрыгались мы. Местные подумали, что это мы на Кикиму покушались, когда мечи обнажили. Одна надежда на Машку. И подруга не подвела:
— Они не поднимали на меня оружие, а испугались вас и защищали меня. Это…ммм…мои рабы! Развяжите их. Они мне нужны.
Болг тут же щелкнул длинными пальцами, и наши оковы спали, уползая обратно в болото. Прекрасно! Мы немного размяли затекшее тело и встали позади Махи.
— Спроси, что им надо, — сквозь зубы подсказал Реган.
— Что у вас стряслось, дети мои? — поинтересовалась Маха.
Болг удивленно на нее посмотрел:
— Наше болото замерзает, моя Госпожа. Его дальняя часть уже непригодна для жизни, и холод распространяется все дальше. Разве это не ты наслала на нас это несчастье за наши грехи?
— Конечно, я, кто еще! Вы себя очень плохо вели! — Маха импровизировала на ходу. — Пришлось подбавить холодку, чтоб вы подумали над своим поведением. А сейчас то вы от меня чего хотите?
— Раз ты здесь, значит, простила нас, — кикимор с надеждой посмотрел на подругу, а затем снова пал ниц. –Мы исправно приносили тебе жертвы. Три сотни гугух! Сами недоедали, лишь бы тебя умилостивить. Пощади, убери холод!
Кикиморы склонились еще ниже, практически распластавшись друг на друге. Можно было спокойно обойти все болото по их спинам, даже не намочив обувь.
Вот мы попали. Каких-то гугух приносили торфяной статуе , а спасать должны мы.
Пока никто не видит, Маха обернулась к нам и жестами спросила, мол, что делать-то?
— Соглашайся, — с общего одобрения шепнул Альрик.
Сейчас мы отсюда чисто физически выбраться не сможем. Все кочки оказались живыми, и ждали ответа.
Машка обернулась к своим детям и громко произнесла:
— Хорошо. Я подумаю, прощать ли вас. Что-то я запамятовала, где устроила основной холод. Проведите меня и моих рабов туда.
— Ки! Ки! Ма! — радостно взревели кикиморы, и развели бурную деятельность.
Местные отхлынули от площадки в стороны, освобождая место. Откуда ни возьмись, достаточно проворно передвигаясь по воде к нам подкатила колесница. Почти. Десять рослых кикиморов держали на плечах широкие носилки, сделанные из двух крепких жердей, между которых плотным слоем была туго натянута уже известная нам неубиваемая ряска. Поверх нее для мягкости накидали гору мха. Хорошо хоть сухого. Но для всех нас эти носилки явно маловаты.