Смерть меня не найдёт (СИ)

Вот только бессмертной землянка не является. И боль чувствует. И где-то на дне души всё-таки надеется на спасение.
Я скосила глаза на сидящего рядом мужчину. Волосы густые, чёрные, брови тоже, но в лице ничего восточного. Веки плотно сомкнуты, пушистые ресницы так и хочется завистливо погладить пальцем, светлая, очень чистая кожа. Разглядывать можно бесконечно, удивительное сочетание мужественности и какой-то ювелирной отточенности каждой черты.
Хорош. Но странный.
Соврал про давнее знакомство? Вряд ли. Совпадение? Лавочниц явно много, а у красавчика чин, похоже, действительно высокий. И вот он занимается деликатным и в то же время эксклюзивным делом, главная и единственная подозреваемая в котором наливала ему чай несколько лет назад. Душевно, сентиментально, романтично, подозрительно. Если я правильно поняла, когда Лигран был студентом… ну, предположим, как и земному студенту, ему было около семнадцати лет, мне было лет одиннадцать. Сейчас двадцать.
Возможно, всё дело в этом? Кто-то, кому позарез нужна государственная реликвия, находит девушку, десять лет назад… ну, ладно, лет пять назад — если чай наливался на протяжении всех лет учёбы, допустим, пяти лет — невинно улыбавшуюся будущему следователю, молодому покупателю, одному из десятков других.
И что? Да с такой внешностью девушки должны были брать эту крепость штурмом, платоническая симпатия к ребёнку из целительской лавки романтическому напору воздыхательниц препятствовать никак не могла. К тому же у красавчика на лбу написано, что он тот ещё Штирлиц, в смысле неподкупный, как Робеспьер, и за родину свою порвёт последнюю рубаху. Кроме того, какой был бы смысл во всех этих допросах, если бы Агнесса попыталась воспользоваться фактом знакомства до кражи? Вот после, видимо, пыталась, но безуспешно. Не настолько сильная симпатия оказалась у Штирлица, не пал морально — и это вполне понятно. Чай чаем, а служба службой.
Не вижу я логики, в упор не вижу. Возможно, действительно совпадение. Возможно, нет. Если до праздника проклятой Венуты, что бы это ни было, еще десять дней, они у меня есть, эти дни. Есть ещё время что-то придумать, как-то спастись. Например, притвориться, что вспоминаю подробности, отправиться в тот самый храм, а там, глядишь, плечевой браслет удастся снять, и донум наконец-то себя покажет…
Вдруг для перемещения нужны ну очень сильные эмоции? Непосредственная угроза жизни? Скоро всё это у меня будет, увы.
Саркофаг потрясывало совсем чуть-чуть, но в итоге меня начало укачивать, голова то и дело стукалась подбородком о грудь. Промелькнувшую хулиганскую мысль положить голову жрецу на колени я не без сожаления отмела — а вдруг отомстит своим адским гипнозом, никто же не гарантирует, что он им не владеет. А вот на Лиграна страхи не распространялись, и я тихонько устроила к нему на плечо гудящую от тревог и долгой дороги голову.
Если за это его обвинят в сговоре со мной, пусть сам выкручивается. А я буду спать. Может быть, в этом мире тоже знают, что крепкий сон — признак чистой совести?
Как ни странно, но подкреплённый однообразными движениями саркофага сон оказался глубоким и крепким. Следователь моему вторжению в личное пространство, кажется, не сопротивлялся.
* * *
* по аналогии с "встретишь Будду — убей Будду", одним из парадоксальных афоризмов дзен-буддизма.
Глава 27.
Мы приехали к намеченному пункту назначения, где бы это ни было, в несусветную рань. Я видела белую сонную Луаву, выползающую на небо, словно гигантский осьминог, с одной стороны небосклона, и зелёное сияние тающего Стилуса в облаках с другой стороны.
Это было бы даже красиво, если бы не огромное сооружение из чёрного камня, угрожающе возвышающееся впереди. Толстая стена из черного, серого и белого кирпича казалась просто насмешкой — такого исполина защищать ни к чему, и так не найдётся безумцев на него нападать. Сооружение, которое, надо полагать, и было Винзором, вид извне, Винзором, откуда и сбежать якобы невозможно, и Тирате мольбы не доходят, и где крысы вольготно бегают туда-сюда. Вот только весёлого, авантюрного и по-своему надёжного Марта в соседней камере уже не окажется.
 
…И хорошо, что не окажется. Если он останется на свободе, если он не наделает никаких глупостей, начнёт новую жизнь — всё это при любом раскладе будет не напрасно.
Жрец куда-то удалился, и каменное лицо Лиграна слегка расслабилось. Однако он не остановился и каменныантимагический браслет с меня не снял.
От кирпичного забора до непосредственно здания — метров пятнадцать соверщенно пустого пространства, земля посыпана чем-то вроде битого серого щебня. Ни тебе тараксумов, ни иной иномирной флоры с порхающими над нею откормленными твартами. Да и зачем? Смертникам прогулки не положены, к чему утруждаться с садовым ландшафтом… Несколько стражников патрулируют территорию — обыденное, даже мирное зрелище. Оружия не наблюдается, сторожевые кварки на поводках у ног не сидят. Однако и желания рвануть сайгаком в сторону не возникает: мало ли какой донум у парней в синих костюмах. Магический плевок в спину с электроразрядом, например.
Мы с лиртом идём рядом, словно я не преступница, а коллега, стажёр на полставки. У дверей в святая святых Лигран останавливается и пропускает меня вперёд. Вряд ли это джентльменство, скорее — элементарная осторожность и желание иметь приговорённую к смертной казни преступницу перед глазами, а не за спиной, но жест получается естественным и настолько элегантным, что мне почти жаль обстоятельств нашего знакомства — в других декорациях, например в элитном ресторане или в Большом театре, лирт Штирлиц смотрелся бы бесподобно.
Лигран кивает одному из подошедших "синих", отдаёт какое-то распоряжение — голос слишком тих, а у меня в ушах начинает нарастать невнятный шум, так что слова разобрать невозможно. Да и не нужно, всё понятно и так: четыре стражника, два спереди, два сзади недвусмысленно намекают на то, что пора возвращаться к истокам. Эскорт удвоился, а результата ноль. Впрочем, на волю сбегала, чужой мир посмотрела, на кварке покаталась… Будет о чём вспомнить.
Было бы только когда вспоминать.
Однако ведут меня не в камеру, а совсем в другое место. Совершенно ни на что, ранее увиденное, не похожее. Просторный пустой зал без окон, прохладный, словно где-то там, за стенкой работает мощный, но бесшумный кондиционер. Может, так оно и есть? Одна из стен задрапирована тёмно-синими, едва заметно колышущимися шторами, единственным украшением интерьера. Пол каменный, покрытый хаотичными расплывчатыми розоватыми пятнами, словно нерадивая уборщица пыталась помыть пол неразбавленной кровью.
Тоже мне, профессиональные запугиватели.
Я стою посреди зала, стражники застыли у дверей, а меня начинает покалывать неприятное, тянущее предчувствие. Браслет из мезонтита немного нагревается — или мне так только кажется?
Лигран возвращается не один, а в компании того же жреца и — ещё одного более чем загадочного персонажа в плаще. В плаще, надетом задом наперёд — капюшон накинут на лицо, в то время как чуть вьющаяся пегая макушка остаётся открытой. На секунду глаза следователя вспыхивают, но взгляд он отводит быстрее, чем я успеваю уловить моментальную яркую эмоцию. Маска равнодушия снова оказывается на его лице.
Жрец подходит ближе, накладывает руки на браслет — и тот легко соскальзывает вниз. Хочется потереть освобождённое зудящее плечо — но руки сами собой прижимаются к бёдрам. Открываю рот — но наружу оттуда выплёскивается только стылая немота. Ноги прирастают к полу.
Опять?!
— Мне очень жаль, Агнесса, — тихо произносит Лигран. — Мне, правда, очень жаль.
Переливающегося купола, означающего, что наш разговор сокрыт от окружающих, нет, но мне всё равно на мгновение кажется, что кроме нас двоих здесь никого нет. Лигран выдыхает и продолжает с трудом. Но что мне за дело до его терзаний?
— Я ничего не могу поделать, я столько раз просил вас о сотрудничестве и предлагал помощь, но… Закон есть закон, король в ярости и отказал в какой-либо отсрочке. И сейчас… лирта, если хотя бы сейчас… я понимаю, что сказать вы ничего не можете, но, может быть, вы напишете?