Преследуя Аделайн (ЛП)

— Да.
На этот раз я отворачиваюсь.
— Это предполагает услышать о том, чем я зарабатываю на жизнь. То есть убиваю людей.
Она издала дрожащий вздох, но вместо того, чтобы отступить, как я ожидал, она кивнула головой.
— Хорошо.
Это единственное слово, состоящее всего из семи букв, значило для меня больше, чем она могла себе представить.
— Тебе не понравится то, что ты услышишь, — возражаю я, и впервые мне кажется, что я ищу предлог, чтобы не говорить ей. Я всегда был честен с ней, но сейчас не думаю, что смогу выдержать ее злобный отказ.
— Может, и нет, — уступает она. — Но раньше ты говорил, что спасаешь женщин и детей. Разве это не правда?
Я пригвоздил ее взглядом, показывая, насколько я серьезен.
— Это то, чем я занимаюсь. Все, что я тебе рассказала, — стопроцентная правда. Я просто не вдавался в подробности о том, что я делаю, когда поймаю их.
— Пытаешь их, — легко догадывается она. Те четверо политиков раскрыли это.
Она делает паузу, ее карамельные глаза буравят меня. Она рассеянно пожевывает губу, похоже, что-то обдумывая. Что бы она ни решила, она слегка кивает головой.
Мне очень любопытно узнать, что происходит в ее голове.
— Скажи мне, — говорит она, ее тон тверд и непреклонен. — Я хочу знать все… о тебе. — Она заканчивает свое предложение, сморщив нос, как будто думает, что никогда не произнесет эти слова. Это вызывает небольшую ухмылку на моем лице.
— Ты имеешь в виду, кроме того, каково это — иметь мой член во всех дырочках своего тела?
Она насмехается, ее щеки окрашивает красивый румянец.
— Нет, — огрызается она.
— Пока, — обещаю я. Я еще не брал ее в задницу, но я полностью намерен это сделать. Скоро.
— Зед, соберись, — шипит она. Но ее сжатые бедра и выпученные глаза не остаются незамеченными.
Я отвожу взгляд в сторону и смотрю на залив, сосредоточившись на чем-то обыденном, несмотря на то, как прекрасна вода, искрящаяся под лучами солнца.
Все обыденно, когда рядом Адди.
К обрыву ведет небольшая чаща деревьев, кривые ветви которых лишены листьев и тянутся к небу, словно умоляя снова обрести жизнь. Они умирают, и это имитирует то, что я сейчас чувствую внутри.
— Я нацеливаюсь на конкретных людей. Политики. Знаменитости. Бизнесмены. Люди, занимающие властные позиции или имеющие деньги. И даже люди, которые находятся на самом низком уровне и готовы на все, чтобы выжить. В конце концов, не имеет значения, кем они работают и сколько у них денег, потому что все они одинаковы. Они — торговцы человеческим телом. На протяжении многих лет я выслеживаю педофильские группировки и ликвидирую их. Спасаю девочек и детей и либо возвращаю их в семью, либо отправляю в безопасное, нераскрытое место, где они могут прожить остаток жизни в комфорте. Но около девяти месяцев назад просочилась видеозапись садистского ритуала. Они приносили в жертву ребенка и пили его кровь. С тех пор просочилось еще несколько видео, включая одно прошлой ночью. — Я делаю паузу, сжимая челюсть и пытаясь вернуть самообладание, которое начинает ускользать из моих пальцев.
Глубоко вздохнув, я продолжаю.
— Я уже говорил тебе, что на первом видео был Марк, поэтому я выбрал его и еще троих мужчин, которых убил. Все четверо проводили ритуал. В ночь, когда я убил Марка, он раскрыл мне место, и я отправился туда вчера, чтобы завоевать доверие и получить приглашение в подземелье. Они пили из тех же кубков, которые используют в ритуале.
Я делаю паузу, почти ослепнув от ярости:
— Я думаю, что это видео было снято вчера вечером, и эти кубки были полны крови от жертвоприношения, которое они совершили, пока я там был.
Кофейная чашка ударяется о металлический стол и едва не опрокидывается, когда Адди пытается поставить ее на место. Ее рука сильно дрожит, и кажется, что кусок керамики откололся.
— Что за черт, — вздыхает она, ее глаза расширены от шока и отвращения. Но они не отрываются от меня, пока она говорит: — Зед, ты не мог знать, что это произойдет. Ты не можешь винить себя за это.
Я сжимаю зубы, чтобы не выпустить рычание, угрожающее завладеть моим лицом, мышцы в моей челюсти грозят лопнуть.
 
— Ни хрена я не могу, — огрызаюсь я.
Она вздрагивает, ее лицо смягчается.
— Я не для того построил Z и стал тем, кто я есть сегодня, чтобы позволить принести в жертву ребенка прямо рядом со мной. И смотреть, как больные ублюдки пьют их кровь, как чертову воду.
В ее глазах появляются слезы, но она молчит, пока я пытаюсь успокоить себя.
— Я посвятил почти шесть лет искоренению торговли людьми. Сиэтл — самое подходящее место для педофильских сетей, но на самом деле они повсюду. И я планирую уничтожить их все. Или столько, сколько смогу, пока эта жизнь не уничтожит меня.
Адди молчит. Она смотрит в свой почти закончившийся кофе, словно это шар с восьмеркой, который даст ей любой ответ, который она ищет. Звук печи включается, заполняя статичную тишину.
Через несколько мгновений она поднимает на меня глаза, на ее веснушчатом лице появляется нечитаемое выражение.
— Почему? — шепчет она. — Почему ты решил подвергнуть свою жизнь опасности, выследить этих людей и убить их? Почему ты решил сделать это?
В ее тоне нет осуждения, но есть потребность понять. Но я не уверен, что мой ответ поможет ей понять то, о чем она просит.
— Потому что я хочу этого, детка.
Она удивленно вскидывает брови, не ожидая моего ответа.
— Ты ждешь, что я назову тебе настоящую причину, почему я выбрал этот путь в жизни. Может быть, у меня была сестра или мать, которую похитили и продали. Может быть, похитили меня. Но ничего этого нет. Когда я узнал о торговле людьми и глубинах ее разврата, меня передернуло. И у меня есть возможность что-то с этим сделать, что я и делаю. Я спасаю невинных людей, потому что хочу этого. И я пытаю и убиваю плохих, потому что я этого хочу.
Ее глаза расширяются от удивления, когда я приближаюсь к ней. Она не отступает от меня, но я вижу, как напряжение накатывает на ее плечи, словно грозовые тучи, разбухшие от дождя.
Я хватаю ее за шею и притягиваю к себе. Она спотыкается, упираясь руками в мою грудь. Ее дыхание участилось, короткие маленькие вдохи вырываются через опухшие, покрытые синяками губы.
Я наклоняюсь ближе, чтобы убедиться, что ее глаза смотрят в мои, и говорю:
— И причина, по которой я преследую тебя, маленькая мышка, в том, что я этого хочу. Все, что я делаю в жизни, — это мой выбор. Я выбираю свою мораль. Я выбираю тех, кого стоит спасти, и тех, кого стоит убить. И я выбираю тебя. Если ты ожидаешь трагической истории, ты ее не получишь. Мои родители были невероятными людьми, которые любили меня и поддерживали. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было семнадцать. Дороги были ужасные, и они слетели с обрыва. Я жил с лучшим другом моего отца — моим крестным отцом — в течение года, после чего поступил в колледж на факультет информатики и начал свою карьеру хакера. Смерть моих родителей была душераздирающей, но это был несчастный случай. Кроме их потери, со мной никогда не происходило ничего плохого, что могло бы заставить меня зарабатывать на жизнь убийством злых людей. Я делаю свой собственный выбор в жизни, Адди. Вот и все.
Она сглотнула, ее глаза метались между моими. Медленно она поднимает руку и проводит пальцем по шраму, идущему вдоль моего глаза. Я сжимаю челюсть, наслаждаясь огнем, который оставляют ее пальцы.
Несмотря на серьезность разговора, мой член в джинсах становится твердым как сталь. У меня возникает искушение расстегнуть молнию, перегнуть ее через перила и взять ее прямо здесь.
Но я знаю, что мы оба уже невероятно измучены, и я рухну обратно в темное пространство головы, как только выскользну из нее.
Адди этого не заслуживает. Она не заслуживает того, чтобы ее тело использовали, чтобы я мог убежать от своих демонов.
— А твои шрамы?
— В первый раз, когда я проник в Кольцо. Один из главарей был грубияном и знал толк в ножевом бою. Он хорошо меня порезал. И это был тот урок, который мне был необходим, чтобы научиться защищаться и драться правильно. С тех пор ни один мужчина и близко не подходил ко мне. Я ношу эти шрамы с гордостью, потому что в конце концов я победил, и все невинные в том здании ушли домой целыми и невредимыми.