Молодой господин (СИ)
- Из-за... невест.
- О... да, он говорил мне, что знакомит тебя... и что же, неужели среди них нет ни одной достойной..?
А вот тут на меня вдруг навалилась досада:
- Достойной... - раздражённо повторил я. - Мне плевать на их достоинство! Я хочу жениться на женщине, которую полюблю.
Ева, к моему большому сожалению, отпустила меня и снисходительно улыбнулась:
- Порой нам нужно смиряться... Твой отец ведь женился на твоей матери...
- И был несчастлив с нею! Чем в итоге все кончилось? Он обрел счастье только в 45 лет! Я не хочу так долго ждать...
- Мы не можем знать наверняка, как все обернется. Вот... если бы я не смирилась перед волей твоего отца, то меня сейчас бы не было здесь.
Это было бы благом для меня, наверное, но я не мог думать об этом без тоски.
- Разве ты не любила его? - с удивлением спросил я.
- Любила. Но боялась переезжать сюда.
- Из-за моей матери и Айши?
- Да. И не только. Еще из-за вашего бога и других культурных различий.
Я сел на диван, крепко и горько задумался. Ева осторожно опустилась рядом и спросила:
- Хочешь чего-нибудь? Может быть, приказать принести чаю?
Вот ещё не хватало! Чтобы глупые слуги нарушили наш чудесный тет-а-тет... Мне было так хорошо рядом с ней!.. Я покачал головой, а потом взял Еву за руку. Что поделать, если мне отчаянно хотелось прикасаться к ней?
- Я знаю, что мне надо делать. Я должен покинуть дом отца, город, а может, и эту страну, и начать всё с нуля. Сам. Тогда я получу право самостоятельно выбрать себе жену. Или остаться холостяком на всю жизнь.
Ева покачала головой, но руки не отняла:
- Это глупо. Ты старший сын и унаследуешь всё...
- Пусть отдаст свою империю Кариму. Я не хочу платить такую высокую цену за это богатство!
Ева придвинулась ко мне еще ближе, взволнованно сказала:
- А как же твоя мама? Она расстроится, если ты уедешь.
От её близости кровь бросилась мне в лицо. Я схватил её вторую руку и, словно в горячке, прошептал:
- А ты? Ты расстроишься, если я уеду?
- Ну конечно, Дахи... - растерянно ответила Ева.
Глава 2.
Конечно, Ева расстроится не в том смысле, в каком буду страдать я вдалеке от неё, но в тот момент этих слов, сказанных нежным дрожащим голосом, мне хватило, чтобы сделать ещё шаг. Я переместил руки ей на плечи и потянул Еву к себе. В нос ударил её умопомрачительный аромат. Я обнял молодую жену своего отца, прижал к себе её стройный стан, который нисколько не изменился после первой беременности. Молодое женское тело в моих руках было напряжённым, неподатливым, настороженным, но я все равно стремительно терял остатки разума, и, услышав мягкое "Дахи...", в один миг слегка остранился и впился в её губы. Самые сладкие губы на свете - и я пил с них чистый яд. Кажется, если бы наш поцелуй длился дольше одного мгновения, то в конце я бы упал бездыханным, ибо для меня не было ничего более желанного и опасного одновременно. Целуя Еву, я терял душу.
Но она не дала мне погибнуть - решительно оттолкнула и по-детски закрыла рот ладошкой.
- Дахи, что ты творишь?! - пролепетала она в руку. Её личико наполнилось сожалением и страданием, глаза - ужасом, брови сомкнулись домиком. - О Господи, ну зачем ты это сделал?! Уходи... прямо сейчас уходи... Боже, что ты наделал... дурачок!
Я понял, что вижу её наедине в последний раз. И мне вдруг стало легко. Я знал, зачем это сделал. Потому что хотел.
- Я люблю тебя! Прости, я больше не мог...
- Уходи, - повторила она, не глядя на меня.
- Прощай, Ева.
Я поймал её последний взгляд на меня. Гневный, расстроенный, укоризненный. Я сделал гадость, потому что ей теперь будет стыдно смотреть в глаза мужу. Но это пройдёт, ведь она верна ему. А я смогу больше не воображать. Только вспоминать. Всю оставшуюся жизнь.
Вечером я сообщил отцу, что уезжаю. Он растерялся - наверное, ожидал извинений, а не прощания. Помолчав, спросил:
- Куда?
- Еще сам не знаю.
- Тогда поезжай в Россию. Зря, что ли, язык учил?
Я замер, пораженный этим странным предложением. Сначала оно показалось мне глупостью. Я хочу избавиться от своей безответной любви, а не ехать на родину той женщины, что стала ее предметом. Зачем? Бередить раны и растравлять без того измученную душу?
Я ответил отцу, что недостаточно хорошо выучил язык, но наутро мысли мои изменились. А что, если это настоящий выход? Так сказать, в омут с головой, и в то же время безопасно: Ева-то остается здесь. Я сам не знал, к чему это приключение может меня привести, но отец любил повторять, что Господь всегда ведет нас наилучшим путем, и не в наших силах заранее распознать все то благо, что ждет нас на нём.
После завтрака я снова получил аудиенцию у родителя, смиренно попросил у него прощения за вчерашнее поведение и выразил согласие отправиться в Россию с инспекцией тамошнего предприятия.
- Когда ты хочешь отправиться? - спросил он, вздохнув.
- Сегодня. Чем скорее, тем лучше.
- А как же твой русский?
- Там быстрее пойдет прогресс.
Отец побарабанил пальцами по столу.
- Не понимаю, зачем такая спешка. Хорошо бы тебе как следует сдать дела управляющему, попрощаться со всеми... мы могли бы устроить сегодня большой семейный ужин.
Я вздрогнул от этого предложения. Мне на обычном завтраке-то было непросто... Опять смущать и расстраивать Её своим присутствием, видеть, как Она старается вести себя как обычно, но при этом не смотреть на меня. Будто я пустое место. Разумеется, Ева ничего не сказала мужу. Я знал, что так будет. Она сама побаивалась отца и всех прикрывала от его гнева. Не от лживости, а от сострадания к другим - это точно. А тут такое... Я и сам не был уверен, что не пострадаю физически, узнай он о том, что я натворил вчера. Да что там, я тоже, на его месте, дал бы такому наглецу знатную затрещину, независимо от степени моего с ним родства.
- Ты дашь мне свой самолёт? - спросил я отца, проигнорировав предложение отложить отъезд.
- Это ни к чему. Лети на рейсовом.
Ну и ладно. Я кивнул, развернулся и пошел к себе руководить процессом сбора вещей. Не буду брать много: наверняка там совсем иначе одеваются. Не хочется быть белой вороной.