Лукреция с Воробьевых гор
Не потому, что уже тогда думала о кратковременности наших отношений и не хотела связывать себя так серьезно, но потому, что знала — хоть Толян и носит на груди большой серебряный крест и в его машине есть иконка Святителя Николая, он не слишком верующий, не знает ни одной молитвы до конца, о молитвенном правиле и вообще ничего не слышал, Евангелие, тем более святоотеческую литературу не читал…
И устраивать комедию на таком пустом месте я не желала, хотя Толя чуть ли не на коленях ползал передо мною, уверяя, что все время какую-то сумму жертвует на храмы и по большим праздникам посещает богослужения, что все его друзья в обязательном порядке венчаются в церкви. Но я была непреклонна.
Когда-то мы с Игорем поговаривали о том, чтобы обвенчаться, и это было для меня естественно — во-первых, Игоря интересовали духовные вопросы, во-вторых, я тогда была уверена, что с ним-то мы никогда не расстанемся…
Но раз уж с Игорем у нас дело не дошло до хождения вокруг аналоя, то с Толей, к которому у меня не было такой глубокой сердечной привязанности, об этом нечего было и помышлять.
Толяну удалось добиться от меня обещания, что, если три года мы с ним проживем без сучка без задоринки, тогда мы все-таки поженимся церковным браком. На этом и порешили.
За месяц до свадьбы мы перебрались с Красной Пресни на Гончарова.
Переезд, как и все в нашей последующей жизни с Карасем, оказался для меня полной неожиданностью. Просто в один прекрасный день Толя сказал:
— Мать, упаковывай вещички, через час мы должны быть на Гончарова.
Вот так, через час, не больше и не меньше. Спорить было бесполезно. Слава богу, при мне были лишь мои носильные вещи, которые я успела забрать из своей прежней квартиры, да собрание сочинений религиозного философа Ильина, недавно приобретенное на книжной ярмарке.
— Но там ведь голые стены… — только беспомощно возразила я.
— Будь спок, — ответствовал Толя, и я решила, что мне и в самом деле следует беспрекословно выполнять наше соглашение и не задавать лишних вопросов.
…Квартира на Гончарова преобразилась до неузнаваемости. Чистая, светлая, с фосфоресцирующими моющимися обоями, с огромными хрустальными люстрами, с цветами, стоящими в огромных количествах на подоконниках, — Толя, как выяснилось, все-таки время от времени наведывался сюда по моей просьбе и не только добросовестно поливал цветы, но и приумножил растительное богатство, — с изумительной голубой кафельной ванной, таким же туалетом, новенькой электроплитой… Не успела я налюбоваться всей этой роскошью, как в дверь позвонили — незнакомо, по-птичьи зачирикал новенький звонок — и в дом внесли мебель…
Кто видел недавно появившуюся рекламу мебельного салона «Руслан», тот может легко представить меня в роли оторопевшей, разинувшей рот Людмилы, мимо которой работники салона в фирменной одежде проносят и проносят мебель… Думаю, я тоже застыла с открытым ртом, наблюдая, как в квартиру вплывают вещи, как разрозненные детали и части на моих глазах превращаются в роскошную итальянскую стенку. Гигантская софа, на которой могло поместиться многодетное семейство, обитая шелком с тисненым рисунком, изящные кресла, тумбочки с подсветкой, стол, стулья, еще две кровати, шифоньер, потрясающая бледно-салатовая кухонная стенка с нарисованными на дверцах елочками — и все это в мгновение ока собирается, свинчивается, устанавливается в нашем доме, — так что не успела я захлопнуть рот, как комнаты приняли жилой вид и мы уже развешивали вещи в очаровательной, сделанной под старину прихожей.
Я все-таки женщина — я бросилась Толе на шею с радостным смехом.
Потом, сообразив, что квартира у нас полностью укомплектована, но не на чем есть и не из чего пить, мы поехали покупать посуду, хозяйственные принадлежности, стиральную машину, кухонный комбайн, утюг, — Толя только успевал вытаскивать из портмоне деньги… Порошки, пасты, мыло, щетки, ведра, коврики, термометр и прочее, прочее… Единственное, чего еще не было в нашем новом жилище, — это книг (кроме Ильина), тогда как с Игорем мы начинали жить именно с собирания библиотеки…
Водитель такси помог нам втащить все покупки в дом, и Толя, оставив меня разбираться с ними, отправился на рынок за продуктами.
Я тут же позвонила Асе — правда, предварительно заручившись разрешением Толи — и пригласила ее на новоселье. Я уже усвоила кое-какие его манеры и сказала подруге, чтобы они с Артурчиком приехали немедленно на такси, за которое я заплачу. Ася, услышав мой счастливый голос, неохотно ответила, что Артурчик на работе и что, если мне срочно потребовались гости, она готова притащить Агафона, чему я, не зная наперед Толиной реакции, воспротивилась, — и Ася в конце концов приехала одна.
— Что это? — воскликнула она, отразившись во всех зеркалах нашей шикарной прихожей. — Бог мой! Неужели ты здесь будешь жить? Да это же Версаль какой-то!
И в самом деле, паркет сверкал, как во дворце, люстры блестели всеми своими гранями и подвесками… У меня пока не было лишних домашних тапочек, и я разрешила Асе не разуваться.
Ася робко побродила по комнатам, ахая и охая, озираясь, как в лесу, а на кухне, ослепленная кухонным комбайном, о котором сама мечтала, признала скрепя сердце, что, возможно, я все-таки сделала правильный выбор.
— Может, твой Толян не так плох, как кажется, — сказала она. — Нет, надо отдать ему должное, он позаботился о тебе по-настоящему… Но это все стоит таких безумных денег! Откуда он их берет? Что у него, печатный станок, что ли?..
Тут мы услышали говор в прихожей: это вернулся Толя. Он был не один. Его лучшего друга Антона я уже как-то видела мельком — он навещал нас на Красной Пресне. Помню, меня поразили тогда глаза Антона. В них не было той пустоты, о которой грозно предупреждал меня Игорь, — в них было нечто худшее… Это выражение глаз… В них была спокойная, глубокая обреченность. Сознание этой обреченности сквозило иногда и в лице Толи. Позже я приметила, что такое выражение глаз свойственно многим его друзьям.
Вместе с Антоном приехала его жена Каролина, о красоте которой я уже была наслышана, но сейчас, при первом взгляде, она буквально сразила меня — высокая, с глазами цвета крыжовника, большим бледным ртом, матовой кожей, русоволосая… Я даже не заметила, что вся эта троица вошла с головы до ног навьюченная продуктами, одеялами, стопками постельного белья, магнитофоном, цветами…
Каролина, не церемонясь, протянула мне руку:
— Будем, наконец, знакомы, очень приятно!
— Лариса, Ася, — представились мы с моей подругой.
Каролина прошла в гостиную с цветами в руках, огляделась в поисках вазы…
— А вот этого у нас еще нет, — смущенно сказала я.
— Ерунда, любой сосуд подойдет, хоть чайник, — проворковала Каролина. И вдруг радостно, не просто радостно, а в каком-то детском восторге вскрикнула: — Ой, что это!
Я проследила за ее взглядом: Каролина смотрела на стопку книг Ильина, лежавшую в кресле. Она присела перед книгами на корточки, провела пальцем по корешкам и повернула ко мне сияющее лицо:
— Неужели это твое? Ну конечно, не Толяна же! О, как я рада! Мне наконец нашлось с кем подружиться! Лариса, ты правда читаешь такие книги? Как замечательно! Что ты заканчивала?
Она засыпала меня вопросами, а я отвечала на них, не понимая ее восторга (потом-то я все поняла!).
— Антон, слышишь, Антон, — крикнула Каролина мужу, — Лариса, она такая же, как и я! А ты говорил, что я — нонсенс! Нонсенс среди ваших жен! А вот и нет! Вот и не нонсенс!..
— Девочки, мы голодны, — сдержанно произнес Антон, и с лица Каролины слетело выражение блаженного счастья.
— Сейчас, сейчас, — озабоченно сказала она. — Конечно. Ася, Ларочка, вы мне поможете?
На кухне она снова сказала мне:
— О, как я рада!
— Чему вы так радуетесь? — снисходительно удивилась Ася. — Подумаешь, Ильин… У нас на факультете все его читали еще в ксероксе…
— Ой, девочки, какие вы счастливые! Неужели у вас там все были такие… читающие…