Один день Весны Броневой (СИ)

— Вешка! Бронева! — Дивов в новеньком шлемофоне вместо привычной кепи перепрыгнул просвет между вагонами. Окликнул командира третьей самоходки: — Ивков! Будьте внимательны. Порядок разгрузки вы знаете, но напоминаю: во время разгрузки в машине механик-водитель, управляет спуском командир. Заряжающий следует параллельно составу своими ногами. Вы показываете готовность, — кивнул на флажки в руках командиров, — и ждете. Потом «запуск». Опять покажете готовность. Движение начинаете по отмашке разводящего в начале состава — не прозевайте. После спуска подбираете заряжающего, разворачиваетесь направо и подъезжаете ко мне. Все ясно? Вопросы есть?
— Да.
— Нет, есть, — сунулся вперед Ивков.
Любек напрягся.
— Где свинтил шлемофон, и на какой из твоих вопросов она ответила «да»? — Ёнч кивнул на Вешку, ухмыльнулся. — Люб, мы ж не хуже тебя порядок разгрузки знаем, чего ты…
— Отставить. Младший линком Ивков, по существу задачи вам все ясно?
— Да!
— Тогда иди к своей машине и делай свое дело. И не дай боже тебе сплоховать.
— Есть!
«На тебе! Утрись!»
Любек поймал ее взгляд и, вдруг, широко совершенно по-мальчишески улыбнулся, сверкнув зубами, и подмигнул.
— Удачи, — пожелал тихо, только ей. И опять пришлось трогать прокушенную губу грязными пальцами — даже боль не смогла сдержать ответной улыбки.
— И тебе.
Кивок, стремительный разворот, прыжок с платформы на платформу… «Правильно его назначили». И вслед неуместное: — «Какой же ты стал красивый».
— Зря вы шлемофоны сдать приказали, — вернул в реальность голос Мушкова. — Комполбата вон в неуставном…
«Зря», — согласилась про себя Вешка. Глупо настояла на соблюдении предписания, когда при формировании Земелов выпросил у снабженцев ей и заряжающему шлемофоны вместо положенных, но не найденных на складе, стальных шлемов. «Зря».
— Отставить, — вздернула подбородок. — Заряжающий, займите свое место.
— Есть… Э-эх.
Помник шагнул к краю настила.
— Поговорю со снарядником, — сказала в обиженную спину, употребив неуставное сокращение звания начальника хозяйственной части. И добавила честное. — Вы были правы, ребята.
Мушков обернулся коротко, показав удивленно поднятые брови, и, уже расправив плечи, легко спрыгнул на насыпь.
— Во, ожила командир, — донеслось из люка мехвода. Вешка решительно шагнула к краю платформы и, не оборачиваясь — все внимание на фигурки в голове состава, неожиданно для себя, показала Земелову кулак.
Далеко впереди человечек отделился от плотно стоящей группки. Поднял руку с желтым, почти белым флажком. Дождался ответных сигналов и раскрутил желтый лоскут над головой.
— Запуск!
Кричали вдоль всего состава. Едва не хором. Но конец команды утонул вместе с остальными звуками мира в грубом и гневном рыке моторов. «У меня теща так ругается — весь двор глохнет», — мимолетно вспомнилась подслушанная недавно болтовня Радека. Выхлопные трубы впередистоящей самоходки выкашляли черный тяжелый дым плохо прогоревшего топлива — пришлось задержать дыхание — не прогретые двигатели сжатия, придуманные полста лет назад вальским немцем Жено, на холостом ходу чадили страшно.
Меж тем, с первой платформы четверо бойцов спустили штабной мотоцикл с коляской. Вокруг него сразу стало тесно, но не надолго. Вскоре мотоцикл с тремя седоками неуклюже запрыгал по невидимым ухабам к лесу на полуночи. А под насыпь сполз танк — Т-20 командира колонны, заворочался, уродуя темно-коричневыми ранами белизну поля почти созревшей вервеи. Замер, приняв на носатую голову-башню человека с флажками. «Первый», — посчитала зачем-то Вешка.
«Второй». Следующая «двадцатка» — колонного воспитателя — лихо слетела на поле, круто развернулась на месте, замерла — на броню прыгнули несколько фигурок — и сверкая траками понеслась вдоль насыпи в хвост эшелона.
«Третий». «Четвертый». «Пятый»… Танки скатывались с чугунки на поле, жались около машины командира колонны — один, двое — и, дождавшись третьего, звеньями ползли к опушке. Раз за разом ожидание становилось дольше — каждый следующий танк должен был проползти по платформам, перескакивая с одной на другую, большее расстояние, но разгрузка, все равно, шла быстро… «Девятый». «Десятый». «Одиннадцатый»… Последняя машина первой полуколонны. Резво запрыгали по настилам к съезду легкие Т-6 второй полуколонны. «Восемнадцать». «Девятнадцать»…
 
Когда после очередной отмашки желтыми флажками дернулась и покатилась вперед самоходка комбата, Вешка бросила счет, забыв на чем остановилась. Ладони вспотели… На миг показалось — опрокинется на спуске — высокая из-за увеличенной башни сушка слишком сильно накренилась… И быстро сползла на рельсы. Крутанулась на пятачке, двинулась к крутому склону насыпи. Вешка задержала выдох… Головастая машина легко сбежала на поле и остановилась шагов через тридцать. Комбат побежал не к ней — к «двадцатке» командира колонны, а тот уже отмахивал следующему экипажу. «Второй», — счет пошел заново. «Третий». Взревела, обдала вонью сгоревшего газоля машина Любека, заскребла траками по деревянному настилу, устремилась за ушедшим вперед комполбата, как верная псина за хозяином. Вешка стояла затаив дыхание — мир сузился до рыже-серой ленты платформ, спешащей по ней самоходке и фигуре человека с желтым флажком… Вот желтый лоскут взлетел вверх: «Внимание!» Линком Бронева вскинула руку в ответ. «Да! Да! Вижу! Готова!»
«Пошел!» — упало вниз желтое пятнышко.
— Пошел! — заорала Вешка в рев газующего мотора. Себе заорала. Засовывая скрученные флажки за пояс, прыгнула на соседнюю платформу, встала лицом к своей машине, поймала взгляд мехвода — глаза в глаза, подняла согнутые в локтях руки и шевельнула ладонями: «Пошел»…
Расслабилась только, когда траки спустившейся по собранному из шпал скату сушки заскребли по рельсам. Невыносимо даже для измученного ревом мотора слуха. А еще захотелось отлепить от спины и груди пропотевшую воейнерку. Остро почувствовала недостачу женского белья — единственный комплект хранился сейчас в машине снарядника колонны, в чемоданчике вместе с парадной формой. Но пришлось терпеть — надо было еще показать Земелову поворот — мехвод со своего места спуска не видел. И уже сбегая с насыпи рядом с катящейся вниз машиной, отодрала от груди мокрый кутон. Бесполезно — ткань прилипла опять, да еще складками! Вновь захотелось прикусить губу, да куда ее кусать прокушенную? Еще и на бегу, прыгая то по густым зарослям вервеи, то по комьям перепаханной танками земли. Мушков тоже скакал, по другую сторону самоходки, и то хорошо.
Добежала. Вытянулась перед головным танком колонны, пока заряжающий карабкается на броню заглушившей двигатель машины. И замерла, оценивая обстановку: старший командир — голова Щелов — напряженно следил за движением последней самоходки, рядом, из башенного люка высунулся его заряжающий, сбоку, над башней самоходки Дивова торчал сам Любек — сидел на борту и… улыбался, гад — и его заряжающий. Тоже в танковом шлеме… Решилась, кинула ладонь к виску:
— Тащ голова, линком Бронева разгрузку закончила!
Комколонны глянул коротко, кивнул.
— В машину.
Потом, посмотрев почему-то в небо поверх состава, приказал уже в сторону Дивова:
— Дуйте на опушку и маскируйтесь, похоже по нашу душу летят… Давай, дочка, быстрее.
Только сейчас Вешка услышала за отдаленным тарахтеньем танкового двигателя зудящий, волнами накатывающий гул. Его забило ревом запущенного мотора дивовской самоходки. Вешку второй раз за день обдало вонючим выхлопом, но на этот раз задержать дыхание она не смогла. Хватанула на бегу, на вдохе, широко раскрытым ртом, и захлебываясь кашлем до слез, почти ничего не видя, полезла на броню. За куртку схватили и потянули вверх:
 
— Давай, командир, — голос Мушкова над ухом.
Сквозь слезы она разглядела поручень, уже сама подтянулась и перекинула себя через борт башни, больно ударившись грудью. Вдохнула, чтобы отдать команду и опять закашлялась.