Рассказы (ЛП)

За завтраком всё было в порядке.
Эд проснулся первым, принял душ и побрился; ко времени, когда на кухню спустились проснувшиеся Барбара и Лиза, он уже сделал апельсиновый сок и принялся за яичницу. Барбара довольно улыбнулась и чмокнула его в щеку, а Лиза быстро обняла, прежде чем сесть за стол и выудить из газеты развлекательную страничку.
Было здорово вот так проводить время с семьёй, и в такие моменты у него почти получалось убедить себя, что важно именно это. Быть близкими друг другу. Быть вместе. Заботиться друг о друге. Он почти мог убедить себя, что секс, в конце концов, всего лишь незначительная часть жизни.
Почти.
Эд посмотрел на Барбару, которая пила сок глядя в окно. Она была так же красива, как и в день их свадьбы. Возможно, ещё красивее. Появилось несколько морщинок вокруг глаз, несколько лишних фунтов на бёдрах, но это был естественный результат жизненного опыта и он добавлял характера и женственности внешней красоте её юности. Ему сложно было разумно объяснить, но её красота стала более глубокой и настоящей, чем раньше.
Иногда это его беспокоило.
Его взгляд переместился на дочку, сидящую за столом напротив. Естественно, Лиза знала об аварии, но о его проблеме — нет и вряд ли когда-либо узнает. Он и Барбара долго это обсуждали, но так ничего и не решили. Как бы там ни было, основываясь на прошлом опыте, на том, как трудно было для каждого из них обсуждать со своим ребенком даже азы секса, Эд полагал, что его… физический недостаток они, скорее всего, не будут обсуждать никогда.
Об этом ей знать не нужно. В конце концов, он не был в курсе подробностей интимной жизни своих родителей и не думал, что должен что-то знать об этом. Некоторые вещи должны оставаться личными.
Лиза подняла глаза от газеты, поймала его взгляд и улыбнулась.
— Что, папочка?
— Ничего, — покачал он головой.
— Можно я поеду сегодня в школу с Китом и Еленой?
Эд посмотрел на неё с поддельной болью:
— Ты стыдишься меня, так ведь? Стыдишься своего бедного старого отца…
— Папа, перестань.
Он усмехнулся.
— Я не против, если мама разрешит.
— Мам?
— Конечно, дорогая, — рассеянно кивнула Барбара.
— Отлично!
Эд поддел лопаткой яйца со сковородки, выложил их на тарелку и подал Лизе.
— Впрочем, сегодня я вернусь пораньше. И если ты задержишься хоть на минуту, всё. До конца года будешь ездить со мной.
Лиза покачала головой:
— Ты с ума сошел.
— Эд, — сказала Барбара. — Ты носишься с ней как курица с яйцом.
Легкомысленный комментарий был всего лишь шуткой, но если Лиза вроде поняла несерьёзность его замечания, Барбара приняла всё за чистую монету. Эд нахмурился. В последнее время с ней частенько такое бывало: чего-то она недопонимала, не видела юмора там, где он подразумевался. С момента аварии он не изменился, но изменилась она, и это, кажется, разрушило возникшую между ними за двадцать лет гармонию. Он обнаружил, что высказывания, которые раньше она понимала, теперь приходилось объяснять.
Эд покачал головой. Может всё дело в нём. Может он слишком остро реагирует и выискивает в событиях смысл, которого в них просто нет.
— Я не ношусь с ней как курица с яйцом, — услышал он свой ответ.
Улыбнувшись, Барбара посмотрела на него, и неожиданно он почувствовал себя глупо.
— Я пошутила, — сказала она.
— Вот как. — Он повернулся к плите и разбил на сковородку ещё одно яйцо. Желток растёкся, и Эд смотрел, как желтизна разливается по белку щупальцами и ручейками, похожими почему-то на кровь.
Работник по техническому обслуживанию.
Уборщик.
«Работник по техническому обслуживанию» так официально называлась его должность, так она писалась в шапке годовых отчётов и на единственном листе его должностной инструкции, но ему больше нравилось слово «уборщик». Оно казалось более честным и настоящим, точнее описывало его непосредственные обязанности. Он не был уверен в том, что Барбара и Лиза предпочли бы этот термин, но Эд никогда их не спрашивал. И хотя они никогда этого не говорили и никоим образом не показывали, что чувствуют, у него было стойкое подозрение, от которого он никак не мог избавиться. Ему казалось, что жена и дочь немного стыдятся того, чем он занимается.
 
Эд испытывал легкое чувство вины из-за своей работы, несмотря на то, что он получал от неё удовольствие, и ему нравилось работать в школе и находиться среди детей. Очевидно, что эта ситуация должна была быть лишь промежуточной станцией; временным отрезком заполненным молодыми детьми на их пути вверх и пожилыми людьми на их пути вниз, а не способом зарабатывать на хлеб для среднеклассового, средневозрастного мужчины с женой и дочерью.
Но работа ему нравилась. Она была весёлой, не требовала грандиозных замыслов, поступков или усилий; обеспечивала безопасность, хорошую зарплату и безоблачную жизнь человеку его возраста и образования. Чего еще желать?
Перебирая связку ключей, он отыскал тот, что открывает склад обеспечения. Эд вошел в плохо освещенную подсобку; прошел мимо покрытого газетой стола в заднюю часть помещения к изогнутой полке, на которой хранились лампы дневного света. Вчера в художественном классе перегорел один из светильников, и из-за получившихся теней некоторым новичкам стало сложно различать близкие цветовые оттенки. После занятий и до конца смены времени зайти в класс не было, поэтому Эд пообещал учителю, что решит проблему этим утром, до начала уроков.
Эд нашел коробку с лампой нужного размера, вынес её в коридор, закрыл и запер за собой склад. Он повернулся и почти врезался в Кэти Эпштейн, одну из лучших подруг дочери и единственную, всё ещё жившую на их улице.
— Прости, Кэти, — сказал он. — Не заметил тебя.
Девушка посмотрела на него и её глаза расширились. Взгляд метался от груди к лицу и обратно.
— Где вы взяли этот свитер? — спросила она. Её голос, как ему показалось, был тонким, дрожащим и испуганным.
Он посмотрел на одежду, в которую был одет и увидел на себе свитер в красно-зелёную полоску. Где и когда купил этот свитер и почему решил надеть его этим утром, Эд вспомнить не мог. Он посмотрел на Кэти и пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он. — Наверное, жена купила его мне. А что?
Она ничего не ответила, лишь попятилась назад; её голова тряслась, лицо побледнело.
Эд нахмурился.
— Кэти? — спросил он. — С тобой всё в порядке?
Она подняла руку, чтобы остановить его расспросы и попыталась улыбнуться.
— Всё нормально, — ответила она, но он мог сказать что, судя по голосу, Кэти лжет. — Мне, эээ, нужно идти, мистер Уильямс. Увидимся позже.
Он посмотрел, как она пошла по коридору дальше, затем глянул на свой свитер. Это его она испугалась? В это верилось с трудом. Свитер? Он оттянул ткань, туго её натянув. Он даже не мог вспомнить, надевал ли его раньше, но свитер был ему к лицу и был удобным.
Эд пожал плечами, затем пошел по коридору в художественный класс.
Два
Лишь благополучно покинув коридор и заняв свое место на алгебре, Кэти Эпштейн вздохнула спокойно. Она сложила учебники в ящик под сиденьем и лишь тогда обнаружила, что у неё трясутся руки.
Что с ней не так?
Раньше её никогда так не пугали ночные кошмары; их детали, сохранившие свой ужас в реальном мире.
Но раньше у неё никогда не было кошмаров, вроде того что приснился ей прошлой ночью.
Даже сейчас, по рукам поползли мурашки, когда она подумала о нём. Во сне она пришла на вечеринку в доме Лизы. Кэти уверенно прошла по дорожке, открыла дверь и вошла в дом. Вечеринка внутри была в полном разгаре. Но из мебели в доме не было ничего, кроме уродливого стола заставленного самой разной посудой для питья: дорогой хрусталь, обычные стаканы, пустые баночки из-под желе. В гостиной она никого не узнала, поэтому прошла сквозь толпу тусовщиков в другую комнату, потом дальше и ещё дальше. Дом был больше, чем следовало, и Кэти продолжала идти, пока количество гостей не уменьшилось. Наконец она оказалась в маленькой белой комнате, где за компьютером сидела Лиза.