Лукреция с Воробьевых гор

— Мне-то зачем? У меня Володька ангел и свекровь херувим… И вообще, речь идет не обо мне, а о тебе…
— Слушай, Люсьена, — перебила ее я, — а ты не вызвала, не дай бог, наших родителей, чтобы и они меня вразумляли?
— Понадобится — вызову, — пригрозила Люся. — Но я думаю, ты не настолько сумасшедшая… Конечно, Полину больше всего трясет от мысли, что у тебя все права на жилплощадь. Она мне пыталась внушить, что у тебя таких прав нет. Ну это черта лысого! Я уже проконсультировалась с юристом — если они не согласятся на добровольный размен, существует процедура принудительного. Но тогда вам достанутся две комнатки в коммуналке, а зачем тебе это нужно? Внемли мне, Лара, помирись с мужем, пока у тебя нет лучшего варианта, «плюнь да поцелуй ему ручку», как говаривал Савельич из «Капитанской дочки»… Моя речь произвела на тебя впечатление?
— Небывалое, — равнодушно сказала я.
Люся пронзила меня острым взглядом:
— Ой, смотри, сестрица, ведь в конечном итоге я всегда оказываюсь права… Так что делай, как я говорю…
…Радиус действия комитета по спасению нашего брака увеличивался, вписывая в окружность все большее количество людей, являвшихся ко мне с увещеваниями. Поочередно пришли Полина Сергеевна, затем Варвара Сергеевна, потом с озабоченным лицом забежал Саша Филиппов, вообще у нас никакого авторитета не имевший, но посчитавший своим долгом сказать мне, что жена обязана все терпеть от мужа… Зато Игорь был нем как рыба.
Он приходил переночевать, раскладывал на кухне раскладушку с физиономией человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. И не единым звуком, ни единым жестом не давал мне понять, что ему известно условие сохранения нашего брака — его устройство на работу, которое гарантировали мне обе Сергеевны. Наверное, он ожидал от меня первого шага, надеялся, что я раскаюсь, струшу… Но я тоже научилась молчать. Через несколько дней после нашей ссоры я положила на кухонный стол записку с предложением завтра же подать на развод; Игорь черкнул на ней сверху как резолюцию: «Завтра праздник, Прощеное воскресенье. Послезавтра». Я подозревала, что он целыми днями где-то пропадает не из-за нашей ссоры, а из-за недавней угрозы по телефону…
А в Прощеное воскресенье, к моему огромному удивлению, явился Толя Карасев.
Я уже давно выбросила из головы наш разговор и совершенно не ожидала его увидеть.
Толя пришел рано утром, когда мой муж, независимо насвистывая, собирал свою раскладушку.
Не дожидаясь приглашения, Толя прошел на кухню, поприветствовал Игоря, помог ему справиться со спальной конструкцией — что-то там постоянно заедало, — а потом обратился ко мне:
— Ну, вижу, все на мази, раз в ход пошла раскладушка. И у меня, рыжая, все на мази.
— Представьтесь, пожалуйста, — запихнув раскладушку на антресоли, церемонно произнес Игорь.
— Анатолий Карасев, мы как-то виделись в общежитии, — напомнил ему Толя. — Я друг вашей бывшей жены, друг детства…
— Мы еще не разведены, — сказала я Толе.
— Ну, это не за горами, — отмахнулся Толя и вложил мне в руку что-то завернутое в бумажку. — Держи, рыжая!
— Что это значит? — подал голос Игорь.
— Это значит, что я купил вашей бывшей жене квартиру, ключи от которой только что ей вручил.
Я развернула бумажку. Там действительно были ключи.
— Это — шутка? — побледнев, спросил Игорь.
— В той среде, где я вынужден вращаться, шутить не принято, — любезно возразил Толян. — Лара, адрес на бумажке.
Я взглянула на бумажку. На ней было написано: «Гончарова, 11, кв. 26».
Толя порылся в карманах и протянул мне еще одну связку ключей.
— Поезжай на Гончарова к двенадцати часам, — сказал он мне, — придут люди делать ремонт, впустишь их. А потом езжай ко мне на Краснопресненскую, поживи там, пока я буду в отъезде…
— Куда же вы уезжаете? — насмешливо осведомился Игорь, но я услышала в его голосе страшную растерянность.
— В командировку, — обращаясь ко мне, объяснил Толя. — Надо утрясти одно дело в Нижневартовске. Меня не будет несколько дней, думаю, к моему приезду ремонт будет закончен. Вот тебе деньги, — Толя положил на кухонный стол несколько купюр, — на такси и прочее. Вопросы есть?
 
— Да, у меня много вопросов, — встрял Игорь.
— Вопросов нет, — отрезал Толя и, наклонившись, чмокнул меня в щеку. — Пока!
Я уже хотела было запереть за Толяном дверь, но он вдруг передумал, вернулся к Игорю и сказал бесцветным голосом:
— Надеюсь, не надо напоминать о том, что ваша бывшая супруга теперь находится под моей защитой…
Сказав это, он окинул Игоря взглядом, в значении которого сомневаться не приходилось, и, круто развернувшись, ушел.
— Что это за шутки? — испуганно спросил Игорь после того, как за Толей захлопнулась дверь.
— В той среде, в которой вынужден вращаться Анатолий, шутить не принято, — холодно отозвалась я.
Есть женщины, которые обожают жалких мужчин. Их хлебом не корми, дай только утешать подобных типов, нытиков, недовольных своей судьбой и окружающими людьми. Например, Оксана. В пору наших доверительных отношений она любила мне рассказывать о своем могущественном любовнике, пристроившем ее в нашу газету, что на экране телевизора он здорово выглядит, а на самом деле — несчастное существо, втянутое в политические игры другими, еще более могущественными людьми, с которыми он повязан круговой порукой и от которых зависит. Он, дескать, и рад был бы исправить двусмысленность отношений с Оксаной, жениться на ней, любимой, но по законам круга, к которому этот тип уже принадлежал, нельзя было развестись с женой и бросить двоих детей — это нанесло бы непоправимый ущерб его карьере. И Оксанин любовник бесконечно жаловался ей на свою участь, на судьбу человека, обреченного всегда быть на виду, а она почему-то с состраданием ему внимала. Я же думала, что ему выгодно было выступать перед ней в роли жертвы, потому что хотелось, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Но я не принадлежу к этому типу женщин. Для меня несчастных, обиженных коварной судьбой мужчин не существует. И мне просто не приходила прежде в голову мысль, что Игорь может превратиться в одного из тех, кому нужна не столько жена, сколько сестра милосердия.
А сейчас я видела перед собой именно такого человека — жалкого, сломленного, растерянного. Возможно, если бы Игорь до появления Толяна заговорил со мной таким робким и покорным тоном и повел себя как побитая собака, я бы откликнулась, поверив в то, что он наконец осознал свою вину передо мной. Но сейчас я видела лишь одно: он смертельно напуган. Он пытается удержать меня, потому что наконец осознал — все зашло слишком далеко, но вместе с тем опасается мести со стороны Толяна. Теперь как бы повторилась ситуация с Мариной Полетаевой, из-за спины которой неожиданно для Игоря вынырнули друзья ее мужа.
Тихо, кротко Игорь спросил меня, известно ли мне, чем занимается мой друг детства и в какие он ездит командировки.
— Зачем тебе это? — спросила его я в свою очередь.
— Я должен знать, в чьи руки передаю свою жену.
— Я не вещь, чтобы меня передавали в чьи-то руки…
— Лариса, неужели ты не видишь, что это за человек? — не унимался Игорь. — У него на пальце здоровенный золотой перстень… А что это за жест с ключами от квартиры? Неужели тебе не страшно? Неужели ты ничего еще не слышала об этих людях, стриженных ежиком, с бычьими шеями, похожих друг на друга?.. А эти пустые глаза?.. Он наверняка принадлежит к этой новой генерации людей, занимающихся нечестным бизнесом… Да и когда вы с ним успели договориться? Вы встречались за моей спиной? Ты изменила мне?..
Голос Игоря, не теряя проникновенности, набирал силу и напитывался уверенностью, как будто он и в самом деле имел благородную цель — защитить меня от безумного поступка. Но я ему уже не верила. Я знала, что он мастер произносить монологи, по этой части ему нет равных. Он защищает сейчас не меня, а снова, в который раз, самого себя… Рука моя сжимала ключи; у меня и мысли не было о том, что я поеду сейчас смотреть свою квартиру, я просто помнила, что обещала Толяну впустить в нее мастеров, которые должны сделать ему ремонт. Не сказав Игорю ни слова, я оделась и спустилась на улицу ловить такси.