Викинг. Во власти огня (СИ)

Просто, может, если бы это рассказал кто-то другой, то сделал бы не так грубо и жестоко, как сделал это я.
Правда жизни редко бывала приятной.
Особенно о таких вещах.
Но сколько бы Лизе ни пришлось пережить здесь, а ее сердце не стало жестче к чужой боли.
Она была сильная даже в этом.
Даже в этом упрямая и несгибаемая.
Даже в этом восхитительная.
Несмотря на целый воз собственных проблем и глобальную безвыходную ситуацию, она снова не думала о себе. Ни капли.
И я не знал, хотел ли покачать сокрушенно головой и выругаться. Или восхищенно выдохнуть ее несгибаемой слишком отзывчивой натуре.
— Жизнь никогда ее не научит, — только пробормотал я себе под нос, почти допив водку с прошлого раза, пока слушал, как девчонка рыдает, закрывшись в ванной.
Это был не просто плач.
Душераздирающий вой человека, который заставлял себя насильно смириться.
Который рвал свою душу на части, чтобы умереть и возродиться.
Я видел, что даже один из парней, которые приносят ужин и затем забирают подносы, замер в коридоре, прислушиваясь к рыданиям Лизы. И поморщился, видимо, оттого, что искренне переживал за нее.
А я пока не знал, как реагировать на то, что викинги прониклись к девушке и теперь, кажется, были готовы стоять за нее горой, словно за свою, несмотря даже на то, что она сбежала и покалечила одного из них.
Первым порывом было пойти за ней и успокоить.
Почему я не сделал этого, а продолжил сидеть в кабинете, плюнув на кровь и допивая водку?
Знал, что в такие моменты лучше быть одному. Не трогать.
Дать этой боли и осознанию беспомощности заполнить тебя всего и спалить дотла изнутри. Позволить себе захлебнуться в горечи и умереть.
Спалить все краски радости и счастья, чтобы мир стал черно-белым.
Жестоким, но настоящим.
Такой, каким он был, без прикрас.
Лиза была сильной, и я знал, что она выйдет из ванной уже другой.
Несломленной, но сильной.
Если она захочет, то научится разукрашивать свой мир заново.
Не сразу, постепенно.
Находя в каждом дне что-то яркое и трогающее ее сердце.
Как я не смог, оставшись навсегда в мире черного и белого.
Эту боль нужно было пережить, переждать, дать ей пройти через себя.
Да и потом, я совершенно не умел успокаивать и поддерживать.
Что я мог сделать, чтобы Лизе стало легче?
В моей жалости и поддержке мало кто нуждался, и своим появлением я чаще всего делал только хуже.
У меня были только Бьёрн и Ромка.
С ними было проще.
Бьёрну не нужны были никакие слова.
Достаточно было сесть рядом и сжать его плечо.
Мы могли просто сидеть и молчать часами, думая о боли и горе, которые становились общими, что бы с нами ни происходило по отдельности.
Ромке же и вовсе не нужно было людское присутствие рядом.
Весь его странный и не познанный нами мир был глубоко внутри, куда не мог забраться никто из врачей.
Как не мог сделать это и я.
Когда дверь кабинета распахнулась, я мог даже не поднимать глаз, чтобы понять, что это, конечно же, Бьёрн, потому что только он мог входить ко мне без стука, начиная говорить, как правило, прямо с порога.
— Это из ресторана передали. Сказали, что начались какие-то проблемы с одним из поставщиков. Совсем мужик берега перепутал!
Друг положил передо мной новую стопку бумаг, покосившись быстро на водку: ее осталось уже на дне.
Но вместо того, чтобы возмутиться распитием спиртных напитков на рабочем месте, неожиданно схватил бутылку и выпил залпом то, что там еще было.
И я уже было хотел вскинуть нахально брови и напомнить, что его смена только-только начинается и вся ночь впереди, как он выдохнул:
— Не нравится мне это всё, Варг.
Шутить перехотелось моментально.
Я только всматривался в напряженное серьезное лицо друга и ощущал то, как он взволнован.
— Что не так?
— Всё не так! — пробухтел Бьёрн и прошагал порывисто и резко до моего личного мини-бара, о котором знали только избранные, чтобы достать еще одну бутылку элитной дорогой водки.
— Хотя бы рюмку возьми.
— Обойдусь!
То, что дело полная дрянь, я понимал уже по поведению друга, который в принципе не слишком жаловал алкоголь и в последний раз напивался в прошлом году на годовщину смерти своих девочек.
 
Но не торопил его и ничего не говорил, терпеливо ожидая продолжения.
— Слухи про этого Психопата дошли и до нас. Знаешь, что заявил этот придурок поставщик сегодня утром, когда приволок овощи не самой первой свежести? Что больше он не боится викинга, потому что после того, как Псих тебя грохнет, ресторан станет его!
Я только дернул бровью, не выражая никаких эмоций по привычке, хотя внутри трепыхнулась злость.
Рано танцевать на моих костях и делить мое добро, пока я еще жив.
— Приведешь этого поставщика ко мне потолковать о жизни?
Я расслабленно откинулся назад в кресле, ощутив, как кровь снова потекла из раны.
— Приволоку за ноги, привязав к бамперу! — рявкнул Бьёрн, который, как всегда, на эмоции не скупился, сдобрив свою фразу еще двумя десятками шведских матов, на что я только сухо улыбнулся в ответ.
— Нехорошо это всё, брат. Псих к нам подбирается всё ближе. С этим нужно что-то делать!
— Не пыли. Придет наше время, тогда будем разбираться. Кто с мечом к нам придет…
— …Тот от меча и погибнет, это я знаю.
Бьёрн снова отпил водки, в этот раз закрыл бутылку и протяжно выдохнул.
Его бы воля — Бьёрн бы уже собрал своих верных и обученных парней, чтобы напасть на этого Психа первым и срубить на корню все его задумки в отношении нас.
Причем неважно, были ли они в принципе или нет.
— Он уже грохнул одного из банды Салиха.
— Я слышал, — кивнул я в ответ, заранее зная, что именно скажет Бьёрн сейчас.
— Между арабами и нами остались только русские и азиаты.
— Значит, пока мы живем.
Бьёрн замолчал, но в конце концов кивнул.
Потому что и меня знал хорошо, явно догадываясь, что кое-какие мысли в отношении этого ненормального у меня были.
Просто нужно было быть уверенным, что всё пройдет так, как нужно именно нам.
А на это мне нужно было еще немного времени.
Помолчав, друг заглянул в монитор ноутбука, чуть вскинув брови, потому что на изображении Лиза рисовала.
— У Лизки снова забастовка? Видел, как принесли ее поднос с нетронутой едой.
— Нет, не думаю, что дело в этом.
— Что она делает?
— Рисует рыб.
Лиза действительно рисовала их.
— Узнала про Ромку?
— Да.
— Ты рассказал?
— Да.
Бьёрн криво хмыкнул, но решил промолчать, потому что знал, что эта тема слишком болезненна для меня, сколько бы лет ни прошло.
И я понимал, почему она делает это, снова думая о том, что девушка просто неисправима: она не жалела себя и своего состояния, но вставала горой и отдавала все свои силы Алексе и вот теперь Ромке.
Она искренне хотела помочь им, совершенно не ожидая ничего взамен.
— Может, Лизку к доку на помощь отправим? Раз у нее такая маниакальная тяга помогать всем.
В этот раз пришла моя очередь криво усмехаться и качать головой, потому что, несмотря на то что я был согласен с другом, а понимал еще и то, что девушка не выдержит ежедневной боли, которую ей придется увидеть.
Мы молча наблюдали за девушкой, пока Бьёрн не выдохнул:
— Ладно, пойду проверю, что там в баре. И расставлю парней так, чтобы мимо Чертога ни одна крыса не смогла пробежать незамеченной!
Друг ушел, а я еще долго смотрел на Лизу, до тех пор, пока не понял, что она уснула прямо за столом с карандашом в руках.
В этот раз я решил, что всё-таки моя помощь в этой ситуации может пригодиться, чтобы Лиза не проснулась с жуткой ноющей болью в затекшей шее и окаменевшей спине, что с ее ранением было не самым приятным бонусом.
Я даже кофту не накинул.
Так и пошел с голым окровавленным торсом, заставляя глазеть на себя шмыгающих мимо викингов, которые не решились ничего сказать, молча проносясь мимо.