Купеческий сын и живые мертвецы (СИ)

Одно только и было хорошо: исправник Огурцов покинул дом Алтыновых, после того как уразумел: ни Ивана, ни Валерьяна Эзопова он до утра отыскать не сумеет. И — да: он пообещал вернуться утром. Однако это давало хоть какую-то фору по времени старшему приказчику Лукьяну Сивцову. И тот смог найти этому времени единственное применение: отправиться следом за доктором в дом отца Александра Тихомирова. Где, как полагал Лукьян Андреевич, и скрывается сейчас Иван — вместе со своим двоюродным братом Ввлерьяном Эзоповым.
4
— Держи фонарь повыше! — велел Иван. — Эти существа, как я понял, на свет не особенно реагируют. — А мысленно купеческий сын прибавил: "У многих из них и глаз-то не осталось — столько времени они пролежали в земле, пока ты из оттуда не поднял!"
Валерьян, впрочем, и сам отлично уразумел теперь, что он сотворил своими деяньями. Он вскинул над головой руку с лампой, и в её свете Иван увидел, как лицо его двоюродного брата болезненно кривится — то ли от раскаяния, то ли просто от отвращения.
Однако долго в это лицо вглядываться он не собирался: воззрился на рваную толпу за чугунной оградой. И с удовлетворением кивнул самому себе: толпа эта по-прежнему отчётливо разделялась на две части, в каждой из которых происходило круговое движение. Одну часть составляли правики, другую — левики.
Иван шагнул к воротам и принялся разматывать на них цепь.
— Когда я скажу, — не поворачивая головы обратился он к Валерьяну, — иди следом за мной, шаг в шаг. И держи расстояние не больше аршина. Коли отстанешь, сам сделаешься таким, как они все. — И он коротко взмахнул рукой в сторону погоста, одновременно толкнув створку ворот.
Зазор между правиками и левиками оказался узким. Ивану следовало бы ещё подождать, вот только времени на это у него оставалось вовсе. Так что он ухватил обеими руками рукоять косы, чуть согнул колени — как учил его когда-то делать при косьбе приказчик Лукьян Андреевич — и на резком выдохе взмахнул страшным орудием. Голова подступавшего к нему мертвеца отлетела и покатилась по мокрой траве раньше, чем купеческий сын разогнул ноги, нанеся свой удар. Он услышал, как за спиной у него Валерьян издал потрясенный возглас, но снова к нему даже не повернулся. А обезглавленный мертвец, ухитрившись сделать ещё два или три шага, животом вперёд повалился наземь. Руки его так и висели плетьми вдоль тела — это только живые выставляют их перед собой при падении. Так что, упав, он словно бы принял стойку "смирно": замер в абсолютной неподвижности.
— Идём, быстро! — бросил Иван через плечо. — И не опускай фонарь!
Дорогу к фамильной усыпальнице Алтыновых он бы и без света сумел отыскать, однако ему требовалось освещение на случай новой косьбы. Бритвенно наточенное лезвие косы блеснуло в свете лампы, которую держал Валерьян, но — блеснуло уже не так ярко, как прежде. Его теперь пятнало вещество, название которому Иван Алтынов даже придумывать не хотел. Почти бегом, временами скользя на непросохшей после дождя земле, он устремился туда, где зияло чёрным провалом вместо витражного окна каменное сооружение с двускатной крышей.
5
Лукьян Андреевич не стал, конечно же, закладывать посреди ночи коляску. Во-первых, идти до дома отца Александра ему было всего ничего. А, во-вторых, по пути он желал ещё раз обдумать сложившуюся ситуацию. Решить, что именно он станет говорить Ивану Митрофановичу Алтынову, а о чем предпочтительнее будет умолчать.
Мысленно Лукьян Сивцов стал уже величать хозяйского сына именно так — Иваном Митрофановичем. Ибо предощущал, что скоро он и станет его новым хозяином — наследником алтыновского дела.
— Если только... — прошептал едва слышно Лукьян Андреевич, ходко вышагивая по Губернской улице; но не стал до конца приговаривать свою мысль вслух.
Это его "если" подразумевало отнюдь не возвращение домой Кузьмы Петровича. В том, что тот уже не воротится, приказчик уверился почти что без сомнений. Нет, "если" означало: Иван унаследует отцовский капитал и все предприятия Алтыновых, если его не обвинят в убийстве и отца, и бывшей няньки Мавры. Облыжно обвинят — в этом у Лукьяна Андреевича тоже не имелось ни малейших сомнений. Но — ежели эти обвинения опровергнуть не удастся, Ивана Алтынова будет ждать не отцовское наследство, а Владимирский тракт. И, возможно, пойдёт он по этапу на каторгу не один, а в компании кое-кого из своих родственников. Лукьян Андреевич не знал точно, существует ли срок давности по делам об убийстве. Да и, в любом случае, если правда о гибели Кузьмы Петровича Алтыновараскроется, не поздоровится не только его убийце. Не поздоровится всем, кто оказался причастен к сокрытию улик по этому делу. Включая и самого приказчика Сивцова.
 
Потому-то он и решил для себя: пока что выкладывать Ивану Митрофановичу всю правду нельзя никак. С такой мыслью он и подошёл к дому протоиерея Тихомирова, от которого уже отъезжал докторский экипаж.
— Погодите минутку, сударь! — крикнул Лукьян Андреевич и крепко ухватился под узцы кобылу, впряженную в одноконную коляску, придержал её. — Мне надо бы задать вам вопросец-другой!
Доктор — это было видно даже при неярком свете фонарей, крепившихся к верху его экипажа — при этих словах поморщился. Однако спорить с Лукьяном Андреевичем не стал: спустился наземь. И они вместе отошли к ограде дома отца Александра.
— Со священником всё будет в порядке! — поспешил заверить эскулап своего собеседника. — Я туго перетянул ему ребра. И признаков пневмоторакса не обнаружил. Сейчас он находится на попечении дочери, а уже завтра должна воротиться домой его супруга.
— Хорошо, что отец Александр не сильно пострадал, — сказал приказчик Сивцов. — Но я не только об этом хотел вас спросить. Был один случай, по которому вы давали своё заключение — около пятнадцати лет тому назад...
6
Расчёты не подвели Ивана Алтынова: до фамильного склепа они с Валерьяном добрались почти что без препон. Всего один раз купеческому сыну пришлось снова пусить в ход свою косу — когда дорогу им заступил безглазый мертвец, отбившийся то ли от правиков, то ли от левиков. Но он почти что не замедлил продвижение Ивана и его спутника: безглазая голова покатилась в кусты бузины, и они побежали дальше. До рассвета, по прикидкам Ивана, должно было оставаться ещё около часа. У него даже не было времени, чтобы поглядеть на часы и проверить это, однако он заметил, что небо на востоке уже начало сменять чернильно-синий оттенок на серо-лиловый.
Саженях в пяти от склепа Валерьян остановился, повернулся к Ивану:
— Примерно здесь я был утром.
— Тогда, — сказал купеческий сын, — отсюда поиски и начнём. Наливай в миску воду!
Валерьян сделал, как ему велели: поставил наземь глиняную миску и наполнил её до самых краёв водой из бутылки. А потом бросил в воду первую из иголок, переданных им Зиной.
Игла моментально ушла на дно глиняного сосуда, и в голове у Ивана мелькнуло: "Наврала Зинина бабка: никакой этой не компас". Однако уже черед секунду утопленная иголка словно бы шевельнулась, сделавшись похожей на тощего малька. А потом — сама собой всплыла. И начала вращаться против часовой стрелки, вначале — медленно, потом — всё быстрее.
Как завороженные, Иван и Валерьян следили за ней, из-за чего едва не проморгали появление ещё одного мёртвого гостя, которому пришлось отсечь голову. Но за то время, пока купеческий сын маха косой, игла как раз успела своё движение прекратить: замерла на поверхности воды, чуть притопив острый кончик — так, что он указал на определённую точку на земле, примерно в аршине от них.
Валерьян тотчас опустился на колени и принялся руками разгребать в этом месте размокшую почву. Лампу он при этом опустил рядом с собой на землю, и в её свете переливающейся каплей смоляного цвета блеснул первый из камней, оставленных здесь: морион — черный хрусталь.