Надежда выжить (СИ)

И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
Довольный малым, созерцаю
То, что дает нещедрый рок:
Вяз, прислонившийся к сараю,
Покрытый лесом бугорок…
Ни громкой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.
Приснилось ночью это стихотворение. Вскочил с койки, упал, разбил коленку. Бормотал впотьмах строчки, как мантру, пока добрался до светильника и тетради. Записал, так до конца и не проснувшись. Только сейчас вспомнил – Ходасевич.
***
Стихов нет. Еды нет.
***
Смошенничать не получилось. Повторное чтение еды не приносит.
***
Гадкие. Жалкие, ублюдочные осколки. Изморщил все мозги, пытаясь изловить хоть пару строк. Проклятье!!!
Полчаса матерился в ночное небо. Еды нет.
***
Центр сработал на отлично. Экипаж подобран грамотно. Конфликтов нет.
***
Витамины закончились. Поддерживающие физрастворы, глюкоза – тоже.
***
Каков на вкус Неруда? Читал ведь его в юности! Много читал! Если бы гипноз…
***
Не бывает несъедобных стихотворений. Все стихи вкусны. Если мы погибнем… Не унижайте поэтов! Ищите их! Холите. Носите на руках. Вдруг катаклизм на Земле – земное наследие прокормит небольшую колонию пару лет.
Прихоть ноосферы Вернадского?
***
Третий день пьем понемногу разбавленный спирт и спим. Воздух. Вода. Проклятые стихи.
***
Сволочь. Упрямый угрюмец! Чуть в гроб всех не вогнал. Руки ему, стервецу, целовал. Петрович неровно дышит к А.Л.! Она упала в голодный обморок перед туалетной дверью. Петрович приволок пухлую тетрадку стихов. Своих стихов!
Леночка плакала, Алла Леонидовна тоже, я ругался и целовался. Капитан пожал Петровичу руку.
Божественная пища родного общепита! Жевал так долго, что еда превращалась в питье.
Пухлая замусоленная тетрадь – наша новая (и последняя) надежда выжить.