Эолин (ЛП)

Акмаэль умчался прочь по коридорам замка. Его ноги стучали по каменному полу. Ярость текла по его венам. Он петлял извилистыми тропами через входы для прислуги и задние коридоры, вниз по лестницам и вверх, надеясь оторваться от Церемонда или кого-нибудь еще, кто мог бы преследовать его. Он сердито смотрел на стражей, которые приветствовали его, и слуг, которые кланялись и убегали с дороги.
Проклятие на них всех!
Они мешали принцу пройти незамеченным.
Акмаэль ворвался в один из задних дворов и остановился, глотая свежий весенний воздух. Яркий дневной свет заставил его прищуриться. Когда его гнев прошел, он понял, что Боги предоставили ему исключительную возможность. В этом пустынном пространстве никого не было. Он взглянул на высокие крепостные валы, но даже эти стражники смотрели куда-то в другую сторону.
Акмаэль прокрался через двор, держась в тени, и приблизился к маленькой деревянной двери в северной стене. Он проскользнул внутрь и надежно закрыл за собой дверь.
Он добрался до длинного коридора из грубо отесанного камня. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь медленным пульсом горного сердца.
Акмаэль хорошо знал это место. Проход вел к основанию Вортингена, где Дракон явился самому первому из отцов Акмаэля и сделал его королем всего Мойсехена. Он прокрался по темному проходу, пока не вышел на травянистый холм. Равнина заканчивалась острыми утесами, обрамленными разбросанными и кривыми деревьями. В центре к небу устремлялся круг бледных монолитов.
Отступив в рощу у края утеса, Акмаэль нашел укрытие среди высоких кустов. Он прислонился к грубому стволу старого бука и позволил пульсу успокоиться, все время сжимая серебряную паутину.
«Я не позволю им забрать тебя у меня. Я умру первым».
— Я знаю, любовь моя.
Голос его матери казался таким реальным и близким, что это разбивало сердце Акмаэля. Слезы текли из его глаз. Он соскользнул по стволу и тяжело сел на землю.
«Мне очень жаль, матушка».
Как она могла исчезнуть? В какой-то момент Бриана была живой, смеющейся и энергичной. В следующий она лежала, распластанная и неподвижная. Акмаэль никогда не забудет, как погас свет в ее глазах.
Мастер Церемонд часто говорил, что убийство королевы Брианы было ярким примером вероломных сердец мага.
«Они настолько неспособны к верности, что убивают собственных сестер. Это одна из многих причин, по которым мы больше не позволяем женщинам изучать магию».
Акмаэль не соглашался со своим учителем по многим пунктам, но в этом Церемонд был прав. Хотя рыжеволосая ведьма прибыла в костюме служанки, мать Акмаэля приняла ее как друга и равную. Они обнялись, но вскоре их теплота сменилась разногласиями. Акмаэль вспомнил, как его присутствие разжигало ярость рыжеволосой маги, как его сходство с Кедехеном заставило ее выступить против Брианы.
— Ты знаешь, как опасно вливать кровь Восточной Селены в род Вортингена! — закричала незнакомка. — Сила этого мальчика будет непреодолимой.
Но рыжеволосая убийца ошибалась. Непреодолимая сила погасила бы смертельный заряд, летевший от посоха маги к Акмаэлю. Непреодолимая сила удержала бы Бриану от того, чтобы бросить свое тело на его пути.
«Непреодолимая сила вернула бы мою мать из мертвых».
С тяжелым сердцем Акмаэль снял с шеи серебряную паутину. Сделанный из кварцевых кристаллов, вплетенных в шелк ткача сфер Темной Луны, драгоценный камень сверкал в дневном свете. Акмаэль услышал слабое эхо смеха Брианы и почувствовал утешение от ее присутствия. К нему вернулась колыбельная, которую она пела, когда он был маленьким мальчиком.
Он тряхнул паутиной, и она закружилась вокруг своей оси. Слова песни его матери возникли у него на губах. Когда мелодия закружилась вокруг медальона, роща деревьев, где он укрылся, растаяла.
Вздрогнув, Акмаэль прекратил свою песню.
Он сидел в незнакомом и дремучем лесу. Полуденный свет просачивался сквозь кроны. Мимо проносилась вода в небольшой речке, усеянной крупными валунами. Где-то рядом болтали белки в сопровождении сладкого пения дрозда.
 
Прижавшись к ближайшему дереву, Акмаэль изучал амулет. Взволнованный мощью объекта, он, тем не менее, сразу же озаботился проблемой возвращения домой.
«Это должно быть простое заклинание. Матушка всегда предпочитала простые заклинания».
Закрыв глаза, Акмаэль заземлил свой дух и представил мягкую траву и высокие монолиты Основания Вортингена. Он покрутил амулет и запел, но его мелодию оборвал смех, высокий и свободный, как песня леса.
Акмаэль открыл глаза. Он снова надел серебряную цепочку на шею и спрятал амулет под рубашку. Затем он осторожно двинулся к источнику смеха.
Обогнув большое дерево, он увидел на берегу реки девочку примерно его возраста. На ней было простое красновато-коричневое платье с заплатами во многих местах. Волосы обрамляли лицо дикими кудрями, словно пряденая медь. Грязь плескалась под ногами, но это не мешало ей танцевать с бабочками, кроликами и белками. Вскоре она рухнула на траву и стала наблюдать, как белые облака мчатся мимо верхушек деревьев.
Акмаэль сделал шаг ближе. Под ногами хрустнула ветка.
Девочка села и пронзила его острым взглядом.
Акмаэль смотрел на нее, не зная, что делать или говорить.
— Добрый день, — девочка встала и попыталась стряхнуть грязь с юбки, но усилия были напрасными, так как ее руки были в грязи. — Ты, должно быть, потерялся.
— Я не заблудился, — ответил Акмаэль. Затем он добавил довольно застенчиво. — Я просто не уверен, где я.
— Ты в Южном лесу, на берегу реки Тарба.
Акмаэль резко вдохнул. Серебряная паутина швырнула его через королевство!
— Меня зовут Эолин, — сказала она. — Кто ты?
Акмаэль отвел взгляд.
— Ахим. Меня зовут Ахим.
— У тебя есть, где остановиться, Ахим?
— Конечно, — Акмаэль придал своему голосу больше уверенности, чем он чувствовал. — Я вернусь домой.
— Тебе обязательно возвращаться прямо сейчас?
Это казалось странным вопросом.
— Я хочу сказать, хочешь поиграть? — сказала она.
Акмаэль покачал головой.
— Я не играю. Уж точно не с девочками.
Она недоверчиво развела руками.
— Как ты можешь не играть?
— Я слишком взрослый, чтобы играть.
— Ты не можешь быть старше меня больше, чем на пару лет.
— Да, но я не девочка.
— У меня есть идея, — сказала Эолин. — Мы можем поискать радужную улитку. Говорят, улитка мигрирует вверх по реке весной, но я никогда ее не видела. Гемена говорит, что она вырастает размером с ладонь, а ее раковина сделана из жемчуга, отражающего все цвета мира. Хочешь помочь мне найти ее?
«Я должен попытаться вернуться домой».
Но даже если амулет вернет Акмаэля в замок, что его ждало? Ссора с отцом, конфискация драгоценного подарка Брианы, приводящее в ярость удовлетворение старого Церемонда.
— Это ненадолго, — в тоне девушки послышалось раздражение. — Если тебе это не нравится, ты можешь просто идти домой.
Ухмылка расползлась по лицу Акмаэля. Он потянулся, чтобы стянуть сапоги.
Эолин подпрыгнула и захлопала в ладоши. Освобожденная от туфель, она тотчас же рванула к реке.
— Побеждает тот, кто первым найдет!
Акмаэль последовал за Эолин вдоль берега реки, оба старались не забрести слишком глубоко в быстрое и ледяное течение. Весна расцвела по всему лесу. Сильные южные ветры вытесняли морозное дыхание севера. Бледные травы пробивались из затхлой земли, а тонкие розовые листья распускались на высоких дубах.
Неуловимая радужная улитка так и не появилась, но многие другие существа танцевали в воде, чтобы развлечься. Крупные серебристые рыбы перепрыгивали через глубокие пороги, сверкая на солнце крепкими телами. Стремительные гуппи кусали их за пальцы ног. Крошечные водяные драконы цеплялись за нижнюю часть скал. Водовороты лихорадочно наполняли неподвижный берег реки. По каменистому дну сновали ярко-синие креветки. Эолин поймала несколько, чтобы забрать домой, потому что, как она с энтузиазмом сообщила Акмаэлю, из них получалось отличное рагу.