Купеческий сын и живые мертвецы (СИ)

Крутанувшись на месте, Иван быстро оглядел свой номер. В прекрасно оставленной гостиной всё блистали чистотой: и паркетный пол, и хрустальная ваза на столе, покрытом камчатной скатертью, и стёкла в окне, подле которого стоял низенький, но явно очень удобный диванчик, и графин с водой и двумя стаканами, что стояли тут же, рядом — на ломберном столе.
И здесь же белел прямоугольный предмет: свернутая в несколько раз газета. Иван шагнул к столу, взял газету и с нею в руках опустился на диванчик.
Машинально Иванушка принялся выискивать, не пишут ли что-то новое о стачке кренгольмских ткачей, которая давеча так заинтересовала его. Но — ни об этом, ни о Поти-Тифлисской железной дороге, ни даже о готовящейся встрече государя Александра Второго с германским кайзером и австро-венгерским монархом в газете не оказалось ни строчки. Зато Иван Алтынов обнаружил в ней вещи почти что невероятные.
— В соответствии с Манифестом Государя Императора о всеобщей воинской повинности, оглашенным в январе, — прочёл Иван, — на военную службу из числа представителей различных сословий в апреле сего года было призвано... — И далее шла колонка цифр, согласно которым армию Российской империи пополнили не только рекруты из числа крестьянских детей, но и сыновья дворян, купцов и даже лиц духовного звания.
Впрочем, о военной реформе, которую осуществлял по поручению Государя Императора министр Милютин, Иванушка и прежде краем уха слышал. А потому куда большее впечатление произвела на него статья иного содержания.
"Как сообщают нам представители Петербургской Академии Наук, — писал автор поразительной заметки, — Ломоносовская премия нынешнего года будет присуждена выдающемуся электротехнику Александру Николаевичу Лодыгину — за изобретение лампы накаливания, которая позволяет производить освещение при помощи электрической энергии. Уходят в прошлое времена тусклого света — благодаря господину Лодыгина всех нас ожидает лучезарное будущее!"
— Да это прямо роман Жюля Верна! — воскликнул Иванушка в полный голос. — Может быть, тут и о путешествии из пушки на Луну что-нибудь будет говориться?
Но о таких путешествиях газета ничего не писала. Зато Иван отыскал небольшую заметку о перемещениях куда более прозаического свойства. "Послезавтра, 17-го мая, — говорилось в заметке, — ожидается знаменательное событие в развитии железнодорожного сообщения на Кавказе: прохождение первого поезда через станцию Тихорецкая Владикавказской железной дороги".
Только тут купеческий сын додумался вернуться к первой странице газеты и взглянуть на дату. 15 мая 1874 года — вот что увидел он. И потрясло его даже не то, что эта дата почти на два года отстояла от времени, о котором он помнил ясно и отчётливо. Нет, куда больше купеческого сына поразило совпадение: это была не просто дата, а его собственный день рождения — в который ему сравнялся бы двадцать один год.
— Так он и сравнялся, — услышал Иван голос, и только четверть минуты спустя осознал, что снова заговорил вслух он сам. — Причём твой день рождения был ещё вчера. Потому-то сегодня к тебе и прибудет визитер из Живогорска: господин Мальцев, уездный нотариус.
4
Мальцев Николай Степанович состоял поверенным в делах купца первой гильдии Митрофана Кузьмича Алтынова уже без малого двадцать лет. Так что его прибытие из Живогорска вряд ли могло считаться чем-то необычным — с учётом того, что Иван Алтынов достиг возраста совершеннолетия. Однако фраза, с которой Николай Степанович начал свой разговор с Иваном, всё равно неприятно поразила купеческого сына.
— Ваш батюшка, — сказал господин Мальцев, — оставил мне четкие распоряжения по поводу вашего совершеннолетия — на случай своей смерти или безвестного отсутствия.
— Или безвестного отсутствия... — как эхо, повторил за ним Иван.
Однако нотариус эти слова истолковал неверно. Изобразив на лице приличествующую случаю озабоченность, он произнес:
 
— Да, я понимаю: я сам, как и вы, Иван Митрофанович, удручен тем, что почти двухгодичные поиски вашего батюшки ни к чему не привели. Однако закон есть закон: я обязан исполнить миссию, которая на меня возложена. И, во-первых, объявляю вам: с этого дня вы становилась полным, без всяких ограничений, владельцем семейного дела купцов Алтыновых и всех сумм на банковских счетах, принадлежавших вашему отцу. А, во-вторых, согласно распоряжению вашего батюшки я передаю вам документы, которые он оставлял мне на хранение. Ну и, разумеется, копию его завещания — чтобы вы могли лично с ним ознакомиться. — С этими словами Мальцев протянул Ивану пухлый пакет из коричневой манильской бумаги.
— Завещание моего отца? — вновь переспросил Иван.
И нотариус опять неверно истолковал тот сомневающийся тон, каким купеческий сын это произнес. Но теперь он заметно смутился, даже взгляд на миг опустил. Но потом, впрочем, совладал с собой — поглядел Ивану прямо в глаза.
— Быть может, — сказал Николай Степанович, — до вас доходили слухи о том, что батюшка ваш перед самым своим исчезновением имел намерение свою духовную переписать? Так вот, это не слухи: Митрофан Кузьмич и вправду это со мною обсуждал. И я даже подготовил ему для подписи соответствующую бумагу. Однако я должен сказать вам и другое: Митрофан Кузьмич сильно колебался относительно предполагаемых изменений, оттого новый документ и остался не подписанным. Полагаю, теперь-то уж точно он его подписывать не стал бы — никогда не передал бы семейное дело в управление вашему двоюродному брату Валерьяну. Батюшка ваш гордился бы тем, что делаете сейчас — что учитесь в университете и что изучаете, среди прочего, коммерческое право. И я не сомневаюсь: лучшего наследника, чем вы, Митрофан Кузьмич для себя и пожелать не мог бы. Но позволю себе спросить: каковы ваши дальнейшие планы? Намерены ли вы вернуться в Живогорск по окончании курса? Пока что ваша маменька управляет всеми делами, но теперь у вас есть законное право её сменить.
Иван не меньше минуты молчал — пытался хоть как-то осознать всё то, что нотариус на него излил. Но потом всё-таки ответил:
— Я, пожалуй что, повременю с окончательным решением. Быть может, вернусь. А, может статься, продолжу обучение за границей. Да и потом, — он кивком указал на газету, — мне по жребию может и воинская служба выпасть. Но сменять маменьку во главе семейного дела я пока что точно не планирую.
— Ну, — сказал господин Мальцев, — вас, как единственного сына у родителей, на воинскую службу призвать не могут. А обучение за границей — дело, конечно, достойное и полезное. Но к этому вопросу мы ещё сможем вернуться позже. Теперь же я, с вашего позволения, вас ненадолго покину: вернусь к себе в гостиницу. Мне надобно подготовить вам на подпись доверенность на временную передачу управления вашим наследством Алтыновой Татьяне Дмитриевне.
5
Когда нотариус ушёл, Иван Алтынов ещё минут пять просидел в задумчивости, не открывая принесенного Мальцевым конверта. Но потом все-таки разломил на конверте сургучную печать — поморщившись от скрипучего хруста, который она издала. И вытянул не глядя первый попавшийся листок из довольно внушительной пачки документов.
Это оказалось письмо, написанное изящным женским почерком — адресованное его отцу. И тут уж Иван не сплоховал: первым долгом глянул на подпись в конце.
— Аглая Тихомирова! — ахнул он. — Мать Зины!..
Черноглазую красавицу-жену священника, на которую Зина чрезвычайно походила лицом, он знал много лет. Однако понятия не имел, что она состояла с его отцом в конфиденциальной переписке. Текст её письма был следующим:
"Милостивый государь Митрофан Кузьмич! 
Чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам таким образом, поскольку переговорить с Вами с глазу на глаз я, увы, не имею возможности. А события, к которым я по недомыслию своему оказалась причастна, касаются Вас более, чем кого бы то ни было.