Преследуя Аделайн (ЛП)

— Успокойся, милая, маленькая мышка. Я просто имел в виду эту комнату.
Она расслабляется, ее плечи опускаются на дюйм.
Само собой разумеется, что все гости должны оставаться в бальном зале. Но если бы я придерживался правил и законов, я бы не был там, где сейчас нахожусь.
В доме сенатора с девушкой, которая не должна хотеть меня.
Я хватаю ее за руку, наслаждаясь ощущением ее кожи на своей, пока веду ее из комнаты. Я жду, пока все взгляды не отвернутся от нас, и проскальзываю в дверь и выхожу в большой коридор.
Сейчас самое время обыскать дом, посмотреть, что я могу обнаружить в безопасном месте педофила. Но из эгоистических побуждений я хочу немного ослабить нарастающее напряжение, нахлынувшее на плечи Адди.
Пока что она ведет себя просто потрясающе. Несмотря на очевидные нервы, ей удалось заставить влюбиться в себя каждого человека в этой комнате. Если уж на то пошло, ее застенчивая, невинная манера поведения и обходительные слова — это ежедневная доза таблеток, которые эти люди принимают по рецепту, чтобы оставаться в здравом уме.
Она меня в равной степени впечатляет и возмущает. Потому что все, что этой женщине удалось сделать, это заставить этих людей захотеть увидеть ее снова. А это последнее, чего мы оба хотим.
Я достаю свой телефон и быстро отправляю сообщение Джею, прося его позаботиться о камерах наблюдения. Я заметил десятки, только у входа в бальный зал, и я уверен, что у Марка есть команда, которая активно следит за тем, чтобы никто не делал того, что мы делаем сейчас.
Марк немедленно получит сигнал тревоги, и нас поймают еще до того, как мы получим шанс повеселиться.
Джей подтверждает, что камеры установлены, и мы с Адди уходим. Ее каблуки щелкают по кафельному полу, пока мы пробираемся по лабиринту коридоров и комнат.
Время от времени я открываю двери и заглядываю внутрь, но ничего интересного не нахожу. Это происходит до тех пор, пока мы не оказываемся где-то достаточно далеко, чтобы шум из бального зала больше не проникал сквозь стены.
В конце другого коридора находятся широкие двойные двери, вишневое дерево выделяется на фоне стен цвета шампанского.
Я направляюсь к дверям, Адди едва поспевает за мной.
— Зед, мы не должны красться. У нас будут неприятности, — умоляет она, оглядываясь, как будто кто-то идет за ней по пятам. Она говорит это уже в пятый раз с тех пор, как мы покинули бальный зал, но ее глаза расширены от волнения.
Она не обманывает меня, когда показывает свое возбуждение. Она напугана. Нервничает. И от этого чувства ее киска становится влажной.
Девушка возбуждается от страха. В тот момент, когда я понял, что ее возбуждает ужас, который я внушаю ей, у меня не было ни единого шанса отпустить ее. Она была создана для меня.
— Шшш, детка, — шепчу я, заглушая ее слабые протесты. Ее рот звучно закрывается, и на этот раз я не пытаюсь сдержать улыбку.
Слишком легко.
Я осторожно открываю двери и просовываю голову внутрь, чтобы осмотреться. Моим глазам требуется мгновение, чтобы адаптироваться, но моя улыбка расширяется, когда я хорошо вижу затемненную комнату.
Я оглядываюсь на Адди, позволяя ей увидеть мою ехидную ухмылку. Ее глаза округляются, и на ее остром маленьком язычке зарождается очередной протест.
Затащив ее внутрь, я быстро закрыл за ней дверь и позволил ей осмотреть комнату, снова заставив ее замолчать.
Кинотеатр.
Десять рядов удобных красных кресел вдоль стен, а перед ними — массивный экран, боковые стороны которого загибаются к прилегающим стенам, чтобы заполнить периферийное зрение зрителя. Создается эффект, что вы находитесь внутри фильма, и я знаю, какой фильм нужно смотреть.
Я обращаю внимание на обитые стены и плотно закрывающиеся двери. Эта комната звуконепроницаема, и у меня почти слабые колени от того, насколько идеальной оказывается эта ночь.
— Зед, что бы ты ни планировал… — ее голос прерывается, когда я подхожу к проектору в задней части комнаты.
Там есть экран, на котором показаны элементы управления проектором, а также тысячи вариантов фильмов для просмотра. Некоторые из них еще даже не вышли в прокат.
 
Я выбираю последний фильм ужасов, который выйдет через пару месяцев. Это значит, что Адди его еще не видела, и впечатления будут совершенно новыми.
Надеюсь, он будет хорошим и произведет нужный эффект, которого я ищу.
— Зед, нам не стоит здесь находиться. — Говорит она, отступая к двери.
Я усмехаюсь.
— Всегда следуешь правилам, — замечаю я, возившись с кнопками на экране. — Скажи мне, маленькая мышка, ты близка со своим отцом?
Она фыркает.
— Почему ты вообще об этом спрашиваешь?
— Твой отец — адвокат, не так ли? Он следит за соблюдением правил. Я полагаю, что желание следовать правилам ты получила от него, нет?
Она насмехается:
— Нет. Я научилась этому не у него.
Я делаю паузу и оглядываюсь через плечо, одаривая ее лукавой улыбкой.
— Значит, у тебя проблемы с отцом?
— У меня нет проблем с отцом, — огрызается она. — То есть, на самом деле нет. Мой отец всегда как бы просто… был рядом. Моя мать была такой сильной, что он обычно исчезал на заднем плане. — Она заканчивает с еще одним придыханием, выглядя все более неловко.
— Ну, если ты не знала раньше, то теперь знаешь. — Говорю я, моя улыбка растет, когда я вижу, как на ее щеках появляется красивый румянец.
Ее глаза округляются, а рот опускается в шоке. Я хочу снова засунуть в нее свой член, только чтобы дать ему лучшее применение. Ее навыки в этой области очень отточены.
И мысль о том, как она совершенствовала эти навыки, на краткий миг делает меня убийцей.
— Ты хочешь сказать, что ты мой папа? — недоверчиво произносит она, возвращая мое внимание к себе.
— Именно так, детка. А ты моя хорошая маленькая девочка. — Промурлыкал я, проводя языком по нижней губе и глядя на нее как… черт. Какие вещи я хочу сделать с этой женщиной. Вещи, которые показали бы ей, насколько безумным я могу быть.
— Я не такая. — Шипит она, хотя протест ее слаб.
Оставив на время фильм, я иду к ней, наслаждаясь тем, как она отшатывается от меня и врезается в стену. Если бы у нее была сила, она бы сожгла меня дотла от жара своего взгляда. Хорошо, что она еще не осознает, какой силой обладает на самом деле.
Я не прекращаю преследовать ее, пока мое тело не прижимается к ее телу, наслаждаясь ощущением ее сосков, прорезающих тонкое платье.
Наблюдать за тем, как она стояла передо мной на коленях, сосала мой член так, словно от этого зависела ее жизнь, но при этом была чертовски зла — самое великолепное зрелище, которое я когда-либо видел.
В тот момент она хотела вернуть свою власть, и я был более чем счастлив показать ей, что она никогда ее не теряла. Эта прекрасная женщина держит мою жизнь на ладони, она просто не способна видеть это таким образом.
Единственный, кто действительно в опасности — это я.
— Нет? — шепчу я. Я наклоняю ее подбородок вверх, мягко касаясь губами ее губ. От резкого вдоха мой член упирается в брюки. — Если бы ты была моей маленькой девочкой, я бы боготворил каждый дюйм твоего тела до тех пор, пока наши души будут привязаны к этой земле. Мой язык не оставит нетронутой ни одну твою часть. — Я покусываю ее нижнюю губу, вырывая хныканье из ее горла. — Неиспробованная, — бормочу я, мой язык выныривает и скользит вдоль шва ее губ.
Моя рука скользит вверх, чтобы обхватить ее изящное горло, и я не могу сдержать глубокий рык. Мои пальцы почти полностью обхватывают ее шею.
Я мог бы сломать ее так легко. Убить ее. Оставить свой след языком и зубами.
— Если бы ты была моей маленькой девочкой, — дышу я, желание становится опасно высоким. — Твоя сладкая маленькая киска была бы так полна мной, ты забыла бы, что значит чувствовать пустоту. Я был бы внутри тебя так глубоко, что тебе пришлось бы вырезать меня.
Затем я обнажаю зубы, сжимая ее горло, пока ее лицо не розовеет, пораженное мыслью о том, что она пытается сделать что-то настолько бесполезное.