Письма в пустоту (СИ)
— Люби ты по-настоящему японскую культуру, ты бы сразу понял мою преданность Игнасио. Как раз там распространен культ подчинения господину, когда слуга счастлив лишь тем, что имеет возможность выполнять приказы хозяина, а смерть за него считает почетом.
— Извини, Альентес, но ты нисколько не похож на японца, в тебе скорее должны были взыграть цыганские гены и присущая им любовь к свободе.
— Цыганские? — переспросил я, ничего не понимая.
— А ты не в курсе? — на этот раз удивился Джордж, по-моему, даже искренне.
— О чем ты? — буркнул я, ожидая очередной колкости.
— Розы не сказали тебе, — осторожно начал Гленорван, — Твоя мать вроде была цыганкой!
— А-а-а, — протянул я, непроизвольно хлопнув в ладоши, — Вот почему Игнасио говорил мне, что я дитя ведьмы, совратившей святого брата. А я как раз недавно вспоминал! Теперь я разгадал последнюю загадку Учителя…
— Тебя не тронула новость о матери? — Джордж выглядел удивленным.
— Нет, — признался я. Меня действительно не трогало, ведь у меня был Диего, единственный, кто любил меня в детстве, и его тепла было достаточно.
— Стой, он говорил, что ты сын святого брата? — американец заглянул мне в глаза.
— Да, — кивнул я.
— Значит, ты сын монаха из братства. Ого… Интересно кого!?
— Не знаю, я не думаю, что это правда, — признался я, — Игнасио мог просто так закинуть якорь. Но я никогда не обращал внимания.
— Хм, — Джордж задумчиво почесал подбородок, — Интересно, чей же ты сын, если тебя так ненавидит Игнасио? Ты не замечал ни с кем сходства?
— Нет, — я начал уставать от пустого разговора.
— Действительно, ты ведь мог пойти в маму… Но твои глаза… Точно ни у кого нет таких же?
Я промолчал.
— Интересно, я мог бы быть твоим отцом? — засмеялся Джордж, — Вполне возможно, кстати, ведь у меня было много женщин, и цыганки среди них встречались. А, нет! — покачал головой американец, — Навряд ли я мог бы. Я слишком молод. В тринадцать лет я играл в железную дорогу и не помышлял о сексе. Я пускал паровозики, разводил их, сталкивал… Чух-чух, и бах. Я чувствовал себя всесильным создателем, богом, решающим кому жить, а кому нет. Я всегда любил эксперименты, а потом место железной дороги заняли люди. Но все-таки, — Гленорван цыкнул, — Чей же ты сын…
— Разве важно? — не выдержал я.
— Нет, совсем, — рассмеялся Джордж, — Мне просто скучно…
— Так я и думал.
— Скажи, — Гленорван опустил свою ладонь рядом с моей рукой, — Кто такой Гарсиа, которого я так напоминаю? Он столь же красив и обворожителен?
Меня больно укололо в самое сердце, и я сам почувствовал, как по моему лицу пробежала тень пережитой боли.
Джордж тоже заметил мое смятение.
— Видимо тот еще поганец был, — весело проговорил он, не давая мне ответить, и тут же, резко меняя тему, выпалил, — Вот же в опере ты повеселишь народ своим прикидом!
Я откинул голову назад на кресло и прикрыл глаза.
Диего… Видишь, как он мастерски играет со мной. Разве я могу противостоять Джорджу… Скорее бы Игнасио надо мной сжалился и приказал прекратить бездушный спектакль.
Диего, только ты меня любил… И сегодня, когда ты сказал, что по-прежнему любишь меня, я испугался за тебя. Не надо… Я напомнил тебе историю Ческо только чтобы показать, чем заканчивается для людей связь со мной, чем я плачу за доброту и привязанность ко мне. Нет, Диего, я не позволю тебе погибнуть из-за меня. Я не прощу себе, если твой свет будет испачкан моей грязью. Потому не люби меня, не говори мне о чувствах, не раздирай мне душу и не рискуй сам…
ЗВЕЗДА ОТ ЗВЕЗДЫ РАЗНСТВУЕТ ВО СЛАВЕ
На часах стукнуло ровно семь, когда желтое такси остановилось возле здания оперы. Из машины вышел Джордж, как всегда неотразимый и элегантный. На нем красовался белый костюм, а серая под сталь рубашка добавляла в образ изыска и утонченности. Альентес с черным чехлом на плече появился вслед за Гленорваном.
— Там металлоискатели, — заметил американец, косясь на дремавшее оружие противника.
— Я и не собирался брать Реновацио с собой, — фыркнул Альентес, спешно пристраивая черный чехол на заднее сидение авто.
— Ждите здесь, — приказал он водителю.
Джордж приподнял брови.
— А кто платит? — с нотками провокации поинтересовался он.
— Ты, — не моргнув глазом, отозвался парень.
— Нагло, но ладно, — Джордж пожал плечами, — Кстати, а почему братья монахи всегда выдумывают своему оружию имена?
— Традиция такая. Считается, что в нем дремлет живой дух, помогающий или мешающий в бою.
— И ты веришь?
— Простая традиция.
— Ты назвал его Реновацио?
— Да. Возрождение.
— Почему?
— Что почему?
— Такое имя…
— Просто так, красиво.
— Игнасио не возражал?
— А должен был? Ему все равно как называется мой боевой лом.
— Ну, хоть что-то, — Джордж задумчиво поморщил лоб.
Монах и американец вошли в здание оперы.
Праздная публика вальяжно прохаживалась по фойе и холлам великолепного здания, оформленного в торжественном стиле девятнадцатого века. Золотые рамки зеркал, дорогие диваны, занавески с позолоченной бахромой. Атмосфера торжественного шепота и изобилия жизни. Дамы, одетые в дорогие платья или изысканные деловые костюмы, пестрели россыпью драгоценностей на руках и шеях. Мужчины поражали лоском и экстравагантностью одежды, дорогие запонки на рукавах их рубашек соперничали в размерах камней, а галстуки соревновались в оригинальности.
Среди знатной публики сновали официанты с позолоченными подносами, на которых стояли утонченные бокалы с шампанским.
Сегодня давали премьеру.
— Привет, my friend, Кузнецов, — воскликнул Гленорван с наигранным акцентом.
Мужчина с лысиной и в ослепительно белом костюме обернулся, растягивая губы в слащавой улыбочке, но, увидев монаха возле иностранца, встрепенулся и сразу напрягся.
— Don't worry! — засмеялся Джордж, — Здесь все свои.
— А-а-а, — протянул Кузнецов и хитро блеснул на Альентеса своими маленькими глазками, — Понятно, шпионы Акведука.
— Сомневался в наших кадрах? — отозвался американец.
— Мистер Гленорван, что вы говорите!? Ни в коем случае, — мужчина залез во внутренний карман пиджака и протянул Джорджу тонкий конверт.
— Отлично, — одобрительно кивнул тот, не забыв уточнить, — Там все?
— Как и обещал, — отчитался Кузнецов.
— Приятного просмотра, my friend, — американец поспешил распрощаться с подельником по делам Акведука и увел Альентеса вглубь холла.
— Грязные делишки Акведука, — хмыкнул монах.
— Конечно, — легко признался Джордж, его лицо выражало насмешливую высокомерность.
— Мне нет дела, — буркнул его спутник, хмурясь.
— Подожди меня здесь, — попросил Джордж, указывая Альентесу на диван.
— Вот еще, — отозвался монах.
— Я прошу, — ласково протянул американец, — Или ты хочешь посмотреть, как я хожу в туалет?
Он засмеялся.
Альентес опять нахмурился и плюхнулся на диван.
— Спасибо, — отозвался Джордж и покинул своего спутника.
Он с легкостью сбежал по мраморной лестнице, ловя на себе заинтересованные взгляды женщин, обремененных стареющими кавалерами. Джордж щедро одарил всех страждущих ослепительной улыбкой, ему льстило столь бурное внимание, которое он находил занятным. Только в России женщины умели охотиться на мужчин так, что жертвы мнили себя охотниками.
Подойдя к зеркалу, Гленорван поправил свою и без того идеальную прическу и, подмигнув отражению, принялся набирать номер.
— Hi, Ithon! — сладко пропел он.
— А что так шумно? — захрипел собеседник помехами в трубке.
— Я в опере!
— С монахом?
— Еще бы!
— Джордж, я пошлю бойцов Акведука, они снимут наседку, — решительно заявил Итон, — Меня достала твоя игра. Ты сегодня должен получить пакет от Кузнецова, и ты собираешься светить им перед лицом розы? Ты часом не офигел?
— Ты что сегодня такой ворчливый, старик? — рассмеялся Гленорван, игнорируя выпады собеседника, — Тебя не покормили? Или врач выписал новую диету?