Не Знающая Любви (СИ)

Неприятности
Неприятности начались в среду. Самая большая из них заключалась в том, что Сергей улетел на медицинский конгресс в европу и должен был вернуться только через неделю. Ника уже достаточно пришла в себя, чтобы не устраивать по этому поводу истерики, но его провожала с тяжелым сердцем.
Потом, когда она решила воспользоваться тем, что выбралась из дома, и заехать в магазины, подвел «мерседес». Когда она парковалась у обочины, по заднему левому крылу со скрежетом «чиркнул» какой-то джип с тонированными стеклами, а едва на перекрестке зажегся зеленый свет, взревел мотором и умчался прочь. Она сердито посмотрела вслед нахалу и со вздохом выбралась из машины, посмотреть на вмятину.
Она заметила машину боковым зрением и метнулась к тротуару, едва не споткнувшись о бордюр. Темно-синий «порше», и тоже с тонированными стеклами, на огромной скорости прошел впритирку к ее машине. Если бы она замешкалась хоть на секунду…
В животе появился хорошо знакомый холодок. Она тупо смотрела перед собой и словно мантру твердила фразу: «Это просто случайность. Это случайность. Обычное совпадение. Случайность».
В голове прозвучал ехидный и сердитый голос.
«Ага. Случайность. В центре Питера, в час пик находится беспечный ездок, который не прочь размазать по капоту парочку зазевавшихся пешеходов. У него скорость была под двести — где он ухитрился до нее разогнаться?»
Она задумалась. О машинах и двигателях она знала почти все.
Разогнаться до скорости двести км в час на такой загруженной улице в центре города — нереально. У лихача не было ни единого шанса. Другое дело — форсированный двигатель. Гоночные, скажем, болиды делают такую скорость едва ли не с места. Вопрос: зачем водителю «порше» с форсированным двигателем разгоняться именно перед перекрестком, да еще в такой опасной близости от хорошо видимого, яркого и блестящего «мерса»?
Чувство опасности пахло снегом и мокрым асфальтом, на котором темнели следы протекторов от унесшегося «порше». Она огляделась по сторонам, застегнула куртку, накинула капюшон. Перевесила сумку с документами и кредитками себе на грудь и отправилась в магазин. Там полно народа и машины не ездят. Там она все обдумает…
Она бродила по отделу детских вещей, невнимательно выслушивая то, что ей рассказывали продавцы. Осторожно трогала крошечные платьица, пинетки, штанишки.
Успокоиться не получалось. Она то и дело вспоминала несущиеся на нее фары, визг горящей резины по асфальту, собственный прыжок на обочину.
Одно хорошо: тело среагировало быстро. Иначе она была бы уже мертва.
Она купила две пары крошечных пинеток — розовые и голубые. Они стоили примерно столько же, сколько ее шелковая блузка, но деньги сейчас занимали ее в последнюю очередь. Сергей предлагал ей выяснить пол ее ребенка, но она отказалась.
— Получится, что это имеет какое-то значение. Что кого-то я хочу больше, а кого-то меньше.
— Ерунда, и ты сама это знаешь. Скажем, ты могла бы почитать специальную литературу о детской психологии. Мальчиков ведь надо воспитывать иначе, чем девочек, все такое…
Она тогда серьезно посмотрела на него и негромко проговорила:
— Ты вырос без отца — и стал настоящим мужчиной. Вадима воспитывал ты, но он сбился с ровной дорожки. Ваша мама вкалывала на трех работах и домой приходила только ночевать — но вы любили ее больше всего на свете. Вадик был членом банды — но спас меня от хулиганов. Гребецкий принадлежит к элите общества — но повел себя как последний подонок. Где алгоритм? Где универсальное объяснение происходящего?
Он сердито покачал головой.
— Это слишком серьезные выводы из предмета легкомысленного и не стоящего раздумий. Пол ребенка узнают все. Просто так. И не перестают любить его, если он случайно окажется девочкой, а все распашонки уже купили голубого цвета. Но если не хочешь…
Сам-то он уже наверняка знал. Она иногда завидовала ему, но из чистого упрямства молчала и продолжала покупать вещи обоих цветов.
 
Прижимая к груди фирменный пакетик, она вышла на галерею, опоясывающую второй этаж торгового центра, и зорко огляделась по сторонам. Вроде бы никаких врагов на горизонте, никто за ней не следит, никто зловеще за колонной не прячется…
А не съездить ли к Маришке? Не виделись тысячу лет, да и коротать вечер одной, без Сережки, как-то непривычно. Приняв решение, она позвонила подруге.
— Привет.
— Не может быть! Не прошло и года, как ты вспомнила о своих девочках. Как дела, пузатая?
— И так, и сяк. Что ты делаешь сегодня вечером?
— Вопрос в самую точку. Мы с Танюхой сидим и заливаем каждая свое. Она — горе, я — радость. У нас ликер и клубничный тортик. Ты приедешь?
— Если у вас междусобойчик, то…
— Упаси меня Господь от междусобойчика с блондинками. Скажу тебе быстро, пока она писает: они с Максом расстались.
— Не может быть! Бедная…
— Не то слово. Приезжай, развеешь ее рассказами о токсикозе.
— А у меня его больше нет.
— Поздравляю. Неужели Сергей вылечил?
— Он. Сегодня он улетел в Оттаву, и мне не хочется возвращаться в пустую квартиру…
Голос Марины стал немного озадаченным.
— Погоди, подружка, не так быстро. Вы что, живете вместе? С НИМ?
Вероника рассмеялась.
— Помучайся, Мариш. Скоро приеду.
Невысокий, крепко сбитый парень в кожаной куртке и широких черных джинсах торопливо нахлобучил на голову спортивную шапочку, сбежал вниз по лестнице, пристроился на эскалаторе через три человека от нее. Секунду спустя охнул — будто бы перепутав, куда ему надо — повернулся и ринулся наверх, на прощание сильно толкнув стоявших перед ним людей. Особенно досталось невысокой пухленькой женщине, которая тщетно пыталась удержать в руках семь полных пакетов. На ногах у женщины были полусапожки на высоченных шпильках — видимо, несчастная изо всех сил старалась зрительно увеличить свой рост. После сильнейшего толчка в спину она ахнула и полетела вниз по эскалатору.
Ника услышала женский крик и потому благоразумно взялась за перила. Мимо нее с отчаянным воплем скатилась толстушка на каблуках. И жалко ее было, но и смех разбирал, поэтому она торопливо отвернулась, пряча улыбку. Мельком заметила невысокого парня, торопливо сбегавшего с их эскалатора. Видимо, перепутал лестницы.
У дома Марины, благодаря пробкам, оказалась уже в сумерках. Двор был пуст и слегка присыпан снежком, от стоянки до подъезда было не больше десятка шагов. Она выключила зажигание и стала возиться в сумке, стараясь найти косметичку. К девочкам надо являться при параде.
Откуда взялся этот парень, она понятия не имела. Войти сюда можно было только через ворота, в которые она въехала, но вместе с ней никто не входил, это она точно помнила, а вышел парень с другой стороны… Да Бог с ним, с парнем. Обычный, вполне симпатичный парнишка в кожаной куртке и широких джинсах. Спортивную шапочку он смешно сбил на затылок, в руках держал бумажку, видимо, с адресом. Шел вдоль дома, то и дело глядя на номера подъездов.
Бог его знает, что это было. Она и сама толком не знала. Она могла бы поклясться, что даже не думала ни о какой опасности, и парень выглядел совершенно безобидным — но когда он поравнялся с ней и страшно интеллигентным тоном начал: «Простите, пожалуйста, а вы не знаете, где…», она неожиданно сама шагнула вперед и изо всех сил толкнула беднягу в грудь с воинственным воплем: «Не знаю! Пошел вон отсюда!»
Кем бы он ни был — такого развития событий он явно не ожидал, нелепо взмахнул руками и сел прямо на асфальт. Она прижала к себе сумочку и метнулась к подъезду. Тыкала дрожащими пальцами в кнопки кодового замка, ошибалась, чертыхалась, — а сзади нее все никак не мог подняться, упав на заледеневшую лужицу, многострадальный гость города Санкт-Петербурга.
 
Замок мелодично тренькнул, дверь открылась, и она влетела в подъезд, мокрая как мышь и с колотящимся, как у мыши же, сердцем.